Звали ее Мадху, что в переводе означало «мед». У нее были мягкие, довольно крупные руки и ноги и непропорционально маленькое туловище, как у большелапого щенка, – из таких обычно вырастает крупная собака. Однако в случае с Мадху это было признаком плохого питания, следствием чего был неравномерный рост туловища и конечностей. Складывалось впечатление, что у Мадху большая голова, но на самом деле она только казалась такой по сравнению с маленьким туловищем, к тому же у Мадху было удлиненное овальное лицо. Желтые навыкате глаза напоминали глаза львицы, но были полны тайной тревоги, а пухлые женские губы выглядели слишком зрелыми для ее еще не сформировавшегося, детского лица.
Из-за своей внешности женщины-ребенка Мадху и привлекала всех в борделе, из которого она сбежала. Ее неразвившееся тело отражало эту тревожно-волнующую двойственность. Бедра у нее не выделялись – скорее, это были бедра мальчика, – однако ее груди, хотя до смешного маленькие, были тем не менее уже полностью сформированы и столь же женственны, как и ее притягательный рот. Хотя мистер Гарг сказал Дипе, что девочка сейчас находится в препубертатном возрасте, доктор Дарувалла предполагал, что у Мадху еще не было месячных – по причине постоянного недоедания и крайнего утомления. Далее оказалось, что у девочки уже растут волосы и под мышками, и на лобке, – просто кто-то искусно сбрил их. Фаррух дал Дипе пощупать легкую поросль, снова пробивающуюся у Мадху под мышками.
В более чем странный момент вспомнил доктор свое столкновение с причинным местом Дипы. Фаррух вздрогнул, увидев, как жена карлика трогает подмышечные впадины девочки. Доктор вспомнил гибкость и силу руки бывшей воздушной гимнастки – как она схватила его за подбородок, пока он тщился оторвать свою переносицу от ее лобковой кости, как она просто выдернула его голову из своей промежности. Потеряв равновесие, уткнувшись лбом в ее живот и в колючие блестки, нашитые на ее трико, он лежал на ней немалой частью своего веса, однако она одной лишь рукой уперлась в его подбородок и подняла его. От работы на трапеции руки у нее были сильными, и теперь одного вида энергичной руки Дипы, касающейся подмышки девочки, было достаточно, чтобы Фаррух отвернулся – не от обнаженной девочки, а от Дипы.
Фаррух подумал, что, возможно, в Дипе осталось больше чистоты, чем в Мадху, поскольку жена карлика никогда не была проституткой. Безразличие, с каким Мадху разделась перед доктором Даруваллой для обследования, заставило его допустить, что, возможно, она являлась искушенной проституткой. Фаррух знал, с какой неловкостью раздевались девочки в возрасте Мадху. В конце концов, он был не только врачом – он растил дочерей.
Мадху молчала, может, оттого, что не понимала причины осмотра или все же испытывала смущение. Когда она одной рукой прикрыла груди, а другую прижала ко рту, то стала похожей на восьмилетнего ребенка. Однако доктор Дарувалла был уверен, что ей по меньшей мере лет тринадцать-четырнадцать.
– Уверен, что кто-то ее подбрил – сама она этого не делала, – сказал Фаррух Дипе. – Она сама у себя не брила.
Изучая материал для сценария фильма «Инспектор Дхар и девушки в клетушках», доктор узнал кое-что о борделях. Девственность там была предметом торговли, независимо от ее наличия. Возможно, чтобы выглядеть девственницей, следовало подбриться. Доктору было известно, что большинство проституток постарше тоже брились. Просто волосяной покров на лобке и под мышками привлекал вшей.
Жена карлика была разочарована – она-то надеялась, что Дарувалла будет первым и последним доктором, кому следует показать Мадху. Доктор Дарувалла так не считал. Он нашел Мадху подозрительно зрелой, однако даже ради Дипы он не мог дать положительное заключение о здоровье девочки, пока ее не осмотрит гинеколог Тата, больше известный как Тата-Два.
Сын доктора Таты был не лучшим акушером-гинекологом Бомбея, но, как и его отец, он сразу принимал больных по направлению других врачей. Доктор Дарувалла давно подозревал, что эти направления других врачей были основой его бизнеса. Фаррух сомневался, что кто-либо из пациентов захотел бы еще раз оказаться у Таты-Два. Удаление из названия прилагательных «лучшая» и «знаменитая» (теперь на вывеске значилось: ГИНЕКОЛОГИЯ И МАТЕРИНСТВО – КЛИНИКА ДОКТОРА ТАТЫ) не умалило «престижа» этого заведения: в городе оно всегда считалось посредственным. Ни одного из своих ортопедических пациентов с акушерскими и гинекологическими проблемами доктор Дарувалла никогда бы не направил к доктору Тате-Два. Однако для обычного осмотра, для простого сертификата здоровья или для стандартной проверки на предмет венерического заболевания мог сгодиться и Тата-Два – он, как правило, не тянул резину.
В случае с Мадху он был на удивление скор. Пока Вайнод вез Дипу и Мадху в клинику доктора Таты, где доктор Тата долго их не продержит, Фаррух пытался упредить одержимость Мартина Миллса по поводу спасения девочки-проститутки, пусть для карлика и его жены это занятие и являлось чем-то вроде религии. Заметив, с каким состраданием отнесся миссионер к нищему калеке, Вайнод без проволочек решил прибегнуть к помощи знаменитого Инспектора Дхара. К сожалению, от миссионера невозможно было скрыть, что единственный ребенок-некалека в приемной доктора Даруваллы – девочка-проститутка.
Еще до того, как доктор Дарувалла закончил осмотр Мадху, случился новый прокол, поскольку Мартином Миллсом полностью завладела безумная идея Вайнода и Дипы – что каждая беглянка из бомбейских борделей может стать цирковой акробаткой. Для Мартина отправление девочек-проституток в цирк было шагом на пути спасения их душ. Фаррух в ужасе думал: чего ожидать дальше, что еще втемяшится в башку Мартина? Так, глядишь, недолго и до миссионерского решения, что мальчик с отдавленной слоном ногой тоже может спасти свою маленькую душу в цирке. Доктор Дарувалла знал, что в городе не хватит цирков для всех детей, которых иезуит решил спасти.
Затем позвонил доктор Тата с известием насчет Мадху.
– Да, конечно, она сексуально активна – всех ее бывших партнеров не сосчитать! – и да, у нее небольшое венерическое заболевание, – сообщил Тата-Два. – Однако при данных обстоятельствах могло быть гораздо хуже.
– А вы проверите ее на СПИД? – спросил доктор Дарувалла.
– Мы сейчас проверяем и сообщим вам результат, – сказал доктор Тата.
– Так что вы нашли? – спросил Фаррух. – Гонорею?
– Нет, но есть какое-то воспаление шейки матки, а также небольшие выделения, – объяснил доктор Тата. – Она не жалуется на уретрит – воспаление уретры такое незначительное, что может остаться незамеченным. Полагаю, что это хламидиоз, и ей надо пройти курс лечения тетрациклином. Но хламидийную инфекцию определить трудно – как вам известно, хламидию не видно под микроскопом.
– Да-да, – нетерпеливо сказал доктор Дарувалла.
Про хламидию он не знал, да и не хотел знать. Для одного дня он уже достаточно всего наслушался, начиная с перепевов насчет протестантской Реформации и с подхода иезуитов к свободе воли. Все, что он хотел знать, – это был ли у Мадху секс и можно ли считать обожженного кислотой мистера Гарга причиной ее венерической болезни. У всех прежних «находок» мистера Гарга было что-нибудь венерическое, поэтому доктор хотел бы возложить ответственность за это на самого Гарга. Фаррух не верил, что причиной болезни, передающейся через секс, был всегда бордель, из которого убегали девочки. Больше всего – и доктор не мог объяснить почему – ему хотелось, чтобы Дипа и Вайнод изменили свое, видимо хорошее, мнение о мистере Гарге. Почему карлик и его жена не замечали, что мистер Гарг столь вопиюще мерзок?
– Значит, если тест на СПИД не подтвердится, вы объявите ее здоровой? – спросил Фаррух Тата-Два.
– Только после курса лечения тетрациклином, а также при условии, что ее не вернут в бордель, – сказал доктор Тата.
А также при условии, что Дипа не отправит девочку в «Мокрое кабаре» или к мистеру Гаргу, подумал Фаррух. Доктор Дарувалла понимал, что Дипа должна будет вернуться в «Большой Голубой Нил» еще до того, как он узнает результаты проверки Мадху на СПИД. Вайноду придется позаботиться о Мадху и держать ее подальше от Гарга – с карликом девочка будет в безопасности.
