Я перешагнул лопату и уже было решился возвращаться в дом, но вдруг оглянулся направо. Там возвышался, окутанный тьмой и облитый дождем, густой лес. Он сливался в одну большую черную точку. Полночь приближалась неумолимо.

Через огород тянулась узкая тропа, по которой, собирая большой слой земли подошвами кроссовок, шел я. Кроны почти незаметно качались на ветру, но шум дождя затмевал шорох листьев.

Ох и пожалею я потом об этом.

Остановившись возле конца огорода, я стал смотреть на стену деревьев. От них веяло холодом и свежестью, но в тоже время они были мрачными и жуткими. Какой-то треск раздался слева, а потом вдруг – чириканье. Я увидел огромный ствол, принадлежавший дубу, чей вид выражал непоколебимое величие и грандиозность. Наверное, он был старше любого жителя этой деревни. А может, и самой деревни. Я промок насквозь, но не спешил уходить. Низ моих брюк был полностью заляпан, не говоря уже о некогда белых кроссовках, но сейчас я был увлечен только этой равнодушной и контрастной природой. Но потом мне стало не по себе. Сначала прозвучал какой-то глухой удар, но так тихо и неуловимо, что я решил, будто мне показалось. Потом был крик. Какой-то отчаянный и безнадежный. Мне стало очень страшно, но ноги не двигались. Вопль был приглушенным и тихим, и я надеялся, что источник этого ужасного звука где-нибудь очень далеко. Через пару секунд после того, как все стихло, я как-то жалко сглотнул и начал пятиться назад, не сводя глаз с поглощающего рассудок леса. Так я доплелся до холмика, все еще кидая взгляды то на огромный дуб, то на место, которое, как мне казалось, вело в сторону крика. Ударил гром, где-то сверкнула молния. Я развернулся и быстрым шагом пошел к крыльцу миновав бочку с лопатой. Когда я стал снимать обувь перед ступеньками, до меня наконец дошло: навес оставался бесшумным. Ничего не стучало. Дождь кончился, хотя небо все еще было серым. Сняв мокрые носки, я прошел на кухню, стараясь не показывать свое удивление и непонимание, смешанное с испугом. Но в голове все еще раздавался крик.

Что это было?

Мама с бабушкой ели плов.

– Максим, садись давай, пока горячее! – бабушка взяла кусок черного хлеба.

– Угу.

Стеклянная кружка висела над раковиной на подвесном держателе. Я обернулся к ним, взяв кружку.

– Ширинку застегни, – сказала мама, с пылким аппетитом черпая ложкой плов. Она бросала на меня призывающие взгляды, как бы говоря мне, чтобы я торопился.

Налив себе воды, я сел на диван(перед этим застегнув ширинку, конечно).

– А чего воду то? – спросила бабушка, – Чай же есть. И кофе тоже. Налить?

Она ничего не ответила на мои покачивания головой, но немного погодя продолжила с другой темой:

– Следующий год – последний. Как там в школе? Золотая медаль будет?

Мама тяжело вздохнула, увидев мои брюки, и стала оглядывать свои, пока я, закусывая сырником плов, пытался подобрать слова для ответа.

– Ну, вообще-то, неплохо. Пара четверок стоит, но их можно исправить потом, да и… что там в школе может быть? Как-то учимся.

– А поступать уже решил куда? В Москве будешь?

– Да, скорее всего, куда еще?

– Если ЕГЭ хорошо сдаст, – сказала мама, – Больно ты начал пропадать в интернете и в игрушках, а ведь год последний.

– Не пропадаю я нигде. Я учусь, и в интернете тоже.

– Да-да, поэтому на тебя жалуется ваша литераторша.

– Ну хватит уже, Диан, пусть пацан поест, – бабушка разливала чай в большие кружки и все заглядывала в холодильник, предлагая мне сливочное масло, сыр, колбасу, творог, йогурт и салат. Я отнекивался, говоря, что на столе достаточно еды.

– Только приехал, а ты уже грузишь его. Кстати, еще есть пицца, правда на сковороде деланная.

– Нет, спасибо, бабуль, я наелся. Было вкусно.

– Ну тогда можешь пойти в комнату, постель уже застелена. Интернета тут особо не найдешь, хотя у меня стоит роутер, пароль вон там, сверху, на полке. Да, листочек. Только аккуратно, там еще куча всякого навалена.

– Нашел, спасибо.

– Ноутбук в комнате, телевизор в зале, дальше сам разберешься, думаю, а мы пока с мамой твоей посидим, – она начала убирать со стола остатки плова и прикрыла булочки тканевой салфеткой с непонятным узором, – Помнишь Мишку? Слышала, что с ним случилось?..

Я закрыл дверь, включил свет и удивился: стена передо мной вся была забита фотографиями в рамочках, на которых красовались мои родственники, запечатленные в разные моменты времени. Я даже нашел свою фотографию, где я совсем маленький, лет пять-шесть от роду, стою в квартире в рваной футболке. В эту стену упирался темный стол, где были разложены тетради, папки и ручки, а посередине был открыт ноутбук, на вид совсем старенький. Боюсь представить, в каком году его купили. Слева от него – принтер. Моя бабушка работает инженером ПТО в городишке неподалеку.

Я оглянулся и встретился со своей кроватью, представляющую из себя раскладной диван немалых размеров, на котором могут спать два человека. А вот сама комната была не такой уж большой, поэтому диван в разложенном виде забрал чуть ли не все место.

Циферблат на моем телефоне показывал одиннадцать. Не то, чтобы поздно, но я устал.

Надо было убрать лопату со ступенек.

Белая плитка потолочного пенопласта, изрезанная линиями, местами была не очень белой, да и висела на добром слове, вместе с люстрой посередине. Одна лампочка не работала.

Я проснулся от солнечного света, пробивающегося сквозь бежевую шторку на окошке, и теперь разглядывал потолок, потом повернул голову направо, уткнувшись в шкафы. Не было ни малейшего желания вставать с постели, поэтому я дотянулся до телефона и зашел в телеграмм, скорее по привычке, нежели по нужде, и, подождав полминуты, пока он подгрузится, увидел всё те же пустые чаты. Ничего нового. Пришлось вылазить из-под одеяла.

Бабушка сидела на кухне и смотрела какую-то программу на маленьком телевизоре у самого потолка в углу, когда я, распахнув дверь, прогорланил сонным голосом:

– Доброе утро!

– О, встал уже, доброе утро – она посмотрела на часы, – Ну, вообще-то, десять часов как, пора бы. Так, смотри, – бабушка указала на стол, где мирно располагались две тарелки, накрытые салфетками, – Тут булки старые и я еще оладушек испекла, пока ты дрых, но сперва тебе умыться надо, в бане можешь. Щетка, паста на шкафу в сенях. Варенье будешь? Можешь открыть, смородиновое вроде стоит в сенях, а я пока вещи поглажу в зале. Кстати, – она выключила звук на телевизоре, положив пульт на стол.

– Тебе что постирать надо?

– Не-а. А стоп. Всё! – я вспомнил вчерашний день и только сейчас понял, что стою в грязных брюках.

– Ну тогда кидай возле машинки. Есть что одеть?

– А, кстати, джинсы я взял.

От меня ускользнуло самое главное, пока я перебирал в голове свои пожитки: где же я кинул рюкзак?

– Ну, если что-нибудь надо будет, я найду, – сказал бабушка, держа в рука пару носков.

– Хорошо, иду в баню.

Она улыбнулась.

– Давай.

Это было довольно большое здание с навесом, под которым стоял тяжелый деревянный стол, покрытый уже изломанным лаком. Здесь, наверное, собирались на праздники. Я вошел в предбанник, где стоял диван(да, еще один, у бабушки их три) и старенький холодильник, и прошел дальше, включив свет. Вода была прохладной, поэтому надолго я не задержался.

Вернувшись, я тут же сделал себе кофе не без помощи со стороны и сел завтракать. Оладушки были действительно вкусными.

– Ну, расскажи что-нибудь. А то сколько лет не виделись, наверное, накопилось историй.

– Да не особо. Был один случай… а-а, мама спит еще?

– Она тебе не сказала? Уехала уже мамка твоя, на автобусе с утра.

– Да ну? Серьезно? – я чуть не уронил надкусанный оладушек, все еще надеясь, что она пошутила насчет месяца в этой глуши.

Бабушка рассмеялась, сдержанно и по-доброму.

– Не переживай так, обещала вернуться. Правда, когда – не сказала. Но ты ешь, ешь, потом сетовать на судьбу будешь. И да, раз уж ты приехал, я дядьку твоего ждать не буду, так что держи поручение: если станет слишком скучно, там, возле бани, сбоку, дрова лежат, – она подняла брови и цокнула языком, а потом подмигнула, – Их бы наколоть, а то баню топить уже нечем.