— В детстве все кажется большим и значительным, — сказала мне подруга. — Попав в Хадо, я словно окунулась в прошлое, и жизнь с отцом в воспоминаниях представлялась мне прекраснее, чем была на самом деле. Но потом мы с тобой столько всего повидали за пределами Чеджудо. Я люблю красоту Бабушки Сольмундэ и бесконечность моря, но город Чеджу мне теперь кажется маленьким и безобразным. Я скучаю по Хадо и по нырянию. Скучаю по поездкам в другие страны. А больше всего я скучаю по тебе.

— Я тоже по тебе скучаю, но мы ведь теперь замужем, и деваться некуда.

Ми Чжа выдохнула через сжатые зубы.

— Я хэнё, а не какая-нибудь конфуцианская жена. А моему супругу и его родителям чужд здешний образ жизни. По их мнению, дочь должна слушаться отца, жена — мужа, а вдова — сына.

Я постаралась свести все к шутке:

— Какая хэнё на такое согласится? И вообще, я думала, что конфуцианство — это когда мужчины сидят под деревом на площади и целый день размышляют об отвлеченных материях.

Ми Чжа даже не улыбнулась в ответ на мою реплику. Скорее уж на лице у нее отразилось беспокойство. Не успела я продолжить, как во двор вошел мой муж. Ми Чжа мило улыбнулась и прошептала мне, почти не разжимая губ:

— В браке мы хотя бы повысили свой статус: наши мужья умеют читать и считать.

Пока Чжун Бу приводил себя в порядок, мы с подругой вышли к дороге встречать ее мужа. Наконец во тьме замелькал свет фар. Подъехав к нам, Сан Мун остановил отцовскую машину и вышел. Как и в день нашей первой встречи, он был в куртке, а не в костюме. Мы с Ми Чжа поклонились в знак уважения.

— Где твоя городская одежда? — резко бросил он жене.

— Я не хотела ее испачкать, — ответила Ми Чжа еле слышным шепотом.

Я могла бы обидеться на реплику Сан Муна, но меня больше встревожило, насколько приниженно стала вести себя Ми Чжа.

Я сделала шаг вперед и снова поклонилась.

— Мой муж с нетерпением ждет встречи с вами.

Сан Мун покосился на Ми Чжа, которая замерла в неподвижности. Я вдруг поняла, что она его боится.

— Я тоже рад с ним познакомиться, — сказал он наконец. — Ну что, идем?

Когда мы дошли до дома и Сан Мун, разувшись, вошел внутрь, он, похоже, повеселел. А вот за обедом ситуация опять изменилась к худшему. Ох уж эти мужчины: вечно им хочется одержать верх в споре о делах, на которые они никак не могут повлиять.

— Японцы всегда будут у власти, — заявил Сан Мун. — Зачем сопротивляться им?

— Корейцы, особенно тут, на Чеджудо, испокон веку сопротивлялись захватчикам, — возразил Чжун Бу. — Рано или поздно мы восстанем и прогоним японцев.

— Когда? Как? Они слишком сильны!

— Может, и сильны, но сейчас они воюют сразу на многих фронтах, — отозвался Чжун Бу. — Теперь в войну, вступил и американцы, так что японцы наверняка потеряют территории. И когда оккупанты начнут отступать, мы будем готовы.

— Готовы? К чему готовы? — мгновенно взвился Сан Мун. — Японцы просто сгонят в армию всех мужчин, независимо от возраста, уровня образования, наличия жены и детей, лояльности властям.

Это прозвучало вполне убедительно. Моих братьев так и увели. Мы до сих пор не представляли, где они и увидимся ли мы когда-нибудь.

— И вот еще о чем подумайте, друг мой, — продолжил Сан Мун. — Что случится с людьми вроде вас, когда японцы победят? А они наверняка победят!

— Вроде меня? Что это значит?

— Вы учитесь за границей. Набрались иностранных идей. Похоже, вы зачинщик протестов, а может, еще и коммунист?

Мой муж засмеялся и хохотал долго и от всей души.

— Сейчас вы смеетесь, — проворчал Сан Мун, — но когда японцы победят…

— Если они победят…

— Они убьют предателей и тех, кто выступает с предательскими заявлениями. Будьте осторожнее, друг мой, — предупредил Сан Мун. — Вы не знаете, кто вас может слушать.

Ми Чжа сжала мне руку, чтобы успокоить, но слова ее мужа поселили во мне неуверенность.

* * *

Наступило четырнадцатое сентября, и Чжун Бу пора было возвращаться в Японию на завершающий год обучения. Наша последняя ночь была наполнена поцелуями и нежными словами. На следующее утро, когда муж сел в маленькую моторную лодку, которая должна была отвезти его в порт, я, к собственному удивлению, заплакала. Поначалу меня разочаровала кандидатура жениха, которого мне выбрали, но всего за четыре недели брака я успела полюбить Чжун Бу. Тут мне повезло — как предсказывали бабушка и Ми Чжа еще до свадьбы, — потому что далеко не все молодые жены питают теплые чувства к мужчинам, с которыми приходится спать. Я знала, что буду скучать по Чжун Бу, и уже начала беспокоиться из-за того, что кругом бушует война, а он окажется так далеко.

На следующий день Ми Чжа приехала как обычно, и я повела ее к богине, но какой мне был смысл туда ходить, если муж уехал? Мы сделали подношения, а на обратном пути устроились отдохнуть на холме с видом на море.

— Больше я пока не буду приезжать, — предупредила подруга. — Муж отправляется в командировку через два дня. Он будет колесить по всей Корее и проверять, добираются ли японские военные колонны до места назначения. Еще он контролирует погрузку и разгрузку — ну, ты про это уже слышала. Японцы ему доверяют, и, по его словам, это серьезное повышение. Свекровь решила, что к богине мне ездить незачем, раз Сан Муна нет дома и он не может сделать мне ребенка.

Несколько недель рядом с подругой стали для меня настоящим подарком, но теперь нам опять предстояло расстаться, и я уже начала ощущать одиночество.

ЗОЛОТАЯ ВЕРЕВКА

Октябрь 1944 года — август 1945 года

— Я пришла к вам как к главе кооператива, — сказала моей свекрови Ким Ин Ха, женщина из района Сомун Дон в Хадо. — Мне нужно набрать на дальние работы двадцать хэнё, чтобы хватило на большую лодку. Мы уедем во Владивосток на девять месяцев и вернемся, как обычно, в августе, к сбору урожая сладкого картофеля.

Стоял конец октября, мой муж уже шесть недель как уехал. Мы с До Сэн рано пришли в бульток, а там нас уже ждала Ким Ин Ха. Теперь старшие женщины сидели друг напротив друга по разные стороны очага. Молоденькая ученица уже разожгла огонь, на решетке стоял котел с водой. Я разбирала снаряжение, но, услышав название «Владивосток», замерла. Последнюю пару лет я зарабатывала там неплохие деньги.

— Двадцать хэнё — это серьезно, — сказала До Сэн. — И чем я могу вам помочь?

— Мне нужны молодые замужние женщины, у которых пока нет детей, — ответила Ин Ха. — Они, конечно, скучают иногда по дому, но по неопытности не опасаются, что мужья начнут делиться любовью с деревенской женщиной или искать младшую жену. К тому же им не приходится тревожиться, как там дети: не болеют ли, не случилось ли с ними чего. По-моему, важно, чтобы хэнё сохраняли спокойствие и не отвлекались на посторонние мысли.

Мне сразу стало ясно: она приехала за мной и прощупывает почву. Я обрадовалась и разволновалась. Было бы здорово опять поехать на дальние работы. Выполнять поручения свекрови и слушаться ее указаний, пусть даже мудрых и правильных, мне не очень-то нравилось, а ухаживать за Ю Ри по вечерам, когда она нервничала и раздражалась, и раньше было трудно. А поскольку сейчас я лишилась и любви мужа, и утешений Ми Чжа, меня постоянно мучила тоска. Но когда свекровь произнесла ожидаемую фразу: «Похоже, моя невестка вам подойдет», на душе у меня стало тяжело. До Сэн слишком уж охотно меня отправляла.

— По возрасту она начинающая ныряльщица, но по опыту вполне сгодится в младшие. — Меня впервые назвали младшей ныряльщицей, что льстило, но тяжесть на душе никуда не делась. — Она трудолюбива, а ее муж как раз в отъезде, так что скучать она по нему будет не больше, чем сейчас. Увы, они с моим сыном недостаточно долго пробыли вместе, чтобы завести ребенка.

И тут я задумалась о том, до какой степени свекрови мешало мое присутствие. Видимо, бабушка ошибалась, а я была права: До Сэн продолжает винить меня в несчастном случае с Ю Ри и в смерти моей матери. Конечно, если я помогу оплатить обучение ее сына, это хорошо, но лучше мне при этом держаться от нее подальше. Ну и ладно. Я тоже не хотела жить со свекровью.