Или же, но это хуже… или же, ей слишком больно думать о нём.

Моих вот портретов тоже нет. Надеюсь, так и есть. Надеюсь, это не то, что она просто не хотела думать обо мне, ни помнить…

Приняв ванну, я сложил все свои вещи, в которых прилетел с Кавказа в мешок и поставил к двери, и отправил Бориса в магазин, купить мне кое-какую одежду, эта мне полуполевая форма осточертела. Пока я сидел голым в махровом халате, открыл ноутбук и просмотрел ещё раз всё, что там собрал для меня Радюгин о местных авторитетах. Кое с кем из них я был знаком, имел дела уже много лет. Что ж, с них и начнём. Надо узнать у кого Таня и почему. Чего именно они от неё хотят, денег или секса. Или того и другого. Лучше бы денег, это намного проще уладить.

Уже через час люди, которые от моего имени были заряжены, как порохом заданием, узнали подробно, с кем и почему здесь в городе оказалась новая необычная девушка. Или у кого в плену имеется некая девушка. Узнать это несложно, когда ты внутри сообщества, как говорится.

Уже к ночи я знал о Паласёлове, заезжем карельском молодце, и что благодаря его очаровательной спутнице перед ним открылись если не все, то очень многие двери здесь, в Северной столице. Авансом, конечно, и ненадолго, пока не поймут, стоит ли иметь с ним дело всерьёз, но всё же… К утру я уже выстроил некоторые планы и принял некоторые решения.

И отправился в «Вавельберг», чтобы, во-первых: по возможности увидеть Таню, её не держат взаперти, она выходит с этим карельским авторитетом в ресторане точно были, значит, она проходит по вестибюлю хотя бы раз в день, а во-вторых: сориентироваться, что называется, на местности, и понять, как говорить с этим самым Паласёловым. Очень важно не только знать факты о человеке, но и физиогномически оценить его. Мне, как художнику, это было особенно важно, я намного лучше читаю в лицах, чем в словах. И лучше бы первым было увидеть этого самого Паласёлова, а не Таню, потому что чувства могли ослепить меня и испортить игру.

Чтобы переиграть кого-то, надо быть хладнокровным и трезвым, во всех своих делах я и был таким. Но с Никитским сорвался в первый раз, потому что, несмотря на то, что дал себе выстояться почти год, не смог всё же сдержаться. И с Книжником, которого я вообще терпел несколько лет, пока не понял, что он отбирает Таню у меня…

Но увидеть её и понять в каком она состоянии, я должен. Те, кто доложил, что она с удовольствием проводила с Паласёловым время в ресторане, могли ошибаться, я должен понимать, какую игру ведёт Таня, которая в отчаянии просила Вьюгина о помощи. Она не говорит слов на ветер, и я не думаю, что Вьюгин мог что-то неправильно понять, если уж они так давно и так хорошо знакомы.

Всё получается так, как задумывает Бог, а не так как планируем мы. Я приготовился просидеть в вестибюле «Вавельберга» не один час, даже ноутбук захватил для этой цели, заплатил мзду на ресепшене, чтобы моё пребывание здесь никого не взволновало. И едва я уселся в кресло напротив от главного входа, даже ноут на колени поставить не успел, не то, что открыть, как Борис поднялся напротив, а у нас был уговор, как только он увидит Таню или Паласёлова, а мы уже знали, как он выглядит, фото его и его подручных мне принесли ещё накануне вечером, или машину, которая принадлежала ему, он поднимется со своего места.

И вот не успел я, как следует пристроить зад, как Борис поднялся и выразительно смотрел на меня, глазами показывая на вход. Я не знал ещё, кого именно он видит, я весь стал моими глазами.

И… Таня…

Таня… Таня… Очень бледная, исхудавшая, от этого ещё более красивая, как это ни странно, как ни парадоксально, но ей этот дурацкий «героиновый шик» был очень к лицу, впрочем, ей к лицу вообще всё. Даже короткие волосы, сейчас, она сбросила капюшон с головки и встряхнула немного примятое каре, провела рукой по волосам, снимая статическое электричество, и повернула голову в мою сторону…

Я невольно поднялся с места, мог ли я продолжать сидеть?

И Таня увидела меня. И, увидев, прошептала моё имя, шагнув ко мне. Всего лишь перемахнуть через барьер каких-то искусственных цветов, и я оказался бы возле неё, чтобы погас ужас в её взгляде, и исчезло ошеломление, но появилась радость. Почему-то я не сомневался, что она будет счастлива моему возвращению. Обнять её и унести отсюда…

Но она была не одна. И тот, сопровождающий, не похожий на обычных братков, тощий и нескладный, но конечно, из их числа, судя по одежде и выражению лица, они как пластмассовые солдатики из наборов из «Детского мира», все одинаковые, обернулся, заметив выражение её лица, и… не дал ей ступить и шагу в мою сторону. Откуда ни возьмись, появились ещё парочка, не иначе дежурили здесь же в вестибюле и уже полностью заслонили Таню от меня.

– Проблемы, мужчина?

Говорить с ними я не собирался. Подоспел Борис.

– Молодые люди, вы хотите что-то сказать нам? – улыбнулся Борис самой широчайшей из своих улыбок.

Они развернулись к нему, открывая мне обзор, но Тани уже не было ни в проходе, ни вообще в вестибюле, куда она делась, прошла к лифтам или, наоборот, вышла на улицу, я не знал в эти мгновения. Мне захотелось расшвырять обоих этих чёртовых держиморд, которые не позволил мне подойти к моей жене. К моей жене! Какого чёрта кто-то вообще смеет мне мешать?!

– Мы? – изображая идиотов, проговорили бандиты. – Это вы пялитесь на чужих девушек.

– Не заводите красивых девушек, не придётся видеть, как на них смотрят другие мужчины, – ответил за меня Борис. – Мой друг иностранец, он в России третий день и не перестаёт удивляться, какие у нас красивые женщины.

– И страшные мужчины, – сказал один из братков без улыбки.

– Отчаливайте парни, глазеть тут больше не на что, – добавил второй.

Борис кивнул, соглашаясь, и посмотрел на меня. Он прав, надо уходить, попались мы тут, не удалось сохранить инкогнито. Когда-нибудь можно будет следить за людьми, оставаясь незамеченным. Как только все обзаведутся сотовыми телефонами и компьютерами, это станет самым обычным делом.

Мы с Борисом вышли на улицу, я достал сигареты, закурить, со всеми моими военными приключениями я не стал курить больше, а вот сейчас мне хотелось.

– Куда увели её, ты видел? – спросил я Бориса, выдыхая дым в морозный воздух, казалось, он кристаллизовался сразу.

– То-то, что увели. У неё, кажется, что-то вроде обморока сделалось.

– Она упала?

– Нет, но… я не знаю, Марк Борисыч, как это называется, но до лифта этот дохляк её вёл едва держа.

– С-спади… – я сплюнул и отбросил окурок, почти целую сигарету.

На улице мороз, сразу стал хватать кожу, пальцы тут же замёрзли. Как неудачно, что я не увидел Паласёлова и теперь незаметно к нему не подберёшься. Значит, придётся поступить иначе…

Я очнулась вполне уже в номере, лежащей на диване в гостиной как была в шубе. Выдохнув, я села, стягивая шубу с плеч, Фомка подоспел.

– Что ж ты, Фом… шубу бы хоть снял… взопрела совсем… – сказала я, с упрёком посмотрев на него.

Но у него было такое испуганное лицо, что я смягчилась, тем более что взопрела я от температуры, замёрзли ноги и даже руки, а в горле и во лбу было жарко.

– Ладно, не обижайся… я просто… ослабела как-то, – дай попить, что ли… и… знаешь что, аспирину принеси, а?

Он налил мне воды в стакан и, выглянув в коридор, и взял трубку телефона, связь с портье, попросил лекарства.

– Выйти боишься? – усмехнулась я, разуваясь.

– Конечно, – серьёзно кивнул Фомка. – Я выйду, а вас и след простыл. Макс мне тогда башку открутит.

– Не открутит.

– Открутит, не посмотрит, что мы с ним в одном классе учились.

– Ну, тогда точно не станет. Никто не обижает одноклассников.

Фомка усмехнулся.

– Ох, Татьяна Андреевна, вы прям… как при советской власти: не обижать одноклассников, драка до первой крови, и тому подобное.

– А что изменилось? – удивилась я, на самом деле этот разговор был мне крайне полезен, ведь я понятия не имею, как воспринимают Макса его люди. – И разве Макс не большую часть жизни прожил при той самой советской власти?