— Как уживаются друзья или семьи? — уточнила я.

— Возможно, — ответила Ку Чжа, — но скорее речь о таком общении, как у нас в бультоке.

Я несколько дней обдумывала ее слова, и наконец у меня появилась идея. Когда настал второй период погружений за лето, я позвала Чжун Ли сходить в бульток вместе со мной и бабушкой.

— Не нырять, — объяснила я, — а побольше узнать о сообществе хэнё. — Когда дочь согласилась, я была в восторге.

В бультоке Чжун Ли сидела тихо и слушала, как мы с ныряльщицами болтаем, переодеваясь в костюмы. «Есть ли еда на этом берегу?» — спросила я у подруг, и когда со всех сторон полетели типичные хвастливые ответы: «Больше еды, чем камней у меня в полях, если бы у меня были поля» и «Больше еды, чем литров бензина поглощала бы моя машина, если бы у меня была машина», — Чжун Ли открыла блокнот и принялась записывать. До Сэн с другими старухами пошла на берег собирать водоросли, которые вынесло на берег, а Чжун Ли села в грузовик вместе с хэнё, и мы поехали на пристань. Распущенные волосы дочки разлетались во все стороны; даже сидя в лодке, пока мы ныряли, она не повязала голову как следует. Потом, на пути обратно к берегу, Чжун Ли стала расспрашивать о работе хэнё, и подруги сочли меня плохой матерью.

— Неужели ты ничего ей не объясняла про работу ныряльщиц? — возмутилась Ку Чжа.

Я стала вспоминать прошлое и осознала, что пыталась учить младшую дочь, но ничего не выходило. Даже в детстве Чжун Ли отказывалась брать в море тевак, который я ей подарила, никогда не одалживала мою маску, не просила сшить ей костюм для ныряния. В пятнадцать она уже жила в Чеджу, и я не могла передавать ей знания хэнё, которые получила от матушки. Мне невольно стало стыдно перед подругами, но в мою защиту внезапно выступила дочь.

— Не дразните главу кооператива, — весело сказала она. — Мама много работала, чтобы обеспечить мне такую жизнь. И вы для своих дочерей делали то же самое, правда?

Так и было, хотя ни одна из этих девушек не добилась таких успехов, как моя Чжун Ли.

Добравшись до бультока, мы вернулись к привычному порядку — согрелись у огня, приготовили еду и завели разговор о семейных проблемах. Тут-то я смогла увидеть Чжун Ли с другой стороны: она задавала множество вопросов о нашем матрифокальном обществе. Мы впервые услышали, что так называется культура, центром которой являются женщины, и слово нас заинтриговало.

— Вы принимаете решения в семье, — объяснила дочь. — Зарабатываете деньги. У вас хорошая жизнь…

Ку Чжа только махнула рукой.

— Мы, конечно, считаем себя независимыми и сильными, но послушай наши песни, и сразу поймешь, что живется нам нелегко. Мы поем о том, как трудно жить со свекровью, как грустно расставаться с детьми, жалуемся на невзгоды.

— Да, сестра говорит правду, — согласилась Ку Сун. — Лучше родиться коровой, чем женщиной. Неважно, насколько мужчина глуп или ленив, ему все равно проще живется. Не приходится работать на всю семью, стирать, управлять домом, заботиться о стариках и следить, чтобы у детей была еда и одежда. Муж всего лишь присматривает за малышами и немного готовит.

— В других районах его сочли бы бабой, — заметила Чжун Ли.

Это нас повеселило.

— А если бы вы были мужчинами, — поинтересовалась она, — как изменилась бы ваша жизнь?

С первых дней моей работы в кооперативе в нашем бультоке регулярно обсуждали мужчин, мужей и сыновей. Я помню, как матушка спорила с другими ныряльщицами, кем лучше родиться, мужчиной или женщиной, но вопрос моей дочери заставил хэнё задуматься об этом в другом ключе.

— Я иногда гадала, не лучше ли оказаться на месте моего мужа, — призналась Ку Сун. — С тех пор, как погибла наша дочь, он беспробудно пьет. Я попросила его найти младшую жену и жить с ней, и знаете, что он ответил? «А зачем? Ты и так меня кормишь и даешь жилье».

Я знала историю каждой из подруг. У кого муж пьет или играет, на кого поднимает руку. Когда женщины приходили в бульток с синяками, я им говорила то же, что когда-то сказала Ми Чжа: «Уходи от него!» Но моему совету редко следовали. Женщины слишком боялись за детей, а может, и за себя.

— Хуже всего пьянки и азартные игры, — сказала одна из ныряльщиц. — Как только младшие достаточно подросли, чтобы о них смогли заботиться старшие дети, муж стал практически бесполезен. Мне его жалко, конечно, но представьте, что случилось бы, начни я сама пить и играть.

— В семье первого мужа я была рабыней, — призналась Ян Чжин. — Меня били и муж, и свекор. Если честно, я не хочу быть мужчиной, который такое творит. Лучше родиться женщиной.

— О мужчине всегда кто-нибудь заботится, — вмешалась другая хэнё. — Сами подумайте, знаете ли вы хоть одного мужчину, который живет один.

Мы не вспомнили ни одного мужчины в Хадо, который справлялся бы самостоятельно. Все они были на попечении матерей, жен, младших жен или детей.

Наконец в разговор вступила До Сэн:

— Мало кто из мужчин способен обойтись без жены, а женщина легко проживет без мужа.

Моя дочь оторвала взгляд от блокнота:

— Похоже, вы хотите сказать, что вы всем руководите, но в то же время не имеете никаких прав. Когда мужья умирают, дома и поля переходят к сыновьям. Почему все имущество принадлежит мужчинам?

— Ты же знаешь почему, — ответила я. — Дочь не может выполнять ритуалы поминовения предков, так что все имущество должно переходить сыновьям. Так мы благодарим мальчиков за будущую заботу о нас в загробном мире.

— Это нечестно, — нахмурилась Чжун Ли.

— Нечестно, — согласилась я. — Многие из нас потеряли сыновей во время войны или, — тут я понизила голос, — во время Инцидента, поэтому некоторые взяли приемных сыновей. Но есть и те, кто, как я, специально приобрел поля, чтобы однажды передать их своим дочерям.

— Ты купила для меня поле? — переспросила Чжун Ли со странным выражением на лице. Раньше мне не приходило в голову, что она может и не захотеть земли на Чеджудо, что она может вообще не вернуться на остров.

— Не знаю, почему вы все утверждаете, что мужья готовят и заботятся о детях, — сказала одна из моих соседок. — У нас в доме готовят, убирают и стирают женщины. То есть я. Правда, ничего особенного не готовлю: ячменная каша да суп с маринованными овощами.

— Да, понимаю тебя, — согласилась другая женщина. — Моему мужу страшно хочется быть хозяином в доме, но все дела лежат на мне. А супруг просто гость в доме.

— Лучше, когда он гость, чем вообще без мужа, — возразила я. — Я любила своего мужа и всегда буду любить. Что угодно отдала бы, лишь бы он снова был со мной.

— Но Чжун Бу отличался от других мужчин, — заметила Ку Сун. — Мы росли вместе с ним, и…

— У меня было два мужа, и оба неудачные, — перебила Ян Чжин. — Второй муж ничего для меня не сделал. И раз он умер, я могу легко забыть о них обоих.

— Я тоже потеряла мужа, — сказала одна из младших ныряльщиц, — и не скучаю по нему. Он никогда не помогал семье и не умел нырять. Мужчины ни на что не годятся под водой, а мы на глубине каждый день сталкиваемся с жизнью и смертью.

— Очень уж вы суровы. — Я помедлила, пытаясь подобрать такие слова, чтобы подруги меня поняли. — Времена меняются. Посмотрите на моего сына. Он не просил у меня разрешения жениться, и его будущая жена — не хэнё. Я люблю сына, как и вы любите своих сыновей. А ведь из них вырастают мужчины.

— Верно, — согласилась Ку Чжа, — я люблю своих мальчиков.

— Я потеряла Ван Сон, — призналась ее сестра, — но если бы погиб один из моих сыновей, я бы не выдержала.

— А я учу правнуков готовить! — похвасталась До Сэн.

— Уже?

— Чем раньше, тем лучше, — сказала До Сэн. — Они уже умеют варить кашу.

— И мои!

Тема разговора окончательно ушла в сторону: женщины принялись хвастать сыновьями и внуками. Чжун Ли продолжала записывать, но я видела, что ей уже не так интересно. А мне стало не по себе. Дочь заставила меня взглянуть на вещи по-другому. Мы жили на острове богинь — богинь деторождения, детской смерти, очага, моря и так далее, — а боги были их супругами. Самой сильной из наших покровительниц считалась Бабушка Сольмундэ — воплощение Чеджудо. Самой сильной из реально существовавших островитянок была Ким Мандок, спасавшая людей во время великого голода, но выдуманные женские персонажи нас тоже вдохновляли: у нас в бультоке каждая знала сюжет романа «Хайди». Но, несмотря на нашу силу и усердную работу, ни одну из женщин никогда не назначили бы руководить деревенской рыболовной ассоциацией и не выбрали бы в деревенский совет Хадо.