Любопытно, что во всех этих переговорах отца с сыном не было и помину о новорожденном внуке как будущем возможном наследнике русского престола. Ясно было, что и сын, и внук устранялись, чтобы перенести наследие на другого сына, только что рожденного от второго брака, т. е. на Петра Петровича. Конечно, в непосредственной связи с сим намерением 15 ноября 1715 года издан был царский указ, который всякому отцу предоставлял право назначать себе наследником любого из сыновей, невзирая на старшинство.

Это второе продолжительное пребывание имело иной характер, чем первое, ибо происходило при других обстоятельствах и условиях. При первом путешествии в Западную Европу Петр имел в виду ознакомиться с европейской культурой вообще и самому на практике изучить корабельное дело в частности, политика лично для него стояла тогда на втором плане. Теперь наоборот: на первом плане имелись политические задачи, вытекавшие из Великой Северной войны, которая крайне затянулась и осложнилась. Кроме старых своих союзников, королей польского и датского, русский царь сумел привлечь к борьбе с Карлом XII еще короля прусского и герцога Ганноверского, занявшего королевский престол в Англии. Но с одной стороны, Швеция продолжала вести упорную оборону и с напряжением всех сил отстаивала свои владения на восточном и южном побережье Балтийского моря, а с другой — союзники, преследуя каждый свои особые интересы, действовали вяло и недружно. Царь задумал побудить их к более единодушному образу действия и перенести войну на берега самой Швеции. Он явился к своим союзникам в ореоле, которым осенила его Полтавская победа, и в эпоху полного развития своего могущества. Но там он скоро убедился, что именно это могущество и его притязания на присвоение всех завоеванных им от Швеции областей возбудили нерасположение и подозрительность среди союзников. Особенно неприятны для них были его вооруженное вмешательство в дела Северной Германии и пребывание там русских войск.

Это вмешательство нашло себе опору еще и в новых родственных связях. А именно Петр устроил брак своей племянницы Екатерины Ивановны с герцогом мекленбургским Карлом Леопольдом, который развелся с своей первой женой. Герцог терпел обиды от воюющих со шведами союзников, которые не уважали его нейтралитета и разоряли его страну всякими поборами, в особенности когда предприняли осаду соседнего города Висмара. Кроме того, он находился в ссоре со своим непокорным дворянством, которое искало себе поддержки у германского императора и обращалось к нему с жалобами на своего герцога. Естественно поэтому, что Карл Леопольд пожелал породниться с русским государем в надежде найти себе могущественного заступника и покровителя.

Во втором большом путешествии за границу Петра сопровождала его супруга Екатерина. 18 февраля они прибыли в Данциг, округа которого была занята русскими войсками под начальством фельдмаршала Шереметева. Первым распоряжением царя явился штраф, наложенный на жителей за их торговые и другие сношения со шведами. Затем окончены были брачные условия с мекленбургским герцогом; между прочим, за Екатериной Ивановной герцог оставил свободное исповедание греческой веры, предоставлял русским войскам свободное передвижение по своим владениям и давал разные льготы русским торговцам. Царь с своей стороны обязался подавать герцогу помощь против врагов внутренних и внешних, а в приданое племянницы обещал присоединить к его владениям город Висмар, конечно, после его взятия. 8 апреля совершилось торжественное бракосочетание в том же Данциге.

Неудовольствие союзников на действия царя между тем выразилось по следующему поводу. Висмар сдался на капитуляцию датским, прусским и ганноверским войскам прежде, нежели русское войско, предводимое князем Репниным, успело принять близкое участие в осаде. А когда это войско прибыло, союзные генералы не впустили его в город. Царь, озабоченный планом общей высадки на южные берега Швеции, т. е. в Шонию, не захотел ссориться с союзниками и, напротив, постарался войти с ними в личное соглашение.

Для того он устроил свидание с прусским королем в Штетине, а с датским — в Альтоне. От ганноверского курфюрста Георга он дипломатическим путем добивался обещания, чтобы тот в качестве английского короля прислал на помощь английскую эскадру. После того Петр отправился на воды в Пирмонт для поправления своего здоровья ввиду предстоявшей морской кампании. Прошедши наскоро курс лечения, в июне он уже был в Ростоке, откуда повел свою галерную эскадру с посаженною на ней русской пехотой к Копенгагену, а конница пошла сухим путем из Мекленбурга.

Однако все хлопоты Петра о высадке в Шонию не увенчались успехом по медлительности и нерасположению союзников. Одно время у берегов Дании соединились в один могучий флот четыре эскадры: русская, датская, английская и даже голландская, чтобы проводить большой караван торговых судов до известного пункта для охраны его от шведских пиратов. В силу своего высокого положения Петр стал во главе соединенных эскадр, подняв свой флаг на корабле «Ингерманланд». Несколько дней он наслаждался командованием-этим великолепным военным флотом, состоявшим из 80 кораблей.

Дипломатические интриги продолжались, и за наступлением осени высадка была отложена. Петр успел сделать небольшую личную рекогносцировку к берегам Шонии. Из всех союзников только молодой король прусский Фридрих Вильгельм I оказывал полную приязнь и доверие русскому государю, и он же зато более других выиграл от этого союза, получив значительное приращение к своему королевству из шведской Померании. Известна страсть короля к набору великанов в свою гвардию. Петр подкупил его и с этой стороны: в разное время он подарил ему до 250 великорослых солдат, взятых из русской армии.

В октябре 1716 года царь с Екатериною воротился из Копенгагена в Мекленбург, а отсюда один поехал в Гавельсберг на свидание с прусским королем. Здесь союз их был утвержден новым договором, которым обе стороны обязались взаимной помощью при охранении своих завоеваний у Швеции. Из Гавельсберга Петр мимо Гамбурга направился в любезную ему Голландию. На сей раз она привлекала его не только своею развитою промышленностью и культурою, а также дорогою памятью о первом своем путешествии в Западную Европу, но и тем важным международным положением, которое занимали тогда Голландские Штаты благодаря в особенности своим денежным богатствам и соединенным с ними займам. Гаага служила посредницей и центром, куда сходились дипломатические нити от большинства дворов Северной и Средней Европы, т. е. из Германии, Дании, Швеции, Англии, Франции и Австрии. Там можно было вести переговоры о достижении и условиях столь желанного царю выгодного мира со шведами.

6 декабря Петр прибыл в Амстердам; вслед за ним приехала большая царская свита, во главе которой находились канцлер граф Головкин, подканцлер барон Шафиров, тайный советник Петр Андреевич Толстой и князь Василий Владимирович Долгорукий. Царь отказался от приготовленного ему Штатами роскошного помещения и сначала расположился в доме русского резидента Брандта, а потом занял квартиру крупного русского негоцианта Соловьева.

Политические заботы и хлопоты, а также официальные приемы и аудиенции не мешали царю во время своего пребывания в Амстердаме часто отдаваться своим любимым занятиям и развлечениям, т. е. посещать корабельные верфи, заводы, фабрики, мастерские художников и с особым удовольствием совершать по окрестным каналам прогулки на яхтах и других парусных судах, причем самому править рулем. Он также пользовался всяким случаем повидать тех людей, которые чем-либо были ему полезны или просто вели с ним знакомство во время его первого пребывания в Голландии. Между прочим, он навестил своего старого приятеля, бывшего бургомистра Витсена, теперь старостью и болезнями прикованного к постели. Сделал он особую поездку и в городок Заандам, где побывал в домике, служившем когда-то ему приютом, и обласкал своего бывшего хозяина Геррита Киста. (Семейное предание последнего говорит, что царь подарил ему серебряный кубок.) Местные жители заметили, что Петр в это второе пребывание в Голландии уже не показывал такого неудовольствия на собиравшуюся поглазеть на него толпу, какое обнаруживал около 20 лет назад. Иногда он во весь свой огромный рост выпрямлялся на корме судна и как бы хотел сказать любопытным, следовавшим за ним на лодках: «Ну, можете смотреть на меня сколько вам угодно». Тогда как окружающие его вельможи щеголяли роскошным одеянием, ярко-красными суконными плащами и огромными париками, сам Петр отличался простотою своего костюма: он носил полукафтан серого сукна с широким кожаным поясом, к которому был пристегнут палаш, а на голове — черный короткий парик и грубая войлочная шляпа. Бледное лицо со следами недавней болезни (о которой ниже), густые черные усы и проницательный, метавший искры взор невольно приковывали к нему общее внимание.