Она держала пенис на коленях. Оказалось, что при малейшем усилии запястья можно постукивать головкой обрезанного члена по голому колену. Инспектор Пател перевел взгляд на ее босые ноги, – возможно, они поразили его своей невероятной белизной или невообразимым размером: даже голые, стопы Нэнси были больше обутых ног инспектора.

Нэнси беззастенчиво, в упор изучала его. Она наслаждалась выступающими скулами его резко очерченного лица; она не могла себе представить это лицо – пусть через двадцать лет – с обвисшими щеками. Она думала о том, что у него самые черные на свете глаза и самые длинные на свете ресницы.

По-прежнему глядя под ноги Нэнси, инспектор Пател огорченно сказал:

– Полагаю, что у вас нет ни номера телефона, ни адреса, чтобы я мог связаться с вами.

Нэнси показалось, что она поняла, почему ее влечет к нему. Она, конечно, очень старалась потерять в Айове свою невинность, но футболисты едва ли были причастны к этому. Своей истинной невинности она лишилась в Германии, с Дитером, и теперь та была утрачена навсегда. Но перед ней был человек, который все еще был невинен. Она, наверное, и пугала, и привлекала его – пусть он даже не знал этого, подумала Нэнси.

– Вы хотите снова меня увидеть? – спросила она его. Она подумала, что вопрос был достаточно неоднозначным, но инспектор смотрел ей под ноги – со страхом и желанием, показалось ей.

– Но вы ведь не могли бы узнать двух других людей, даже если бы мы их нашли, – сказал инспектор Пател.

– Я могла бы узнать другого водителя такси, – сказала Нэнси.

– Мы уже нашли его, – сказал инспектор.

Нэнси встала с кровати и отнесла дилдо в ванную комнату. Когда она вернулась, инспектор Пател стоял у окна, наблюдая за нищими. Она больше не хотела иметь перед ним какое-то преимущество. Может быть, представляла она, инспектор безнадежно влюбился в нее и, если она толкнет его на постель и сядет сверху, будет ее боготворить и навсегда станет ее рабом. Может быть, это даже не его она хотела; возможно, ее влекла его очевидная порядочность, и только лишь потому, что, как она чувствовала, сама она утратила свою добрую сущность, которую уже не вернуть.

Затем до нее дошло, что он больше не смотрит ей под ноги – он разглядывал ее руки. Хотя она убрала дилдо, он по-прежнему избегал смотреть ей в глаза.

– Вы хотите снова меня увидеть? – повторила Нэнси.

Теперь в ее вопросе не было никакой двусмысленности. Она стояла к нему ближе, чем это было необходимо, но он проигнорировал вопрос, указывая на детей там, внизу.

– Всегда одни и те же трюки – никогда не меняются, – заметил инспектор Пател.

Нэнси не стала смотреть на нищих; она продолжала смотреть на инспектора.

– Вы могли бы дать мне свой номер телефона, – сказала она. – Тогда я могла бы вам позвонить.

– Но зачем? – спросил ее инспектор.

Он продолжал наблюдать за нищими. Нэнси отошла от него и вытянулась на кровати. Она лежала на животе – в халате, который плотно ее облегал. Она подумала о своих светлых волосах; она подумала, что они должны выглядеть красиво, рассыпанные по подушкам, но она не знала, смотрит ли на нее инспектор Пател. Она просто знала, что подушки приглушат ее голос и что инспектору придется подойти ближе, чтобы услышать ее.

– Что, если вы мне понадобитесь? – спросила она. – Что, если у меня будут неприятности и мне понадобится полиция?

– Этого молодого человека задушили, – сказал ей инспектор Пател; по звуку его голоса она догадалась, что он стоит рядом.

Нэнси лежала, зарывшись лицом в подушки, но она вытянула руки в стороны, коснувшись краев кровати. До этого она думала, что никогда ничего не узнает о мертвом юноше – даже если его убили из злости и ненависти или же просто непреднамеренно. Теперь она знала: молодого человека не могли задушить непреднамеренно.

– Я его не душила, – сказала Нэнси.

– Я это знаю, – отозвался инспектор Пател.

Когда он тронул ее руку, Нэнси лежала абсолютно неподвижно; но больше он к ней не прикасался. Спустя секунду она услышала, что он уже в ванной комнате. Похоже, что он включил кран.

– У вас крупные руки, – отозвался он; она не двигалась. – Юношу задушили маленькими руками. Возможно, другой юноша, а возможно, женщина.

– Вы подозревали меня, – сказала Нэнси; она не была уверена, что он слышит ее сквозь шум льющейся воды. – Я сказала, вы меня подозревали, пока не увидели мои руки.

Он закрыл кран. Не много налилось, подумала Нэнси.

– Я всех подозреваю, – сказал инспектор Пател, – но вас я действительно не заподозрил в этом.

Нэнси разбирало любопытство; она встала с кровати и пошла в ванную. Инспектор Пател сидел на краю ванны, наблюдая за дилдо, который плавал кругами, как игрушечный кораблик.

– Так я и думал, что он плавает, – сказал инспектор. Затем он погрузил дилдо и, не отрывая от него глаз, держал под водой почти целую минуту. – Нет пузырьков, – сказал он. – Он плавает, потому что полый, – пояснил он ей. – Но если он состоит из двух половинок – если бы вы могли открыть его, – то были бы пузырьки. Я думал, что он открывается. – Инспектор выпустил воду из ванны и насухо вытер дилдо полотенцем. – Один из ваших друзей звонил сюда, пока вас регистрировали, – сказал инспектор Пател. – Он не хотел говорить с вами, он просто хотел знать, что вы зарегистрировались. – Нэнси встала в дверях ванной; инспектор сделал паузу, чтобы она посторонилась. – Как правило, это означает, что кто-то интересуется, благополучно ли вы прошли таможню. Поэтому я подумал, что у вас в этой штуке что-то есть. Или нет?

– Нет, – не без усилия сказала Нэнси.

– Ну, тогда я ухожу, я скажу там, чтобы все сообщения для вас передавали вам напрямую, – сказал инспектор.

– Спасибо, – ответила Нэнси.

Уже открыв дверь в холл, он протянул ей свою визитную карточку.

– Звоните мне в случае любых проблем, – сказал он ей.

Она предпочла уставиться на визитку; это было лучше, чем смотреть, как он уходит. Там было напечатано несколько телефонных номеров (один обведен шариковой ручкой), а также его имя и должность:

ВИДЖАЙ ПАТЕЛ

ИНСПЕКТОР ПОЛИЦИИ

ОТДЕЛ КОЛАБА

Нэнси не знала, как далеко от дома был Виджай Пател. Когда вся его семья отправилась из Гуджарата в Кению, Виджай поехал в Бомбей. Для представителя гуджаратцев продвинуться в полиции штата Махараштра было немалым достижением; но гуджаратское семейство торговцев Пателов не впечатляли успехи Виджая. Его отрезало от них, так же как Нэнси от Айовы, – в Найроби у них был свой бизнес.

Изучив до последней буковки визитку полицейского, Нэнси вышла на балкон и стала смотреть на нищих. Дети были довольно изобретательны в номерах, которые они исполняли, а бесчисленные повторы одного и того же действовали успокаивающе. На нее, как и на других иностранцев, наибольшее впечатление производили акробаты.

Время от времени кто-нибудь из гостей бросал выступавшим апельсин или банан; некоторые кидали монеты. Нэнси было больно наблюдать за одноногим мальчиком с костылем, который пытался раньше других детей успеть к деньгам или фруктам, а его за это били. Она не понимала, что сам калека был автором этого жестокого действа и играл в нем ведущую роль. Он был старше других детей и являлся их лидером; на самом деле это им в некоторых ситуациях доставалось от него.

Но Нэнси не улавливала истинного смысла происходящего и искала, что бы бросить калеке. Банкнота в десять рупий – это все, что она смогла у себя найти. Для нищего это было слишком много, но ничего иного у Нэнси не было. Она утяжелила банкноту двумя заколками для волос и вышла на балкон, держа ее над головой, пока не привлекла к себе внимание мальчика-калеки.

– Эй, леди! – позвал он.

Некоторые из детей перестали делать свои мостики и стойки на руках, и Нэнси выпустила десять рупий в воздух; банкнота чуть поднялась в восходящем воздушном потоке, а затем поплыла вниз. Дети бегали взад и вперед, стараясь угадать место, куда она упадет. Похоже, мальчика-калеку устроило, когда кто-то из детей схватил деньги.