Эа еще увеличила скорость и вырвалась в воздух, закручивая свое лучшее вращение. В сверкающем венце воды и света она на мгновение почувствовала приток новой энергии – она летела, как птица, кружась, и мир больше не делился на верх и низ, он был единым…

Она рухнула, круто изогнув тело, и громко зажужжала от радости: получилось! Она впервые в жизни смогла это сделать. И без всякой музыки океана! Она закрутила настоящее вращение!

– Ага, не получилось! Фигня! – завопил прилипало, сильнее впиваясь присоской в кожу. – Я тут, но дело не в этом…

Эа уже уходила вниз, чувствуя, как ненавистная тварь присасывается все жестче. Теперь уже некуда откладывать, эта схватка станет последней, и Эа твердо намерена победить. По мере того как она спускалась, она чувствовала колыхание океана и поняла, что совсем недавно, между отливом и приливом, случился некий странный момент: ни до, ни после, пауза. Наверное, Эа замечала такое и раньше, просто не обращала внимания. Она продолжала погружаться, готовясь к развороту.

«Не надо бороться, доверься океану».

Наконец-то Эа поняла слова матери, наконец-то ощутила, что тело выгибается правильным естественным образом. Вот вспышка энергии у основания хвоста, вот позвоночник напитывается силой, а вот и мощный разряд, выбросивший ее прямо в небо.

Раз, два, три, спираль, еще спираль, мир замедляется, вдалеке проступает зелень пальм на берегу, сияющая голубизна неба – пять, шесть, – но ликование заставило ее начисто забыть о входе в воду. Она тяжело рухнула с неуклюжим всплеском.

– ЭА! – Долгий настойчивый импульс пришел из лагуны позади. Эа и не подозревала, как далеко она ушла в бескрайние просторы, но о чем тревожиться? День по-прежнему ясный, никакой опасности.

– ЭА, ВЕРНИСЬ СЕЙЧАС ЖЕ!

Голос матери звучал рассерженно, и Эа сначала обиделась, а потом разозлилась. Нет бы порадоваться, что она наконец-то собралась потренироваться, а вместо этого мать начнет выговаривать, что так погружаться нельзя, это некрасиво… Ну, так она еще не отрабатывала погружение.

– ЭА! ЭА!!!

Мать, похоже, бросилась за ней, вкладывая в звуки имени дочери какую-то незнакомую, пугающую ярость. Она едва успела отскочить в сторону, когда мать пролетела мимо, едва не задев ее, оставляя позади пенный след. Эа только собралась протестующе свистнуть, когда из глубины воздвиглась огромная бледная фигура, как раз на том месте, где только что была Эа. А потом пришел ни на что не похожий звук, с которым ее мать врезалась головой в акулу. В голове Эа прозвучало: «УХОДИ, ЭА!!!»

Мать мелькнула перед ней серебряной вспышкой. Эа ощутила жар материнского следа и холодную волну, когда акула тяжело развернулась навстречу нападавшему. На этот раз мать целилась между глазом акулы и ее длинными жабрами.

– Э…

Эа закрутило в бурлящей воде, когда Белая Богиня, Carcharadon carcharias[12], повернулась и схватила мать Эа. Вода окрасилась красным.

Эа не помнила, как вернулась в лагуну. Стая попряталась после того, как мать Эа услышала неуклюжий всплеск и подняла тревогу, но что они могли сделать для спасения Эа? Она была жива и невредима, но молчала. Несмотря на отвращение к прилипале, сородичи поддерживали ее, как новорожденную, заботясь о том, чтобы она дышала. Прилипало тоже помалкивал. Похоже, его пришибла сила потрясения хозяйки.

Эа пришла в себя только на следующий день и не могла понять, что она слышит и откуда приходят звуки. Знакомые, угрожающие, болезненные… Она не заметила ремору, даже когда та укусила ее. Она узнала детскую зону, но из-за головной боли голоса стаи доносились до нее словно с большого расстояния. В груди разлилось странное онемение, думать было трудно. Чего-то не хватало, что-то было не так, но она не могла понять, что именно. Сквозь головную боль и непонятный блок в голове до нее доходили чириканье и плеск играющей малышни. Лежа на поверхности, она увидела птицу в ясном небе и в панике бросилась вниз. Сегодня мир был ужасен по-новому, но она не понимала почему.

Прилипало залепил ей хвостом в глаз, привлекая внимание.

– Никто не виноват, а я – тем более. Хватит строить из себя несчастненькую. Давай, включайся. Вон, к тебе идут.

Подошли несколько старейшин Лонги и молча расположились вокруг. Вода донесла их любовь к Эа, смешанную с огромным горем.

Опасность исходила явно не от них. Ее источник следовало искать ближе. Эа вспомнила разговоры прилипалы. Да, вот это опасно! Опасность вообще разливалась по воде лагуны, хотя раньше ничего подобного она не чувствовала.

– Что случилось? – жалобно спросила она, но собравшиеся молчали.

– Что-что… Ты пыталась меня сбросить, – угрюмо проговорил прилипало, – да только, ха-ха, тебе это не удалось. Ты вообще неудачница.

Эа не помнила, как выполняла чудесное вращение. В голове без конца кружились черные и белые манты и та ужасная мысль, которую они вложили в ее голову.

ВЫРВИСЬ ЗА ПРЕДЕЛ!

Едва шевеля плавниками, старейшины подплыли ближе, очень осторожно. Они чувствовали, что Эа в панике. А она чувствовала их любовь, протянутую к ней, но не могла понять причину. Внутренний слух уловил уродливое ворчание, громче и ближе, как будто огромный морской змей подбирался к ней по дну. Малыши начали плакать. Они уловили опасную перемену в воде. Оба полушария мозга Эа вспыхнули, как будто она застряла между сном и бодрствованием.

Прилипало снова ударил ее хвостом.

– Перестань, идиотка! Иди к ним! Эй, не туда!

Эа повернулась и уплыла. Ее жгли вина и стыд, только непонятно, из-за чего. Она сделала что-то плохое, и она была нечиста.

«Вырвись за предел».

Ничего такого она еще не сделала, вот же они все, вся ее стая, но этот ужасный приказ таил в себе угрозу. Чтобы остаться здесь, с семьей, нужно отказаться от него, забыть. Эа ненавидела себя, как никогда раньше. И в этот момент все стало ясно. Манты не благословили, а прокляли ее.

– Я ухожу. – Эа спокойно отщелкала это, пока плыла по лагуне. Не было страха в ее голосе, как не было изумления и горя в ответных щелчках, когда народ понял, что она имела в виду. Ее тело двигалось само по себе, унося ее испуганное сердце прочь от семьи. Они следовали за ней, некоторые уговаривали не уходить, напоминали, что ни одному дельфину не удавалось выжить в океане в одиночку, что они любят ее, что бы там ни случилось.

Последние щелчки заставили Эа плыть быстрее. Ничего она больше не хотела слышать. Только бы боль внутри наконец вырвалась наружу и убила ее. Какое облегчение, что больше не надо притворяться. Да, она сумасшедшая, нечистая, недостойная. Вот почему к ней пристал прилипало, вот почему манты ее прокляли. Она уйдет, чтобы спасти стаю. Наверное, она всегда этого боялась, потому и Исход представлялся ей таким ужасом. Это ее судьба. Эа плыла все быстрее, торопясь достичь Края, чтобы не слышать криков семьи, зовущей ее обратно. Никому в океане не выжить в одиночку, но вот она уходит. Она выполнит приказ мант. Смерть где-то рядом. Собравшись с духом, Эа вышла в океанский простор.

Вдалеке, прямо за границей дома афалин, начиналась глубокая океанская впадина. Со дна поднимались семь подводных вулканических конусов разной высоты; вершина самого высокого не дотягивалась до поверхности всего лишь на двадцать метров. Из трещин в стенках конусов время от времени вырывалась горячая вода, напитанная серой; окрестности казались мертвыми, хотя даже здесь существовала какая-то примитивная жизнь. Разведчики афалин, прогнав народ Лонги, обследовали котловину и выяснили, что вода здесь обжигает, а рыбные запасы скудны. Миграционные пути проходят далеко, и вообще местность плохая. Даже океанские демоны, после того как нанесли вулканические конусы на свои навигационные карты, убрались отсюда.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».