– Игра понравилась нам. Награди.

Дым, покрывающий бездну, развеялся перед взглядом Аралима, обнажив кровь и тела. Удар о бетонные блоки разорвал объятия братьев, но они лежали рядом, друг к другу лицом.

– На твоё усмотрение, – растворилось в облаках.

Лев очнулся за рулём. За лобовым стеклом две дорожки света фар и тьма. Машина мчалась по дороге. Долин нажал на тормоза в тот же момент. С визгом колёс отцовский УАЗик остановился на пустой трассе.

Лев сидел, пытаясь понять что происходит, пока не заметил впереди указатель: «с. Новогорское». Он за рулём отцовской машины, на часах одиннадцать ночи. Впереди небо над низкими крышами озарилось светом пламени. Ещё мгновение и Долин понял. Он не поверил, но уже нажал на педаль газа.

Пожар было видно издалека. Летняя кухня, совмещённая с котельной, загорелась первая. Дым сочился из-под крыши, и на окнах горели мамины кружевные занавески. Подъезжая к воротам, Лев утопил педаль в пол. Нет времени останавливаться! Тогда он потерял почти тридцать секунд, чтобы открыть их.

От удара засов разлетелся на половинки, и створки распахнулись настежь. Долин выскочил из машины, но бросился не к горящему дому, а к сараю за топором. В любом из сценариев, годами отработанных в мыслях, был этот инструмент.

С грохотом рухнула часть крыши над котельной. Лев сорвал с себя футболку, мокнул её в бочку для полива, прижал к лицу и распахнул дверь в дом. Коридор был затянут дымом, но пламя в котельной освещало рухнувшую балку, прижавшую Матвея к полу. Он держал её обеими руками, пытаясь убрать со своей груди. Лев подскочил к брату и одним мощным ударом топора сместил деревянную конструкцию. И потолок рухнул! Но за мгновение до этого Лев молниеносно дёрнул Матвея с пола и вытащил его из котельной.

Только брат почему-то упирался.

– Мама, – сквозь его кашель Долин услышал это слово. – Мама… Ты помнишь? Они дома.

– Да, давай, иди со мной, со мной!. – Лев просто выволок Матвея на улицу, и оба побежали через сад к окнам спальни.

Оказавшись возле них, Матвей одним ударом высадил стекло кулаком, толкнул раму и перепрыгнул через подоконник в комнату. Лев собрался было следом, но брат уже поднёс к окну спящую маму:

– Держи её!

Долин мгновение смотрел в её лицо, а потом схватил её на руки, отнёс от дома и положил на землю. Ещё секунду не мог поверить, держа её руку. Пятнадцать лет он не видел её. Пятнадцать лет.

Калитка в сад распахнулась, забежали Михаил Петрович с женой Тоней – соседи из дома напротив.

– Толя! Ольга! – кричал Михаил Петрович, но, увидев старшего сына Долиных, сразу махнул жене: – Мальчишки дома! За медсестрой беги!

– За мамой посмотрите! – крикнул ему Долин и побежал назад к окну.

В густом дыме Матвей уже дотащил отца и поднял его на подоконник, но спустить не мог, сам едва дышал. Лев перехватил отца за подмышки и вытянул его на улицу. Брат выбрался из горящего дома следом и сполз по стене, держась за неё. Долин не смотрел на него, прощупывал пульс у отца. Слабое сердце могло не дать шансов.

В сад забежала медсестра Вера Васильевна с аптечкой в руках.

– Ой, господи, Анатолий! – она подскочила к нему, прижала стетоскоп к груди и крикнула соседке: – Тоня! Найди шприц мне!

Матвей подоспел первым. Нашёл в аптечке Веры Васильевны и шприц и ампулу, отдал ей, заодно взял пузырёк нашатырного спирта и с ним в руках, кашляя от попавшего в лёгкие дыма и качаясь, дошёл до мамы. Тоня подложила ей под голову свёрнутую кофту. А Лев стоял, как во сне. Не мог понять, что ему делать. Матвей опустился перед мамой, поднёс к её лицу нашатырь, и едва она очнулась, прижал к себе:

– Всё хорошо, мам, всё хорошо…

– Толя… – вздохнула она, и в этот момент отец тоже открыл глаза.

– Так, молодец, Анатолий! – Вера Васильевна сразу приподняла его. – Ну-ка, вдохни!

За шумом и голосами люди не сразу услышали сирены пожарных машин. Долин вызвал их ещё по дороге, так что пламя не успело уничтожить центральную часть дома, когда его начали тушить. Летняя кухня сгорела, с ней пристрой и крыльцо, но кирпичное строение осталось целым.

– Всё снимать теперь, – сокрушался отец, держась за сердце и расхаживая вдоль стен. – Обои обдирать. Всё в копоти…

Мама стояла с Тоней и Верой, капала корвалол в чай, принесённый подругами, и плакала.

А Лев, наконец, придя в себя, нашёл взглядом Матвея. Тот сидел на земле, весь в крови и саже. Живой. И это был не сон. Они только что спасли родителей. Долин только сейчас вспомнил, что так и не сказал Аралиму, чью жизнь спасти. Ангел сделал этот выбор за него – спас его жизнь. Вернул утраченное время с теми, кого он любил. Приз, достойный победителя игр высших сил. Приз, который невозможно было представить.

Лев сделал глубокий вдох и посмотрел в ночное небо. Тёмное, почти чёрное, полное застывших вихрей звёзд.

– Спасибо, – прошептал он, искренне надеясь, что слово долетит до адресата, и громко позвал: – Матвей!

Тот вздрогнул, вытер со щёк серый пепел, смешанный со слезами, и поднялся, но в глаза брату не посмотрел. Только обнял бок рукой. Наверное, чисто машинально ладонь легла на ещё недавно сломанные рёбра.

– Боишься, – понял Лев. – Что, крыльев больше нет?

Матвей взглянул на него, и было заметно, как сбилось дыхание при этом взгляде.

– Похоже, из легиона тебя выгнали, – Долин ждал ещё мгновение, но потом не выдержал и шагнул к брату.

Матвей замер, не зная чего ждать, а Лев, наконец, крепко обнял его. Из пятнадцати лет новой жизни он не собирался тратить ни минуты впустую.

– Порядок? – спросил он вместо долгих объяснений.

Матвей выдохнул с облегчением, и улыбка вернулась на чумазое лицо.

– Спасибо, – прошептал он. – Порядок.

Густой аромат ладана делал воздух тяжелее. Даже у самых дверей, где сквозь щели струился холодный ветер с улицы, он невесомо окутывал собой.

В углу церковного притвора располагались полочки с иконами, упаковками церковных свечей и разной утварью. Здесь же за стойкой восседала матушка. И лики святых, несмотря на традиционную серьёзность своего изображения, явно были добрее старушки в платке.

Скромное убранство маленькой церкви привлекало внимание Анны. Верующие, наверное, давно перестали обращать внимание на стены. Опущенные головы старушек, набившихся в средний зал, всем видом показывали: Ой, как мы грешны!

И это обстоятельство, конечно, волновало верующих больше, нежели образы, украшающие своды над ними. Так что Анна в одиночестве разглядывала стену, где сидел Иисус, широко разведя руки, и весьма рисковала привлечь к себе внимание матушки. А судя по доброте старушки, это могло закончиться плохо. К её помощнице подошла пожилая женщина с просьбой разрешить ребёнку попить воды, и зычный голос матушки перекрыл пение церковного хора:

– Ну, нельзя! Нельзя до причастия! Пусть потерпит!

Расстроенная помощница и бабушка ребёнка отошли.

– Вот ведь, строгая какая, – тихо засмеялась Маша.

Анна покачала головой.

– Осуждаешь? – уточнила её жест Маша.

– Нет.

– А я да!

– Да? – Анна взглянула на неё вопросительно.

– Что уж ребёнку нельзя воды попить? – невозмутимо пожала плечами Маша.

Она отыскала взглядом бабулю с внучкой и направилась к ним. Подойдя, опустилась на корточки и легонько подёргала девочку за руку. Та повернулась, и Маша протянула ей бутылочку со святой водой.

– Пей скорей, – зашептала она, – пока не видит никто.

Девочка обрадовано сделала глоток, а Маша, крадучись на цыпочках, вернулась обратно к Анне. Весело подмигнула на её удивлённый взгляд.

– Ну ладно, – улыбнулась Анна. – Тебе виднее.

Служба продолжалась. Пели, конечно, из рук вон плохо, но старались. Разве что голоса священников, вступающих в означенные моменты службы, отличались ровностью и низким звучанием.

– Ты молитвы за здравие закажешь? – поинтересовалась Маша.