Как-то вечером Доминика даже предложила ей стать ее правой рукой, помогать с письмами и счетами. Васса жадно закивала. По ночам она шепотом переговаривалась с зеркалом, а днем, в свободную минуту, находила Куно, чтобы узнать, как проходит подготовка к установке защиты. Они даже начали разговаривать более-менее дружелюбно, и с каждым днем Вассе стоило все больших усилий держать расстояние между ними. Она видела, как уставший чародей хочет к ней прикоснуться, чувствовала, как собственные руки чешутся, требуя объятий. И все же она, как могла, заключала себя в саркофаг из ледяного самообладания, напоминая, что время еще не пришло. Она еще не получила все, что хотела.

И вот, все дни скомкались в бесконечную череду приготовлений и лопнули, превратились в пушистый снегопад, сыпавшийся из-под низкого купола неба. Доминика смотрела на людей, теребила рукав подаренного Вассой платья, уговаривала себя успокоиться. Она сделала все, что могла, чтобы этот день прошел славно. Но все тело ныло от напряжения, требуя, чтобы она бежала, двигалась, делала что-то еще. Доминика уговаривала себя дышать, чувствуя, как под горлом копится болезненный тянущий комок. Медальон на груди мерцал, выдавая ее бешеный пульс. Рядом, в кабинете, сидел Куно. Растирал руки, разминал пальцы, то и дело подходил к книгам, пробегался ногтями по корешкам, а затем падал обратно в кресло.

— Ты можешь не мельтешить? — попросила Доминика. Чародей фыркнул.

— А ты — не стой над душой.

Слуги уже ушли в город, чтобы принять участие в гулянье. Даже Эдвин с утра пораньше собрался и, обернувшись зверем, направился в обход вместе с людьми Кайриса. Ему нравились эти чародеи. Закаленные огнем, каждый как хороший меч, смертоносный, но хрупкий. Он тренировал их, учил бороться с такими, как он. Ладвиг был не очень доволен, но Эдвин словно знал, что их ждет.

Мрачное предчувствие терзало и Доминику. Без молчаливого присутствия Эдвина особняк казался совсем пустым. Раздулся до размеров замка. Она скакала с одной мысли на другую, как бельчонок по веткам: празднество, чародеи, другие князья, Васса и Куно, притаившийся где-то в тенях Ланс, Ладвиг, при каждой возможности сжимающий ее руку, словно возвращая в реальность. Она словно выдумала это все и поверила в каждого из них так сильно, что они зажили собственной жизнью.

— Они скоро будут там, — сказал чародей и стряхнул невидимые пылинки с кафтана. Во имя праздника он отказался от полюбившихся ему многослойных накидок и снова вырядился городским щеголем. Вот только в светлых глазах теперь плескалась скука. Он словно сгорел, напитавшись всем огнем мира.

Доминика кивнула и поправила смявшийся подол. Затем протянула Куно руку и завела его за свою спину, как всякий раз перед праздником, когда в суете приготовлений им удавалось остаться наедине. Чародей улыбнулся немного смущенно, согретый воспоминаниями, и запустил руки в ее волосы, принялся перебирать густые тяжелые пряди, ткать их в косы, укладывая на голове причудливой короной. В каштановых переливах блеснули серебряные заколки, словно ледяные иглы. Казалось, секунда — и они расплавятся от тепла кожи. Куно провел еще раз ладонями над ее головой, приглаживая непослушные пушки и улыбнулся, довольный своей работой.

— Я буду скучать, — вдруг сказал он. Доминика понимающе кивнула и сжала его руку, позволяя чародею перенести их к тоннелю.

Время близилось к полудню, и небо действительно давало надежду увидеть в этот день затмение. Пелена облаков истончилась, стала напоминать трепещущую на ветру кисею. Солнце светило через нее белым пятном, и после сумрака прошедших дней даже немного слепило. Расписанный туннель разверзся пастью, из которой то и дело долетал утробный рокот и клацанье, в которые превращались раздававшиеся под сводами разговоры и шаги. Доминика снова сцепила руки перед собой, свела лопатки до ноющей боли. В животе затянулся болезненный узел, и она сжала губы до посинения, чувствуя, как за ней начинают скапливаться чародеи, готовые к встрече гостей.

Она оборачивалась к каждому, ловила их взгляды, улыбалась, здоровалась. Кто-то все еще считал ее поведение блажью и искал подвох, кто-то радушно махал в ответ. Она знала их всех: семейство ткачей, уже успевшие неплохо наладить быт, женщины и мужчины, работающие на плантациях, несколько целителей, три сестры-повитухи, с десяток солдат, а еще дети. Столько детей. Громкие, звенящие пятна, комки ног, пальцев, щек, припорошенные снегом и исходящие визгом. Даже они вызывали у Доминики улыбку, заставляли тревогу отступить.

Из темноты туннеля вышла княжеская процессия: Ладвиг, Карстан, Авериа, Сиршен и Фредерик. Ни княгини Элизабетты, ни Ирвина. Доминика окинула взглядом толпу, пока не заметила в дальней стороне огненную голову Эдвина, его недоверчивый взгляд, стиснутые челюсти. Он кивнул ей, и Доминика двинулась вперед, встречать гостей с улыбкой радушной хозяйки. Она не дрожала, не пыталась понравиться. Взгляды князей метнулись от нее дальше, к кубикам домов с нахлобученными на них покатыми крышами, к чародеям. Они были довольны. Даже больше — восхищены. Страх, с петлей которого на шее каждый уехал в прошлый раз, наконец покинул их.

Завидев ее, Ладвиг чуть ускорил шаг. На его губах заиграла теплая улыбка. Он отделился от процессии, чтобы как можно скорее взять ее замерзшие ладони в свои, на секунду опалить тонкую кожу дыханием, а затем встать с ней плечом к плечу. Князья понимающе улыбались.

Следом за ними из каменной пасти потек ручеек людей. Доминика с трудом удерживала невозмутимое и дружелюбное выражение, встречаясь взглядом с каждым из них. Их было мало. Они были хмуры, как осеннее небо и скованные снегами горы. Они сверлили взглядом пеструю чародейскую толпу и, кажется, были готовы зажать носы, лишь бы не вдыхать запах специй, висевший в воздухе плотным туманом. Доминика протолкнула в легкие еще одну порцию воздуха.

Затем потекли слова приветствия, теплые и тягучие, как карамель. Чародеи расступились, пуская гостей в свое прибежище. Напряженное молчание разорвалось, и город наполнился звуками, песнями, музыкой, разговорами. Северяне бродили по улицам, рассматривали построенные с помощью магии дома, глядели на теплицы, играющих детей, фокусников на площади. Доминика водила их по главным улицам, рассказывая о том, как спокойно и размеренно течет тут жизнь, а чародеи то и дело прибивались к их компании, неся скромные подарки: угощения прямиком из зимних садов, тончайшие ткани, изящные украшения. Доминика улыбалась, но в глазах князей то и дело замечала, как приливной волной в глазах князей появляется беспокойство.

«А что, если они направят эту силу против нас?»

«А что, если она не сможет сдерживать этих чародеев?»

Бесконечные «а что, если…?». Доминика чувствовала их кожей и могла только молиться, чтобы сегодня все прошло хорошо и сомнения развеялись. Ладвиг то и дело подхватывал ее руку и тепло сжимал замерзшую ладонь.

— Так когда вы планируете расселить Монте-Маджи? — спросила Авериа. Доминика прервала рассказ о мастерах-ткачах и вопросительно взглянула на княгиню. Та мягко улыбнулась. — Я так понимаю, что город был построен как перевалочный пункт, чтобы в дальнейшем чародеи могли осесть повсюду на Севере. Такой был уговор.

— Но прошло всего несколько недель. Людям нужно привыкнуть, — ответила Доминика. Княгиня поджала губы в еще одном подобии улыбки.

— И сколько времени это займет? Полгода? Год?

— Не исключено. Если кто-то захочет уехать раньше, то я не стану мешать, но пока таких не было.

— Мало ли что может произойти за полгода, — хмыкнула Авериа и бросила взгляд на огненную голову Эдвина. — Твой брат вот успел целую армию набрать.

— Вы хотите расселить людей насильно? — поставила вопрос ребром Доминика. — Как рабов?

Авериа встрепенулась. Князья расступились на полшага, словно пристыженные, как будто Доминика прочитала мысли каждого из них. Фредерик принялся искать достойный ответ под подошвами своих сапог. За эти недели он похудел, под глазами залегли глубокие тени. Видимо, семейная жизнь выпила из него все соки.