– Да тут он, тут вон, видишь, конь его стоит.

И какое-то бурчание. Вначале я увидел ребенка, потом здоровенного детину неимоверных размеров. Мы некоторое время смотрели друг на друга, потом детина гыгыкнул и кивнул головой.

– Ты меня понимаешь? – спросил я, и тот радостно закивал, гыгыкая.

– Тогда слушай: я пока не могу шевелиться, поэтому ты возьми меч из моей руки и вложи его в ножны, чтобы он не потерялся и никто случайно не пострадал. Потом погрузи меня на лошадь, можно даже поперек, и где-то тут еще лежит мой арбалет, его тоже надо забрать. Остальное, все, что здесь есть – твое и Лесика, ну и Ирмы, – и я попытался улыбнуться, что мне, кстати, удалось.

Немой быстро нашел мой арбалет, но вот на лошадь меня грузить не стал, а понес на руках, при этом, видно, не испытывая больших трудностей. Ветерок плелся сзади – ему тоже досталось, на крупе видно было рассечение, неглубокая, но довольно длинная полоса. «Потерпи, коняшка, я тобой займусь, дай только встану на ноги», – думал я. Стрела, засевшая в ноге, частично обломилась со стороны оперения, но боли я почти не чувствовал.

Где-то минут через двадцать мы оказались в небольшой землянке.

Старая Ясмина оказалась женщиной лет тридцати – тридцати пяти, довольно миловидной и аккуратной, в землянке было очень чисто и пахло какими-то травами. Она ловко выдернула стрелу и промокнула кровь чистой тряпицей.

– Ивар! – позвал я и, когда тот подошел, попросил: – Расседлай коня и принеси сюда сумки. Коня не путай, он никуда не уйдет.

Тот покивал головой и вышел.

– Ясмина, – обратился я к женщине, – если есть, поставь травяного сбора и сделай отвар, а когда Ивар принесет сумки, достань там мазь и укрепляющий настой. Мазью надо намазать рану, а в отвар добавить десять капель настоя.

Ивара же я попросил смазать мазью рану Ветерку. Детвора крутилась тут же, путаясь под ногами и всем мешая, но никто не кричал на них и не ругался. После отвара с настоем мне заметно полегчало, и я заснул.

Утром у меня так же все болело, но я уже владел своим телом – временный паралич отступил. Рана на ноге зудела и чесалась, с левой стороны болели ребра, и, посмотрев, я обнаружил, что там расплывается огромный кровоподтек.

Сжав зубы и придерживаясь за стену, я с трудом, но выполз из землянки на белый свет. Кое-как дополз до растущего молодого дубка и уселся, опираясь на него спиной. Никого не было, даже Ветерок куда-то подевался.

Было позднее утро, солнце уже грело хорошо, но я сидел в тени дерева, да и ветер обдувал лицо и тело, и так мне было хорошо и спокойно, что я задремал, И приснился мне сон, первый за все время, что я здесь. Снится мне моя жена и говорит:

– Сашка, что же ты такой неаккуратный, вечно куда-нибудь влезешь! Прошу тебя, будь осторожен. И самое главное – принцессу не бросай.

И стала растворяться. Я бросился к ней:

– Куда ты, Вера! Не уходи, постой!

И какой-то тихий удаляющийся голос прошептал:

– Ты найдешь меня в… – И дальше неразборчиво.

* * *

Я не видела степняков и ехала себе спокойно, представляя, как залезу в купальню с горячей водой и смою наконец с себя грязь и пот. Когда услышала крик графа: «В галоп, в галоп!», и он промчался мимо меня в конец нашего отряда, попутно хлопнув моего коня по крупу, то конь сразу понес, с места переходя в галоп. Я успела оглянуться и увидела отряд степняков, выезжавший из-за рощи. Граф свистел и орал что-то на незнакомом мне языке, подгоняя наших коней.

Небольшой лес мы пролетели стрелой, неслись так еще с милю, пока кони не стали шататься. Тогда спешились и повели коней в поводу. Пройдя так еще с полмили, остановились совсем и дали коням отдохнуть. Кони принялись щипать траву а мы ждали, когда наконец появится этот несносный граф. Затем его слуга принялся поить коней, как и раньше наливая воду в котелок.

Через некоторое время Ларт – так звали слугу графа – сказал, что надо двигаться вперед, граф нас найдет. Мы снова тронулись в путь и только под вечер увидели небольшой городок, в котором решили переночевать. На маленьком постоялом дворе нам дали всего две комнаты – больше не было, поэтому я спала с баронессой, а Унгу отправили спать с Лартом. Правда, Ларт среди ночи ушел спать в конюшню, и Унге повезло, она спала одна.

Утром нам наконец предоставили купальню, и я уж отвела душу. Вышла чистая и свежая, тело было легкое и воздушное, кажется, взмахни руками и взлетишь. С вечера мы все-таки упросили хозяина, чтобы нам постирали одежду, и сейчас я была одета в чистое неброское серое платье – все-таки не выделяться ума хватило. Завтракали в комнате: не хотелось лишний раз мелькать в зале, да и после купальни хотелось полежать и понежиться. Целый день провалялась в кровати, никуда не хотелось выходить, ужинала тоже в комнате.

Граф так и не появился. Интересно, куда он мог деться на прямой дороге? Попросила Унгу позвать его слугу. Слуга пришел какой-то бледный и помятый.

– Ларт, что случилось? Что тебе говорил граф – я видела, как вы разговаривали, – и где он сам?

– Граф приказал, что бы ни случилось, доставить вас к герцогу, в городе нанять карету и охрану, а сам остался задержать степняков.

И слуга всхлипнул и громко сглотнул, всеми силами удерживая слезы. Я была ошарашена.

– Как остался задержать?! Их же было около двух десятков!

Настроение, которое с самого утра было прекрасным, вдруг куда-то пропало. Мне стало тяжело дышать, я махнула рукой, чтобы Ларт ушел, и когда он закрыл дверь, слезы вдруг ручьем хлынули из моих глаз.

Смерть отца, потом барона Брума и его сына с друзьями – культурных и веселых молодых людей… Как-то навалилось все сразу, я держалась, ведь я не могу плакать как простая женщина – я принцесса и я должна быть примером. А сейчас все это ушло на второй план, а может, еще дальше, и я сидела и размазывала слезы, сморкаясь в платок.

Когда я его увидела, такого красивого, здоровенного и, как мне показалось, веселого, меня это просто взбесило. Как можно веселиться среди смертей и разбросанных трупов, которые еще мгновение назад были живыми людьми! Мне хотелось сделать так, чтобы ему было больно, как и мне, но что я могла, слабая малолетняя девчонка! А когда он прикоснулся ко мне, поправляя стремена, меня просто затрясло, руки и ноги стали ватными, голова закружилась, и мне показалось, что я сейчас упаду прямо ему в руки. Я испугалась и, кое-как справившись с собой, оттолкнула его ногой. Но до самого вечера у меня горело место, к которому он прикоснулся.

А тут еще баронесса – ах, какой граф душка, ах, какой он хорошенький, и снова ах да ах! А однажды я встала очень рано, просто мне надо было – видно, отвара вечером выпила лишку. Уже выходя из кустиков, я увидела графа, делающего какие-то воинские упражнения. Он был без рубашки, его тело блестело от пота, рельефные мышцы перекатывались под кожей, я замерла, наблюдая за ним. Вот он разводит руки в стороны – в одной он держит меч, а в другой кинжал, – а потом он… исчезает! Я встряхнула головой, думая, что это у меня просто после сна, но его не было: только какая-то тень мелькала то в одном, то в другом конце поляны, на которой мы расположились.

Появился он так же внезапно, как и пропал, словно мраморная статуя, застыв посреди поляны. Потом, вложив меч и кинжал в ножны, побежал к ручью мыться, а я тихонько, не дыша, вернулась к себе и уже не могла спать. Перед глазами стояла его фигура, словно вырубленная из мрамора, его торс, блестящий от пота, и его огромные и, наверное, такие сильные ручищи, и почему-то очень хотелось, чтобы он схватил меня этими ручищами.

А на следующее утро я увидела, как баронесса держит его за руку, а он что-то ей говорит. Да что она себе позволяет, как она смеет к нему прикасаться! И этот гад тоже – как он смеет вообще разговаривать с посторонними женщинами! Тут я и сорвалась, наговорила такого, что потом самой было неловко, а перед баронессой вообще пришлось извиниться, сказав, что очень за нее испугалась – думала, что он, мол, делает ей какое-то неприличное предложение. На что она сказала, что они разговаривали обо мне.