– Большинство людей, преднамеренно допускающих утечку информации, идут на это либо искренне полагая, что делают доброе дело, либо потому, что им платят. А этот парень, если это парень, хочет, чтобы его заметили. Хочет выделиться из толпы, – высказал свое мнение Рамоутер. – А вырезание отметок на теле… Что он там вырезает? Полумесяц и двойной крест?

Пеллача кивнул.

– Благодаря этим двум символам он точно выделится.

– Толковый парнишка. У него появляются интересные идеи, – заметил Пеллача, закрывая дверь в свой кабинет.

– Он задает правильные вопросы, – ответила Хенли. – Но еще рано делать окончательные выводы.

– Уже прошло два дня. А если быть абсолютно точными… – Пеллача посмотрел на часы. – Два дня, восемь часов и сорок две минуты с тех пор, как ты стала старшим следователем по этому делу.

Хенли опустилась на стул.

– Ты позвал меня сюда, чтобы проверить, как я справляюсь?

– Не надо так говорить. Во-первых, я выполняю свою работу, во-вторых, как ты думаешь, где бы я сам предпочел находиться? Работать «на земле» или сидеть здесь, в кабинете? Я слышал, что ты буркнула себе под нос. Сказала, что я говорю ерунду.

Хенли попыталась не обращать внимания на боль в голосе Пеллачи и не ответила. Она невольно вспомнила разговоры, которые они вели ночами в постели. Тогда Пеллача рассказывал ей о своих амбициях. Теперь у него было лицо человека, который дотянулся до самого большого апельсина на дереве, но фрукт оказался горьким.

– Что с ней? – спросил Пеллача.

– С кем?

– С девушкой. Узомамакой Дарего. Зоуи.

Хенли подумала, не соврать ли ему. Подать ему все под соусом «я просто хочу хорошо выполнять свою работу». Но Пеллача слишком хорошо ее знал.

– Зоуи напоминает мне ее, – призналась Хенли. – Мелиссу Гийма. Я тебе про нее рассказывала.

– Девушку из твоей школы, которая пропала?

– Она не училась в моей школе. Мы с ней вместе выросли. Она жила в одной из квартир в доме через дорогу. Полиция ничего не делала, прессу ее исчезновение не заинтересовало, никто и пальцем не пошевелил, пока не пропала пятнадцатилетняя белая девушка. Ее лицо было повсюду. Во всех газетах, во всех выпусках новостей, но Мелиссой нам пришлось заниматься самим. Это мы ее искали, развешивали постеры, пока я не нашла ее девять месяцев спустя.

– В реке, – тихим голосом произнес Пеллача. Он знал эту историю.

– Зоуи напоминает мне о ней. Вот и все. Кто-то выбросил ее, как мусор. Убийцу Мелиссы так никогда и не поймали. Я не хочу того же самого для семьи Зоуи или семьи Кеннеди.

– Этого не случится, – Пеллача шагнул вперед, словно хотел обнять Хенли, но вместо этого засунул руки в карманы. – А как ты вообще?

Хенли внимательно смотрела на Пеллачу, пытаясь понять, спрашивает ли он о ней в профессиональном плане или личном. Эти границы так давно размылись, что она никогда не могла точно это определить.

– В плане работы все прекрасно, – произнесла она медленно и очень спокойно. – Чего еще я могла пожелать? Я занимаюсь расследованием двойного убийства. Семьи жертв, обе семьи, кажется, говорят искренне, но ты же знаешь, какие бывают семьи. У всех могут быть спрятаны скелеты в шкафу.

– Но все тайное становится явным. Секреты всплывают наружу.

– Как, например, эти метки. Символы. – Хенли взяла со стола стопку клейких листочков и стала вертеть ее в руках. – Мы держали это в секрете, мы никому об этом не сообщали, но теперь… кто-то знает.

– Презумпция невиновности… Это может оказаться простым совпадением.

Хенли натянуто улыбнулась.

– Мы оба знаем, что это никакое не совпадение. Кто-то раскрыл рот. Нам только нужно выяснить, кто именно, а это означает, что мне нужно встретиться с Оливером.

– Что?! Зачем? Вообще-то не отвечай. Черт тебя побери! Должен быть какой-то другой способ.

– Нет другого способа. Врать не буду: я предпочла бы его не видеть, но не думаю, что у меня есть выбор. Кто-то использует его modus operandi, вплоть до вырезания символов на телах.

Пеллача повернулся к ней спиной и снял трубку телефона.

– Стивен, не надо отворачиваться от меня. Что ты делаешь?

– То, о чем ты попросила. Звоню в тюрьму, попрошу соединить с сотрудником, отвечающим за организацию встреч с осужденными, не знаю, как он там у них правильно называется.

– Это не может ждать.

– Я знаю. Если у меня не получится отправить тебя туда сегодня вечером, то пойдешь завтра утром. Так или иначе, ты его увидишь.

Хенли бежала со всех ног. Она видела его прямо перед собой, он несся вперед, топча вереск. Она слышала крик Пеллачи: «Стоять! Полиция!» Резкие вспышки боли пронзали ее горящие голени, но она все равно бежала быстрее, не обращая внимания на металлические кольца наручников, которые били ее по ребрам. На секунду она потеряла его из виду, дышать стало еще тяжелее. Выхлопные газы попали ей в рот и стали спускаться вниз, в глотку. Он внезапно остановился, повернулся к ней и побежал…

– Нет, нет, нет, – пробормотала Хенли и резко проснулась.

Майка, в которой она спала, промокла от пота и прилипла к хлопковой простыне, на которой лежала Хенли. Пот струился между грудей. Она попыталась сбросить простыню, которой накрывалась, но та запуталась у нее между ног. Когда ее глаза привыкли к темноте, она увидела, что Роб лежит на спине, рот у него слегка приоткрыт, он сопит и даже не имеет представления о том, что с ней сейчас творится. Зеленые цифры на часах на прикроватной тумбочке показывали 3.48 утра.

Хенли стянула майку и вылезла из кровати. Она думала, что кошмары прекратились. Жуткие сны и панические атаки преследовали ее на протяжении нескольких месяцев. На глаза навернулись слезы, когда в ванной ее снова охватил страх. Она сняла шорты и включила душ.

– Нет… – вырвалось у Хенли, когда она почувствовала, как теплая струя мочи льется по внутренней стороне бедра.

Хенли покраснела от стыда, схватила полотенце, намочила его под струей воды и вытерла мочу с пола. Ее тело подсказывало, что она не может делать эту работу. Она медленно ломалась. Хенли бросила мокрое полотенце в корзину для белья и шагнула под душ. Она прижалась головой к выложенной плиткой стене и вдохнула пар.

– Я не позволю этому случиться, – сказала Хенли, пока вода медленно стекала по ее спине. – Я не дам тебе меня сломать.

– Боже, какое депрессивное место, – сказала Хенли, когда они с Рамоутером оказались за покрытой ржавчиной дверью тюрьмы Белмарш. Внутри все казалось совершенно обезличенным. Стены и в коридоре, и в комнатах охраны были покрашены серой краской неприятного оттенка. Хенли с трудом удержалась, чтобы не помахать в одну из камер видеонаблюдения, установленных во всех углах. Каждую прикрывал небольшой черный купол. В будке охраны из пуленепробиваемого стекла сидела женщина. Она оторвалась от своей «Дэйли мэйл», подняла голову, посмотрела на Хенли, перевела взгляд на Рамоутера и вздохнула.

Рамоутер украдкой взглянул на Хенли, и этого взгляда было достаточно. Они мгновенно поняли друг друга и эту женщину из тюремной охраны – они всю жизнь сталкивались с предвзятым отношением из-за цвета кожи. Уловив это тончайшее проявление расизма, Хенли почувствовала, как у нее начинают гореть щеки. Она как будто услышала ее немой вопрос: «Что вы здесь делаете?»

Поняв, что женщина за пуленепробиваемым стеклом ухмыляется, Хенли резко постучала в стекло, опустила удостоверения сотрудников полиции и сложенный лист А4 в металлический лоток и стала ждать.

– Инспектор? Из отдела расследований? – уточнила женщина.

Хенли ждала, что та еще добавит: «Правда?» – ведь недоверие ясно слышалось в ее голосе. Но ничего подобного не прозвучало. Женщина за стеклом отошла в дальнюю часть кабинета и сняла трубку телефона.

– Да. Двое. Хорошо. Хорошо. Да, я знаю. Да.

Хенли раздраженно вздохнула и покрутила головой. Она почувствовала, что потянула шейную мышцу. Женщина из охраны вернула им удостоверения и открыла дверь, которая вела непосредственно в тюрьму. Хенли и Рамоутера обыскали, заколку для волос Хенли пришлось выбросить в мусорную корзину. Потом они ждали, пока безликие сотрудники тюрьмы в диспетчерской сверят их отпечатки пальцев с отпечатками на их документах.