Машина была непонятная. Чужая. Прямо веяло от неё этой чуждостью. Вячеслав Михайлович, пивший чай за небольшим столом под яблоней в маленьком садике, недовольно поморщился при раздавшемся стуке в калитку и, надев кепку, пошёл открывать – а там эта штука стоит, и чёрной краской с хромом сверкает.

– Вячеслав Михайлович, добрый день, – высокий плотный мужчина сделал попытку отдать честь, но одумался и протянул руку. Потом и от этого жеста смутился – всё же были в нём посеяны зерна воспитания или этикета: первым руку протягивает старший.

Молотов протянул руку и нажал, что есть силы – не потому, что хотел сделать больно этому здоровяку. Наоборот, показать, что он не дряхлая развалина, а ещё крепкий мужчина. Бывший военный легко выдержал этот натиск и вежливо улыбнулся. Силён, зараза.

– Ч… чем м… могу быть п… пол… лез… зен? – Молотов заикался всю жизнь, при волнении – сильнее. Это иногда бесило Сталина, но тот терпеливо ждал и Вячеслав Михайлович, успокоившись, говорил уже почти связно. Сейчас вот снова разволновался. Машина смутила. Таких не бывает! Даже там не бывает.

– Это «Вагран». АЗЛК по спецпроекту немного делает, – перехватив взгляд, пояснил здоровяк.

– См… мот… три т… ты! А чего не завод им… мени б… бывшего м… мен… ня? – Вячеслав Михайлович руку отнял и помассировал костяшки. Железная рука всё же у посланца.

– Принято решение, что в СССР такие мощные машины не нужны. Продали проект в США, там начали делать, – словоохотливо пояснил товарищ.

– См… мот… три, н… научил… лись! Теп… перь они у н… нас м… машин… ны покуп… пают?

– Вячеслав Михайлович, у меня письмо для вас от Первого Секретаря ЦК компартии Казахстана и члена Политбюро товарища Тишкова, – мужчина в слишком элегантном и дорогом даже для члена этого самого Политбюро костюме протянул Молотову обычный конверт, без всяких сургучных печатей, бечёвок и красных штемпелей.

– Д… давайте, – Молотов вообще старался говорить поменьше и пореже.

Он заикался и стеснялся этого.

Здоровяк протянул письмо, такое маленькое в его пятерне, опять дёрнулся рукой отдать честь, смущённо улыбнулся.

– Что т… тут?

– Это приглашение поработать. В Казахстане. Прочтите, я пока по улице прогуляюсь.

– Ч… чего это… П… прошу, – Молотов зашёл в калитку и оставил её открытой. Хотел повернуться и идти к столу, но взгляд сам снова зацепился за «Вагран». Больше всего поражали двери, точнее, дверь водителя. Она открывалась не вперёд и не назад, как на старых машинах, а вверх, да ещё и под углом. Сейчас смотрелась с одной открытой дверью, как птица с перебитым крылом.

Посланец чуть не налетел на остановившегося пенсионера. Хмыкнув и покачав головой, Молотов прошёл к столу, сделал глоток почти остывшего чая и, глянув на необычного посланца из необычной машины, решил проявить гостеприимство.

– П… полина, у н… нас гость. Расп… порядись чайку п… подать.

Жена, только выглянувшая из небольшого деревянного дома, дачи, что выделил Молотову Совет Министров в селе Жуковка, кивнула и зашла назад в дом.

Вячеслав Михайлович снял очки. В свои семьдесят девять лет он ещё отлично мог читать даже мелкий шрифт, а вот далеко видел плохо – всю жизнь носил очки от близорукости. Письмо было запечатано, он взял нож со стола и надрезал один край. Послание оказалось коротким. Этот самый непонятный Тишков сообщал, что товарищ Молотов восстановлен в партии с возвращением ему его партийного стажа полностью. Далее Вячеслава Михайловича приглашали поработать в ЦК компартии Казахстана секретарём. Возглавить комиссию по реабилитации граждан. Не указывалось, ни что это за граждане, ни за какие преступления они были осуждены. В конце напоминал Тишков, что в 1949 году входил Вячеслав Михайлович в Постоянную комиссию по проведению открытых судебных процессов по наиболее важным делам бывших военнослужащих германской армии и немецких карательных органов, изобличённых в зверствах против советских граждан на временно оккупированной территории Советского Союза. Участвовал в организации процессов над немецкими и японскими военными преступниками. Значит, имеет бесценный опыт, который сейчас очень востребован. Не забыл Тишков и про ещё одну строку из биографии пенсионера. В 1955 году Молотов был назначен председателем комиссии по пересмотру открытых процессов и закрытого суда над военачальниками. Этим письмо практически и заканчивалось. Тишков обещал по его выбору предоставить или хорошую квартиру в Алма-Ате, или дом в пригороде с яблоневым садом.

Вячеслав Михайлович отложил письмо и промокнул платком набежавшую слезинку. Дождался! Всё-таки дождался! Чуть не десять лет. В середине ноября 1961 года Молотов был отозван из Вены, снят с занимаемой должности руководителя советским представительством при штаб-квартире агентства ООН по атомной энергии (МАГАТЭ) и исключён из партии. 12 сентября 1963 года его отправили на пенсию. Почти десять лет он всё писал письма – сначала Хрущёву, а потом Брежневу – с просьбой восстановить его в партии. Работу не просил – смирился, да и почти восемьдесят лет всё же. А тут вспомнили! И партбилет вернули, и работу предлагают. Конечно, Алма-Ата – это не Москва. Не тот ЦК. Но даже и раздумывать не надо! Надо ехать. Вот только Полина чуть хворает последнее время – и с дочкой что? Нет. Надо ехать обязательно.

– К… как вас зовут?

– Ох, извините, Вячеслав Михайлович. Я – Пётр Оберин. Шофёр Петра Мироновича, – мужчина, стоящий у стола, опять поймал себя за руку, которая потянулась к виску.

– Ты, П… петя, п… передай товарищу Тишкову, что я с… соглас… сен. Что н… нужно д… делать? – Молотов вновь нацепил на переносицу небольшие старенькие очки.

– Да ничего не нужно, – пожал Оборин плечами.

– Ну, б… билет… ты на сам… молёт?

– Не нужны билеты никакие, у Петра Мироновича свой самолёт. Вы скажите, когда будете готовы, и он пришлёт его за вами.

– Н… неожиданн… нно, – сильнее стал заикаться Молотов. – Св… ой сам… м…молёт?

– А вы не знаете, кто такой Тишков? – сочувственно улыбнулся бывший военный.

– Министр к… культуры…

– Ну, да. Отстали вы от жизни, Вячеслав Михайлович.

– П… потом м… министр сельск… кого хоз… зяйства.

– И это тоже.

– А с… сам… молёт?

– Есть у Петра Мироновича деньги – вот и купил. «Боинг-747» сначала, но потом подарил его КБ Ильюшина, а сейчас купил «Боинг-727».

– Странн… ные вещи ты, П… петя, рас… сказываешь.

– Ну, у вас ещё всё впереди! Свяжетесь с товарищем Тишковым – ещё и не такого насмотритесь.

Старушка, одетая в строгое чёрное платье, в это время принесла стакан чая в мельхиоровом подстаканнике. Бедно живёт бывший всесильный министр. Да вся Сталинская гвардия такая – всё для страны, ничего для себя. А страна вон как с ними.

– П… полина, мы едем в Алм… ма-Ату. И м… м…меня восстан… новил… ли в п… партии…

Миша утопал, солдатики ещё пару минут попереговаривались ни о чём и смолкли. Птички распуганные вернулись и чирикали чего-то чуть выше по склону. Не верилось ни в какую бомбу. Не было в той реальности – и в этой не должно быть. Лежал Тишков на боку и пытался вспомнить, что знает об атомных бомбах в КНР. Получалось, что ничего. Там, в будущем, были какие-то потуги со стороны Путина договориться с США, те согласны были только при учёте китайских бомб – а их крохи, с сотню. Это по сравнению с тысячами у СССР и США. А сейчас? Десяток? Если самолётов было семнадцать, то семнадцать бомб? Ерунда какая. И почему Алма-Ата? У них есть ближе Владивосток и Хабаровск. Примерно на таком же расстоянии – Иркутск. А Новосибирск с Красноярском? Стоп. Вона чё! Там, между нами, Монголия! Там ракет понапихано. То есть, на самом деле, в пределах досягаемости их самолётов три больших города. Владивосток, Хабаровск и Алма-Ата. Ну, Пётр бы выбрал Алма-Ату – те два города явно лучше охраняются. Там войска стоят, там аэродромы с самолётами, а тут – мягкое подбрюшье, атаки на которое никто не ждёт.