– Не-е-е, – протянул Леша, трепая свои волосы, – Ты это, забыл уже? Сегодня надо будет сгонять на ту улицу к дядь Феде, – он неуклюже подмигнул.

– А-а-а, да, водяра. А ты, типа, прям так у него и сопрешь? Может, занести ему чего?

– У тебя есть что-то?

– Да вроде нет.

– Ну и у меня тоже, – подвел итог Леша, вставая и поправляя бирюзовую футболку, чьи плечи были в пятнах, наверное, от машинного масла.

– А ты, Макс, пойдешь? – спросил Антон, – Там тема есть, пузырь можно получить.

– Сомневаюсь, – ответил за меня Вася. Он смотрел на дома за перекрестком с каким-то рассеянным видом.

– Не, пацаны, я не пью, – в этот момент струны моей души сильно напряглись, ожидая очевидной насмешки.

Усмехнулся только Леша, а нос-картошка кинул бычок на землю рядом и покачал головой, на мгновенье показавшись мне каким-то странным мудрецом с опытом прожитой жизни, который даже не спускался до того, чтобы указать мне на мою глупость.

– М-да, как же ты живешь? – спросил самый большой, – А вы там в Москве, как, в завязке типа? Или только по праздникам? – он улыбнулся.

– Да я вообще не пью. Никогда, – я немного соврал.

Антон снова выругался, удивившись моему ответу.

– Да… отстали мы от этой… как там… цивелизации, – он выговорил это последнее слово по слогам, отчетливо произнеся “е”, – Ну тогда хер с тобой, мы погнали к дядь Феде. Бывай, Макс.

Они втроем встали и пошли по дороге вниз, в сторону школы. Да, здесь есть школа, я ее вспомнил. Кинув на прощание пару словечек, вся группка уже не оборачивалась ко мне, продолжая о чем-то беседовать и смеяться.

Я пошел обратно домой, ловя спиной последние лучи уходящего света. Моя огромная тень падала впереди, становясь все выше и не отступая от меня ни на шаг, насмехаясь над моим телосложением. Деревья возле дороги равнодушно поглядывали на мою судьбу, как бы невзначай, и делали молчаливые выводы, перешептываясь между собой, когда ветер проходил мимо, словно гонец, распространяющий укоризненное безмолвие дальше.

Я повернулся и взглянул на настенные часы прямо над порогом. Без пяти минут девять.

– Видал? Зебра на столе, под полотенцем, садись покушай.

– Да я же только кушал.

– Где это только? Девять часов уж, а мы в шесть садились. Ну если не хочешь, потом поешь, чай я заварила свежий, вон, – она кивнула в сторону маленького черного чайника на полочке под шкафчиком для приправ и кофе, – Термопот тоже ставила, слила, можешь наливать.

– Хорошо, спасибо.

– Заставлять не буду.

Она сидела за ноутбуком с открытыми вкладками одноклассников, вконтакте и какого-то сайта про кино, а я так и стоял перед столом, глядя в окно, за которым виднелась молодая яблоня с извилистыми ветвями. В этом году без урожая.

– Чего не сядешь?

– Не знаю, – я повертел головой из стороны в сторону, – Пойду почитаю.

Взяв собрание сочинений Булгакова, я отыскал “Мастера и Маргариту”. Книга ни о чем. Безумие и бред смешались воедино, открывая волю авторской идее и закрывая всякий намек на спокойное чтение. А в итоге только рыцари гнетущей пустоты, наказанные за свою жизнь, но эта история все еще одна из самых важных – первое прочтение оставляет слишком сильные эмоции, и на этой почве всегда находишь свой сокровенный смысл всех бессмысленных слов, запечатывая его и книгу в сознании до скончания времен.

Придумал свое мировоззрение, читая столбики символов.

Пролистав еще два десятка страниц, я рухнул на кровать. Не хочу читать Булгакова. Пошел на кухню и сделал чай, разглядывая хаотичную текстуру бело-коричневого кекса.

Он был вкусным.

– А ты куда хочешь поступать? – спросила бабушка, все еще сидя за ноутбуком.

Смородиновое варенье капнуло на палец и стекло на стол.

– Не знаю, я думал остаться в Москве, пойти куда-нибудь в политех, если прокатит.

Она взглянула на меня, пригубив чай.

– А может не прокатить?

– Да-а, вообще-то, все может быть. Я не уверен, что будет, но, надеюсь, наберу баллов двести пятьдесят.

– Ну ты же умный парень, куда денешься. Сдашь это ваше ЕГЭ и пойдешь дальше учиться.

– Угу. Постараюсь.

Я много думал о своей жизни и будущем, но так ничего и не придумал. Иногда кажется, что думать – худшее, что придумало человечество.

– Ну как?

– Вкусно.

– Это хорошо, давно не пекла зебру.

Я почистил зубы и снова рухнул на кровать.

– Спокойной ночи, бабуль!

– Давай, спокойной!

Под одеялом было прохладно, по ногам пробежала дрожь. Я укутался и лег возле окна, готовясь уснуть в ближайший час. Это всегда занимало слишком много времени, и я снова свалился в блуждающие мысли.

Я люблю мечтать. О чем угодно. Счастливая жизнь где-то вдалеке отсюда или интересная ситуация, мое решение в нужном месте в нужное время, безусловная любовь как в книжках и прекрасные друзья, не дающие заскучать. Отправиться на звездолете покорять космос, прихватив длинноухих, или же с ними бродить по средиземью в поисках драконов. Мне нравится миры Толкиена, нравится представлять себя в роли какого-нибудь загадочного наемника с темным прошлым, который бродит по выдуманным землям и сражается с чем-то плохим. Нравится выполнять различные задания за золотишко, нравится думать, что я играю важную роль в истории. Воображению и фантазии нет конца, но всегда приходит начало. Эта скверная причина зарыться в одеяло, глухое эхо памяти, заставляющее опускаться еще ниже в пучины воспоминаний, а там всегда…

Больно. Что-то странное, большое, круглое и склизкое, и… пустое. Не просто полое, это что-то по-настоящему пустое. И это страшно.

Рядом с домом компании “Зингер” не было ни одного человека. Вода в канале грибоедова стояла на месте, совсем не двигалась, словно замёрзла, но на дворе было лето. По крайней мере, снега я нигде не видел. Да и воды я не видел, но почему-то знал, что она не двигается. Может, совсем недавно я проходил по набережной? Но я ничего не помню. Я озирался по сторонам. Никого. Я пошел ко входу в дом книги, но он оказался заперт. Я оглянулся на Казанский собор, но не сам – что-то меня толкнуло. Я смотрел на него. Я изо всех сил пытался понять, что значит это злосчастная буква “Я”, будто в этом знании хранилось спасение. Только от чего?

Да, я понял. Колонны Казанского собора были покрыты небольшими трещинами, тянущимися с низу до самого верха, причем я, пройдя сквер и оказавшись почти вплотную к собору, всё никак не мог увидеть этот самый верх колонн. Он уходил в бескрайнее небо цвета горящих углей. Как ни странно, но белые облака на этом черно-красном небе казались мне до крайности удивительными и абсурдными, когда как само полотно горящих углей было привычным и даже неприметным.

Так что я понял?..

О нет…

Вокруг царило безлюдье и только слышимая тишина разносилась по улицам.

Я забыл это. Конченное небо! Вот так всегда! Стоит только понять что-то действительно важное, как тут же приходит всякая дрянь и вышибает тебе мозги!

Почему я в Питере?

На колонне, возле которой я стоял, откуда-то взялась пожарная лестница, обвивающая по спирали уходящий в бесконечность каменный столб с трещинами. Она выглядела ветхой и ненадежной, именно поэтому я решил взобраться по ней. Других причин я отыскать не мог. Я уронил ногу на первую деревянную ступеньку, и она стала ужасно скрипеть, прогибаясь под моей тяжестью. На сотой ступеньке мне в голову пришла гениальная мысль – посмотреть вниз, и я, подойдя к каменным перилам с узором вьющихся растений(они оказались холодными, когда мои дрожащие руки коснулись камня), опустил взгляд на самое дно.

До земли было от силы метра два, а может и меньше. Я посмотрел назад, но лестница ничуть не изменилась с тех пор, как моя нога повалилась на первую ступеньку. Впереди было также. Я начал считать заново.