Но каждое утро папа сам привозил меня к воротам детского сада и сдавал с рук на руки «тёте Глаше», которая ласковыми словами утешала моё горе от разлуки с отцом и уносила меня от ворот.

А я всё оглядываюсь и машу, машу рукой и кричу – папа, приезжай поскорей! И папа тоже оборачивается и кивает мне седой головой и улыбается в ответ, такой родной и никем не заменимый.

Лето ещё только в начале. Вот папа привозит мне ещё зеленоватые, но очень вкусные яблоки и с улыбкой склоняется надо мной, только что проснувшейся – попробуй, доченька, они уже вкусные. И я, полусонная, ем эти яблоки, и они действительно уже вкусные. В этот период мама отдаляется на задний план, папа занимает главенствующее место в моей памяти. Папа и приезжает за мной в детский сад и «тётя Глаша» так же с рук на руки передаёт меня папе. Вечер, папа укладывает меня спать и напевает мне забавную песню, которая служит мне колыбельной: «Ай, дуду, дуду, дуду, сидит ворон на дубу и играет во дуду…»

Но я ведь уже знаю буквы! И в другое время папа усаживает меня на колени, и мы вместе с ним «читаем газету»! Затем «решаем задачки»! А затем и – пишем! Вот так я к пяти годам и умела уже, и писать и считать! И только, когда мне стало семь лет, память вновь переключается на маму, а папа? А папа сильно болеет, опять открываются страшные раны на ногах и начинают гноиться. Простреленное лёгкое тоже «просыпается». Мама то и дело меняет повязки на ногах у папы, поит отваром трав, в доме всё пропахло мазями, риванолью и горькими травами. Левая «рука» тоже «оживает» с острой болью в «пальцах», в «локте», и папа скрипит зубами, чтоб не стонать. Но тогда маме удалось поднять папу, и он снова вышел на работу. Получая 24 рубля пенсии по инвалидности, папа, уже совсем больной, оставил работу заведующего и перешёл работать на почту.

Перемогая недуг, папа стал молчаливым, усталым, с трудом поднимался утром и отправлялся на работу. Работал уже очень больной. Но смерть родных и дорогих нам людей всегда приходит неожиданно.

В это горестное время и пришла ко мне моя одноклассница и сообщила, что в одном из населённых пунктов до которого надо ехать на поезде, есть училище. Обучение в этом училище четырёхгодичное. И что в этом училище можно закончить 10 классов на государственном обеспечении. И стала звать меня с собой, дескать, и десять классов закончим, и вдвоём нам будет уютнее там, в незнакомой местности. А мне действительно стало до отчаяния одиноко и неприютно без папы.

После смерти папы я потеряла ту силу, что чувствовала в себе, ту уверенность и надёжность всей жизни, которая оказалась такой хрупкой, а горе безысходным. К тому же я осознала в полной мере, что теперь мне самой надо позаботиться о своём пропитании и одежде. У нас абсолютно не было ни каких сбережений. У мамы стало слабое здоровье, она то и дело болела. Я и раньше это понимала, но теперь так чётко осознала, что папа работал такой больной, чтоб была возможность одевать меня и учить. В это страшное время меня терзала вина перед папой, что я была недостаточно внимательна к нему, что я плохо заботилась о нём, что можно было что-то сделать и папа бы был жив, что я что-то проглядела, зависящее только от меня. И я не хотела, чтоб и перед мамой меня терзала такая же вина. Я не должна повиснуть бременем на маминых хрупких плечах, я должна сама найти выход и позаботиться хотя бы о себе пока что, чтоб не стать обузой для слабой здоровьем мамы. Но мне нет и шестнадцати, на работу меня ещё никто не возьмёт!

Мне, как я узнала позже, было назначено, как сироте инвалида войны, 19 рублей. Но тогда я ещё об этом не знала и решила, что это училище – единственный выход продолжить среднее образование.

И мы с одноклассницей старательно собрали нужные документы и приехали в это училище, сдали документы. Но уже после сдачи документов и зачисления в училище, стало известно, что среднее образование в этом училище отменили именно с этого года.

Осталось только обучение профессии. И учиться теперь мы будем два года. Одноклассница, как я узнала позже, узнав об отмене школьной программы, даже не попрощавшись со мной, забрала свои документы и уехала.

А я, упрямо сказав себе – поступила, так – поступила, осталась в этом училище обучаться выращиванию садов, виноградников, и приобретать права и знания на вождение всех тракторов, комбайнов и прочей сельхозтехники. В общем, решила, что виноградарь-садовод с умением вождения сельхозтехники тоже не плохая профессия. А там жизнь покажет, что дальше.

Но и для меня такое известие об отмене школьного образования в этом училище тоже было полной горькой неожиданностью.

И несколько дней я всё надеялась на чудо, что вот всё станет по-прежнему и вернут школьную программу. Но чуда не случилось и школьную программу не вернули.

Потом я узнала, что вот это училище первоначально предназначено было для детей сирот войны, и в нём создавалось такая обстановка, чтоб дети, у которых отцы или матери, или погибли на войне или умерли после войны, чувствовали заботу, как в родном доме. И учились здесь в этом училище до этого года четыре года, выходя из училища с профессией и аттестатом зрелости за полное среднее образование (10 классов).

В первый день моей жизни в училище ко мне подошла белокурая приветливая девочка и предложила дружбу. Я с радостью согласилась. Ведь ехали мы в это незнакомое место вдвоём с моей одноклассницей. И я не ожидала, что останусь одна, а одноклассница уедет, даже не поговорив со мной. Мне было одиноко среди, пока что, совсем не знакомых людей. Звали мою новую подругу Светланой, и была она местная, из соседнего посёлка рабочего типа. И уже на другой день мы побывали у моей новой подруги дома.

Мама Светланы, гостеприимная и улыбчивая молодая женщина, тут же усадила нас за стол и стала угощать чаем и сдобными булочками, которые испекла только что сама. С улицы прибежали два мальчика и тоже присоединились к чаепитию. Это были младшие братики Светланы.

Когда мы вышли из дома на улицу, Светлана дружелюбно сказала:

– Это мои братики, но отцы у нас разные. Их папа мой отчим. Мой папа вернулся с войны израненный и вскоре умер. Я его совсем не помню, а вырастил меня вот этот отчим, он очень хороший человек. С мамой они живут дружно. Вот этот мой папа – отчим не хотел, чтоб я поступала в училище, но я настояла на своём!

Светлана взглянула на меня озорно и продолжила:

– Я влюблена в мальчика, который учился в нашей школе, он из детского дома, вот он и поступил в наше училище. Когда я это узнала, тоже решила идти учиться в училище. Я тебе покажу его. Только ты в него не влюбись, он, знаешь, такой…, такой…, хороший!

И Светлана опять озорно и радостно улыбнулась. Её радовало то, что она опять будет рядом с так полюбившимся ей мальчиком. И мне стало хоть немного теплее рядом с такой счастливой подругой.

– А тот мальчик знает, что ты влюблена в него? – поинтересовалась я, чтоб поддержать разговор, который явно нравился моей новой подруге.

– Нет, нет, что ты! – замотала головой Светлана. – И никто не знает. Я тебе первой об этом сказала. Знаешь, Дуня, давай будем так дружить, чтоб не бояться обо всём говорить друг с другом.

Я согласно кивнула головой. И Светлана опять добродушно и радостно улыбнулась.

В этот же день, на обратном пути, Светлана показала мне школу в их посёлке, где она училась. Здание школы было на другой стороне просторной площади. Мы пересекли площадь и Светлана, стоя у ворот, стала рассказывать, какая это хорошая школа! Просторная, светлая! Какие красивые клумбы во дворе школы! Какие доброжелательные все учителя! По всему чувствовалось, что моя новая подруга очень любит свою школу, но мальчика, что ушёл из школы и поступил в училище, по-видимому, любит сильнее.

Так же Светлана рассказала мне, что в этой школе днём учатся обыкновенные ученики, а вечером в ней учатся взрослые девушки и парни. И тогда школа называется – вечерней.

Нам по времени уже было пора возвращаться. И мы поспешили в обратный путь. Прошли через площадь, потом по асфальтированному тротуару широкой улицы к небольшой речке, перешли по дощатому мостику через речку и поднялись по тропинке к виноградникам. Это уже начиналась территория нашего училища. Мы со Светланой сорвали по кисточке винограда с нашего виноградника и поспешили к гостеприимно распахнутой калитке. Вот мы и на ухоженной территории самого училища.