Варвара Алексеевна озадаченно нахмурилась:

- А о чём Вам так спешно требуется поговорить с папенькой? Или я вмешиваюсь в дела строго конфиденциальные?

Всеволод Алёнович приглушённо рассмеялся. Варенька поспешно повернулась, чтобы увидеть его улыбку, но застала лишь привычно чуть приподнятые уголки губ.

- Варвара Алексеевна, Вы очаровательны. Я хотел сказать, что готов хоть завтра просить Вашего батюшку благословить нас.

Барышня замерла, на миг ей показалось, что всё вокруг покрылось толстым слоем пыли, как замки в романах, кои старшая сестрица перед сном читает и под подушкой прячет. А потом в темноте спать боится и свечку у изголовья на ночь оставляет. Но самое странное, категорически отказывать Зеркальщику в его притязаниях девушка тоже не желала, хотя точно знала, что одного её короткого слова отказа будет достаточно, чтобы тема сватовства больше никогда не поднималась.

- Вольно Вам смеяться надо мной, Всеволод Алёнович, - капризно повела плечиком Варвара Алексеевна, решив считать всё лишь шуткой.

- А я не шучу, Варвара Алексеевна, - голос мужчины был тихим, но проникал, казалось, в самую глубину души, - Вы моё Отражение.

- Кто? – пролепетала девушка, пытаясь призвать к порядку заметавшиеся пчелиным роем мысли. Сердце отчего-то распахнуло крылья и воспарило ввысь, коленки стали мягкими, словно рождественский студень, а голос дрогнул.

- Отражение, - терпеливо повторил Всеволод Алёнович. – Суженая, богоданная, пара одна и на всю жизнь.

По лицу Вареньки помимо её воли растеклась счастливая улыбка. Конечно, всё это совершенно несвоевременно, и мечталось (да и мечтается) об ином, о службе, а не о тихих прелестях семейного счастия, но как же всё-таки приятно! Как лестно знать, что именно она, Варенька Изюмова, барышня отнюдь не кукольной красоты, без длинной родословной, корнями уходящей в глубину веков и десятков сундуков золота, стала Отражением Зеркальщика! Как он сказал? Богоданная? Девушка не удержалась и приглушённо пискнула от восторга. Хотела ещё в ладоши похлопать, да застыдилась, всё-таки не маленькая уже, нужно приличия соблюдать. Варвара Алексеевна укрылась за веером и украдкой посмотрела на своего кавалера. Всеволод Алёнович выглядел невозмутимым, только серые глаза потемнели, да шрам опять побагровел, выдавая душевное смятение.

«Да что же это я, - охнула Варенька, мучительно покраснев, - человек мне сердце открыл, а я молчу как истукан бессердечный! В самом деле, нельзя же тиранить хорошего человека!»

- Благодарю Вас, сударыня, - Всеволод Алёнович ласково сжал пальцы девушки.

- Несносный Вы человек, - рассердилась Варенька и даже шлёпнула Зеркальщика по руке веером, - опять мысли читаете! То есть эти… отголоски чувств, вот!

- Я не прилагаю для этого никаких усилий, - виновато развёл руками Всеволод, с трудом удерживаясь от того, чтобы заключить барышню в объятия, - для меня это так же естественно, как дышать, ходить либо говорить.

Карие глаза Вареньки загорелись от любопытства:

- А откуда у Вас сей дивный дар? От батюшки?

- Нет, от матери. Вопреки многочисленным слухам, женщины тоже могут обладать даром Зеркальщика, но в отличие от мужчин не могут его использовать без дополнительной магической помощи.

Всеволод Алёнович покосился на спутницу и с удовлетворением заметил, что беседа ей интересна и приятна. Какое счастье, что судьба сделала его Отражением именно эту барышню, а не какую-нибудь тощую девицу, у которой глаза начинают слипаться, стоит только разговору свернуть с темы балов да кавалеров!

- Без дополнительной помощи? – Варвара Алексеевна удивлённо приподняла брови. – Как это?

Зеркальщик помолчал. Беседа свернула на тропу, коей он ходить не любил, так как давнее прошлое всё ещё причиняло боль.

- У моей матушки была подруга, которая давала ей силу для совершения необходимого чародейства. Сама по себе маменька даже отразить взгляды не могла... из-за чего и погибла.

Варенька чуть слышно охнула и прижала похолодевшие пальчики к губам. Вот ведь, любопытство неуёмное, так, походя, коснулась раны незажившей! Чтобы скрыть смущение и перевести разговор в менее печальное русло, девушка спросила:

- А на какое чародейство способны Зеркальщики? В Энциклопедиях вас каким только даром не наделяют.

Всеволод пожал плечами:

- Талантов у нас много, но они всё же не безграничны. Мы можем видеть отпечаток мыслей и чувств, скажем так, незримую глазом оболочку, что окружает каждого человека и служит для защиты его дела и духа.

Барышня кивнула, смутно припоминая, что в одной слёзно вымоленной у папеньки книге читала о таком. Правда, содержание память сохранила отрывочное, уж больно текст оказался скучным да ещё нашпигован, как рождественский гусь, всевозможными магическими формулами да терминами научно-философскими, коих Варенька терпеть не могла. Случалось, что и задрёмывала над книгой, а после того, как одну страницу восемь раз прочла и всё равно ничего не усвоила, вернула фолиант батюшке. Но про незримую оболочку запомнила, до головной боли себя тогда довела, пытаясь свою, как книга гласила, ауру разглядеть.

- Ещё мы умеем принимать облик любого живого существа, отразившегося в зеркале или же любой другой блестящей поверхности, - между тем продолжал Всеволод Алёнович таким спокойным тоном, словно не о дивах дивных толковал, а о дожде, зарядившем в сенокосную пору.

- Правда? – ахнула Варенька и восторженно всплеснула руками. – А покажите, прошу Вас.

Зеркальщик усмехнулся одной половиной рта, затем огляделся по сторонам и шагнул к небольшому круглому столику. Положил ладонь на блестящую, навощённую до зеркального блеска столешницу, после чего вздрогнул всем телом и… пропал. На его месте появилась томноокая блондинка, чьё платье из изумрудного бархата было в полном беспорядке. Варвара Алексеевна ахнула, увидев неприличную глубину выреза, в котором отчётливо виднелась грудь, не сдерживаемая даже корсетом.

- Господи, срам-то какой! – воскликнула девушка, поспешно закрываясь веером.

- Срам – это то, что тут происходило не далее, как три четверти часа назад, - хмыкнул Всеволод, возвращая себе привычный облик.

Девушке стало страшно интересно узнать, что же такого неприличного могло происходить в зимнем саду, да ещё и в самый разгар бала, но стоически сдержалась. Не стоит показывать свою наивность, лучше по возвращению домой у сестрицы один из её томных романов взять для прочтения.

- А я читала, что для Зеркальщиков нет никаких тайн, - Варвара Алексеевна взмахнула ресничками, прогоняя видение пышногрудой блондинки, - Вы душу любого человека до самого донышка осветить можете.

Всеволод Алёнович согласно кивнул:

- Можем. Только чем глубже мы погружаемся в душу другого человека, тем хуже нам потом становится. Я вот, например, следующее полное погружение смогу провести не ранее, как через седмицу.

- А почему так долго? – огорчённо воскликнула девушка.

- Вчера, - по лицу Зеркальщика скользнула лёгкая усмешка, - с одним молодцем по душам потолковать пришлось. Но Вы не печальтесь, Варвара Алексеевна, за время нашей с Вами службы Вы ещё не раз увидите сей процесс. Хотя, смею Вас уверить, ничего примечательного в нём нет. Особенно если со стороны смотреть.

Варенька вздохнула. Жаль, конечно, что самый таинственный дар Зеркальщика невозможно прямо сейчас лицезреть, но, как правильно заметил Всеволод Алёнович, будет ещё время освещением потёмок чужой души полюбоваться. Кстати, а вот и ещё один вопрос прояснения требует.

- Не сочтите меня дерзкой, - барышня кокетливо приложила веер к груди, вспомнила значение сего невинного на первый взгляд жеста и смущённо зарделась, - но, смею заметить, имя у Вашего батюшки для слуха непривычное.

И опять лицо Всеволода исказила хищная улыбка-оскал:

- У моего батюшки имя самое обычное, я же прозываюсь по матушке. Её Алёной звали. Фамилию же мне в воспитательном доме дали, да не простую, а с намёком на мой дар Зеркальщика. Хотя я, признаюсь честно, в отрочестве его за проклятие считал. Не очень-то нас, Зеркальщиков, обыватели простые жалуют.