– Бедняга! – повторила миссис Догар, обращаясь к пожилому официанту.
И правда, бедняга! – подумал мистер Сетна. С такой женой, как миссис Догар, мужу будет даже спокойнее уже стоять одной ногой в могиле.
Только пожилой стюард повесил трубку, как в клуб «Дакворт» позвонил доктор Дарувалла, чтобы сделать заказ. Их будет четверо на ланче, предупредил он мистера Сетну, и он надеется, что еще никто не занял его любимый столик в Дамском саду. Свободных мест было много, однако мистер Сетна не одобрял сам факт, что столик для ланча заказывается утром того же дня, – разве заслуживают доверия столь скоропалительные планы.
– Вам повезло. У меня только что сняли один заказ, – сказал стюард доктору.
– Могу я заказать столик на полдень? – спросил Фаррух.
– Лучше бы на час дня, – предложил мистер Сетна, который также не одобрял намерения доктора пораньше приступить к ланчу. По теории мистера Сетны, ранний ланч и способствовал тому, что доктор набрал лишний вес. А маленьким мужчинам весьма неблаговидно набирать лишний вес.
Едва доктор Дарувалла повесил трубку, как ему перезвонил доктор Тата. Фаррух сразу же вспомнил, о чем он хотел спросить Тату-Два.
– Вы помните Рахула Рая и его тетушку Промилу? – спросил Фаррух.
– Кто их не помнит! – ответил Тата-Два.
– У меня вопрос чисто профессиональный, – сказал доктор Дарувалла. – Полагаю, ваш отец осматривал Рахула, когда тому было двенадцать или тринадцать лет. Это было в тысяча девятьсот сорок девятом году. Мой отец осматривал Рахула, когда мальчику было лет восемь, может, десять. Это была просьба его тетушки Промилы – ее волновало, что у него на теле нет волос. Мой отец сказал, что у него все нормально, но я знаю, что Промила повезла Рахула к вашему отцу. Мне интересно, по какой причине, – якобы из-за отсутствия волос?
– Зачем вообще идти на прием к вашему отцу или к моему из-за отсутствия волос? – спросил доктор Тата.
– Хороший вопрос, – сказал Фаррух. – Думаю, в действительности ее заботила половая принадлежность Рахула. Допускаю, что речь шла о возможности изменения пола.
– Мой отец не занимался изменением пола! – сказал Тата-Два. – Он был гинекологом и акушером.
– Я знаю, кем он был, – сказал доктор Дарувалла. – Но может, его просили установить диагноз… Я говорю о репродуктивных органах Рахула. Может, там было что-то не так, отчего и возникла мысль об изменении пола – по крайней мере, в голове мальчика или его тетки. У вас сохранились медицинские записи отца? Я храню записи моего.
– Разумеется, я храню их! – воскликнул доктор Тата. – Мистер Сабхаш положит их мне на стол через две минуты. Через пять я вам перезвоню.
Итак, если сам Тата-Два назвал своего медицинского секретаря «мистер», то, может быть, как и Ранджит, Сабхаш издавна являлся медицинским секретарем в этой семье. Судя по голосу в телефонной трубке, мистеру Сабхашу шел восьмой десяток!
Спустя десять минут от доктора Таты так и не было звонка, и Фаррух предположил, что, должно быть, в записях Таты-Два царит хаос; судя по всему, медицинская запись о Рахуле отнюдь не под рукой у мистера Сабхаша, или, возможно, доктор Тата надолго задумался над диагнозом, поставленным Рахулу? Тем не менее Фаррух сказал Ранджиту, что не будет принимать никаких звонков, кроме как от доктора Таты.
У доктора Даруваллы была назначена одна встреча в офисе, помимо долгожданного ланча в клубе «Дакворт», и он сказал Ранджиту, чтобы тот отменил ее. Доктор Десаи, приехавший из Лондона, находился сейчас в городе; в свободное от собственной хирургической практики время доктор Десаи занимался конструированием искусственных суставов. Он был повернут на одной теме – замена суставов была единственным предметом его разговоров. Джулия с трудом переносила эти беседы, когда доктору Дарувалле случалось пригласить доктора Десаи в клуб «Дакворт». Легче было иметь дело с Десаи в офисе. «Следует ли фиксировать имплантат к скелету костным цементом, или же лучше использовать метод биологической фиксации?» Так обычно начинал разговор Десаи, вместо того чтобы спросить: «Как ваша жена, как дети?» Для доктора Даруваллы отменить встречу в офисе с доктором Десаи было равносильно тому, чтобы признаться в отсутствии интереса к избранной области ортопедии; но все мысли доктора были теперь обращены к новому сценарию – ему хотелось творить.
Поэтому в настоящем Фаррух сидел за своим столом с противоположной стороны, чтобы не отвлекаться на обычную картину – больничный дворик для детей-инвалидов, где несколько его пациентов занимались лечебной физкультурой после операции, а это доктору трудно было игнорировать. Но доктора Даруваллу больше обольщал выдуманный мир, чем тот, с которым он был связан обстоятельствами своей жизни.
По большей части создатель Инспектора Дхара не был осведомлен о драмах реальной жизни, клубящейся вокруг него. Бедная Нэнси, с глазами как у енота, наряжалась ради Инспектора Дхара. Знаменитый актер, даже вне сцены и вне камеры, так и продолжал актерствовать. Мистер Сетна, который так истово все не одобрял, обнаружил (с крайней неприязнью), что человеческая моча убивает бугенвиллеи. И намечалось еще одно убийство в клубе «Дакворт», где Рахул уже видел себя вдовой мистера Догара. Но эти реалии пока что оставались вне поля зрения доктора Даруваллы. Вместо этого он искал вдохновение, глядя на цирковую фотографию на своем столе.
Это была прекрасная Суман – Суман из «Прогулки по небу». Последний раз, когда доктор Дарувалла видел ее, она была незамужней – двадцатидевятилетней звездой акробатики, кумиром всех детей-акробатов, которых она обучала. Наш сценарист полагал, что Суман двадцать девять и что пора ей выходить замуж и заниматься более практичными вещами, чем ходьба вверх ногами под куполом главного шатра, на высоте восьмидесяти футов от земли и без страховочной сетки. Такая прекрасная женщина, как Суман, определенно должна быть в браке, считал сценарист. Суман была акробаткой, а не актрисой. Сценарист рассчитывал, что его цирковые персонажи не очень-то будут утруждать себя актерской игрой. На роль мальчика Ганеша нужен, конечно, опытный актер, но его сестру Пинки сыграет реальная Пинки – из «Большого Королевского цирка». Пинки будет выполнять акробатические номера – ей совсем не обязательно разговаривать. (Надо свести ее реплики к минимуму, подумал сценарист.)
Фаррух забегал вперед; он уже подбирал актерский состав. По сценарию он по-прежнему намеревался отправить мальчика и девочку в цирк. Вот когда доктор Дарувалла подумал о новом миссионере; в сценарии доктор не стал бы называть его Мартином Миллсом – фамилия Миллс была слишком скучной. Сценарист назовет его просто «мистер Мартин». Миссия иезуитов возьмет на себя ответственность за этих детей, потому что их мать будет убита в церкви Святого Игнатия при падении небезопасной статуи Пресвятой Богородицы. Святой Игнатий, несомненно, понесет определенную ответственность за это. И поэтому получится так, что детей подберет правильный лимузин Вайнода; карлику, так сказать доброму самаритянину, все равно придется получить разрешение иезуитов, чтобы отправить детей в цирк. О, это замечательно! – подумал доктор Дарувалла. Вот как встретятся мистер Мартин и Суман. Настырный миссионер приводит детей в цирк, и олух царя небесного влюбляется в циркачку.
Почему нет? Иезуит вскоре обнаружит, что Суман для него предпочтительнее целомудрия. Вымышленного мистера Мартина должен сыграть опытный актер, и сценарист обеспечит этот персонаж гораздо более выигрышными чертами личности, чем у Мартина Миллса. По сценарию соблазнение мистера Мартина будет историей его вероотступничества. В следующей идее сценариста не было ни капли лукавства или озорства: Джон Д. сыграет идеального мистера Мартина. Как счастлив будет он – играть не инспектора Дхара!
Какой сценарий может из этого получиться – никакого сравнения с реальностью! Вот когда доктор Дарувалла понял, что ничто не мешает ему вывести самого себя в этом фильме. Он бы не стал делать себя одним из главных героев – второстепенного персонажа, полного прекрасных намерений, пожалуй, достаточно. Но как описать себя? – задавался вопросом Фаррух. Сценарист не знал, что он вполне хорош собой, а назвать себя «очень умным» – это было бы как-то несолидно; кроме того, в кино можно изобразить лишь внешний вид.
