Я решила, что иногда буду менять названия историй, вводить новых героев, но полностью оставлю те имена и фамилии, которые Идл Айзман упоминал в повествовании. А если и допущу какую-либо вольность по отношению к сюжету, то только лишь для того, чтобы вам нескучно читалось, или чтобы хоть как-то скрасить страшное повествование.

Этих людей уже давно нет на этом свете… Но они есть, поскольку люди не могут бесследно исчезнуть. Они просто находятся в другом измерении, смотрят на нас с высоты своего полёта и думают: «Ради чего всё это было? Это никогда не должно повториться. Никогда. Никогда. А если это, не дай Бог, повторится, то Третий Храм ни за что не удастся построить, и Мессия не придёт на Землю, погрязшую в грехах, низменных страстях и бесновании политиков, рвущих на части власть и людские души…

Есть на карте Земли такой город – Черняхов. Даже не город, а так, посёлок городского типа. И находится он в двадцати пяти километрах от областного центра, города Житомира. Недобрые люди в те далёкие времена его иногда называли «Жидомир»: евреев в нём было видимо-невидимо. То есть чтобы вам уж совсем стало понятно: до войны их было «видимо», после войны – вообще «невидимо». Сгинули бедные евреи Житомира, канули в горниле проклятой войны, а те, что выжили и вернулись из эвакуации, через много-много лет уехали в Израиль. Иногда уезжали не потому, что так уж очень хотели, а потому что уезжали их дети. А старики без детей – как река без воды, как море без берегов, как человек без души…

Вообще, в XIV веке Черняхов был самым обыкновенным селом. Жили в этом городе и свои знаменитости: например, жил в Черняхове еврейский советский писатель Борис Абрамович Олевский, погибший в 1941 году в Белоруссии…

О Борисе Олевском жители Черняхова могли и не знать, а вот семью чудаков по фамилии Кóзак знали все. Где, на какой улице и сколько лет жила эта странная семейка в городе – история о том умалчивает. Но что жили – к бабке не ходи. Главной в этой семье была женщина по имени Брайндл Кóзак. Попросту – Броня. А если уж совсем запросто – Бронька, как её все и называли. Помните, у Шолом Алейхема в «Блуждающих звёздах» была героиня и её тоже звали Брайндл? Так вот, наша героиня Бронька была тоже своего рода блуждающей звездой Черняхова. Она была с явными психическими отклонениями, и эти отклонения были заметны каждому, кроме, естественно, неё самой.

Все жителя городка знали, что у Брони Кóзак было любимое блюдо, которым она пыталась угостить каждого, кто имел несчастье стать гостем в её доме. Блюдо называлось… Бог его знает, как оно называлось, но готовилось оно просто: Броня собирала хлебные корочки. Это было Бронькино хобби, если хотите. Очень часто люди выедают мякиш, а горелые корочки выбрасывают в мусорное ведро, но хитрая Бронька корочки не выбрасывала. Правда, она их и не сушила, что тоже присуще старым людям: Броня корочки замачивала. Вернее, она их вымачивала в воде до тех пор, пока корочки не покрывались противной зелёной плесенью. Броня кушала эти заплесневелые корочки с таким смаком, как будто она ела «леках» – сладкую свадебную коврижку. Она так и говорила тем, кто не хотел разделить с ней трапезу:

«Ви что, даже не пробуете? Ви таки попробуйте: это вкуснее, чем леках! Это говорит вам Броня Кóзак! Ви что, не верите Броне Кóзак? Кому тогда вообще можно верить?»

Для тех, кто не знает, что такое леках, я вам расскажу, что вкуснее этого пирога может быть только чернослив, фаршированный грецкими орехами. «Леках» – это обычный медовый пирог, который в русской кухне называется «коврижкой».

Для Броньки леках был из разряда несбыточных надежд, а заплесневелые корки она могла есть хоть каждый день. И правда: лучше, как говорится, синица в руках, чем какой-то медовый пирог неизвестно где.

А дело было в том, что семья Кóзак жила крайне бедно. Мясо, например, Броня, её муж, а также их двое детей, сын Шмуль и дочь Ита, ели только в Шаббат.

Как я уже писала, Броня была кормилицей всей семьи. Вы не поверите, но она была продавцом, правда не по профессии, а по призванию. Товар у Брони был знатный, полезный и занимал он маленький столик, стоящий в углу небольшой комнаты. На этом столике аккуратно были разложены иголки, нитки, гребешки для волос и банка с керосином. Где Броня брала керосин? Странный вопрос. Где надо, там и брала! То есть, где керосин был, там она его и брала. А потом продавала.

Броньке всегда было холодно. Зимой и летом она ставила горшок, ссыпала в него горящие угольки и грелась.

У Броньки был почти приличный гардероб: множество разноцветных фуфаек и одна или две юбки. Разноцветными эти фуфайки были в зависимости от количества заплат на них. Фуфайкам соответствовала и обувь: на одной ноге Брони Кóзак, независимо от времени года, был валенок с калошей, на другой – дырявый сапог. Так она и носила всё это зимой и летом, осенью и весной. Можно себе нарисовать картину: Бронька идёт в очередной раз по улице Черняхова в этой своей одежде, а навстречу ей идут люди. В Черняхове в те времена жили в своём большинстве вежливые евреи. Они останавливаются, здороваются с Бронькой и говорят: «Мир вашему дому, Броня! Ви таки неплохо сегодня виглядете! У вас уже закончился кризис?»

«Почему ви так решили?» – чисто по-еврейски отвечает вопросом на вопрос Бронька.

«У вас изменился цвет одежды! В нём стало больше белого, как нам кажется! Вы порвали свою последнюю простыню, чтобы сделать новую аппликацию на вашей шубе?»

Бронька плевала себе или им под ноги и шла дальше делать своё «продажное» дело.

Но с некоторых пор у Брони Кóзак появилась кличка, и кличка эта приросла к ней, как шагреневая кожа. А дело в том, что однажды ночью Броня легла спать и ей приснился странный сон: как будто в Петербурге, в самом что ни на есть царском дворце, прямо-таки под второй ступенькой парадной лестницы спрятан «вклад». Не клад, не путайте. А именно «вклад». Кто спрятал этот «вклад» под вторую ступеньку дворцовой лестницы – про то Броньке во сне не сказали. Видимо, не успели.

Но так уж устроено в природе, что все сны имеют обыкновение рано или поздно заканчиваться. Закончился и Бронькин сон. Вскочив с постели и нацепив одну из своих разноцветных фуфаек, схватив немного из отложенных на чёрный день денег, Бронька Кóзак побежала прямиком на железнодорожный вокзал. На вокзале она быстренько купила в кассе билет и поехала в Петербург за «вкладом». Рядом с ней сидела приличная еврейская семья, и такое соседство им показалось странным. Между главой семейства и бедной женщиной из Черняхова завязался разговор примерно такого содержания:

– Ви куда имеете честь ехать, уважаемая?

– А если я вам скажу, ви, не дай Бог, поедете за мной, что я буду делать, а?

– Да упаси Господь. Ми едем по свои надобностям, а вот куда ви едете, интересно узнать?

И Бронька, поверив в честность сидящих рядом людей, в мельчайших подробностях рассказала им и про дворец, и про вторую ступеньку лестницы, и про «вклад».

Евреи сразу поняли, с кем они имеют дело: с этой особой и впрямь было что-то не так. Они предложили на первой же станции купить Броньке обратный билет, на что Броня дала решительный и бесповоротный отказ. Про себя она подумала: «Ну да, я вернусь в Черняхов, а они за моим вкладом на вторую ступеньку дворца полезут!»

– А разрешите полюбопытствовать, многоуважаемая Броня, где этот дворец располагается, в каком-таком городе? – вежливо спросил Броню отец почтенного семейства.

– Где-где, в Петербурге! Где ж ещё!

Нужно сказать, что когда в поезде завязался этот странный разговор, в него потихоньку стали включаться сидящие рядом пассажиры. И когда все услышали заветное слово “Петербург”, вагон взорвался хохотом.

– Мадам Броня, ви таки сели не на тот поезд! Этот поезд идёт совершенно в обратную сторону.

В какую именно сторону шёл поезд, мужчина уточнять не стал, но он был очень порядочным человеком и на первой же станции купил Броньке обратный билет, но не до Черняхова, а до Житомира. И целых двадцать пять километров, ночью, пешком, бедная Бронька добиралась до дому.