– Лонгрен, матрос «Ориона»… крепкой кавьяты… – (Ну не было у них в языке слова «бриг», а по смыслу подходила кавьята.)

И дальше неспешно и спокойно полился рассказ о пока еще маленькой девочке Ассоль, о ее отце, бывшем моряке Лонгрене, бесчестном богатее Меннерсе и о жизни в небольшом рыбацком поселке, а также о светлой и большой мечте, которая рано или поздно, но у всех сбывается.

Когда я закончил, баронесса, как всегда, плакала – наверное, от счастья. Ларт сидел с отсутствующим видом и улыбался. Унга тоже улыбалась какой-то мягкой улыбкой взрослой женщины. А вот принцесса меня удивила: она встала, поклонилась и поблагодарила меня за рассказ.

Утром, прежде чем нагружать лошадей, мы с Лартом снова проверили развалины. Вокруг них не было волков и земля просохла, можно было отправляться в дорогу. Когда солнце осветило землю, я ахнул: степь преобразилась неузнаваемо, желто-коричневый ковер ссохшейся травы превратился в изумрудно-зеленое покрывало с вплетенными в него желтыми, синими, красными цветами. Эта феерия красок поражала своим буйством и красотой. И все это одуряюще пахло разнотравьем.

Часа через три ландшафт стал меняться, стали появляться небольшие холмы, а также заросли кустов. Потом эти кусты стали переходить в небольшие рощицы с десятком чахлых деревьев.

Приближалось королевство Торвал. Конечно, искать принцессу будут и там, никто не успокоился и не успокоится, пока есть возможность вернуть императорские регалии и избавится от реального претендента и законного наследника трона. Но тут можно нанять карету, охрану, и доставить принцессу по назначению становится как никогда реально.

Ну, вот наконец и речушка, а за ней уже Торвал. Грязная после дождей, но мелкая и не глубокая, река являлась разделительной полосой между степью и землями королевства. Мы переправились и, не останавливаясь, продолжали двигаться в глубь королевства. Остановимся в первом попавшемся селе или городке. Вот впереди лес и дорога. Даже не дорога, а тропа, но это уже указывает на присутствие обжитых мест.

* * *

Аргыз Юннус в этот набег впервые отправился десятником над молодым пополнением воинов-иннгулов. Он был горд, и ему хотелось подвигов и признания от соплеменников его удали и храбрости. Набег прошел обыденно: что за храбрость рубить простых сервов! Налетели и пожгли несколько сел, кого смогли схватить, схватили и, повязав, отправили с обозом. Хватали все, что смогли, не разбирая. Главное все делать быстро, пока не нагрянула пограничная стража – вот тогда будет плохо, потому что в схватке с пограничниками надо иметь трехкратный перевес. Хорошо вооруженная и обученная стража была не по зубам степным племенам.

Аргызу добавили к десятку несколько человек и отправили вдоль границы для отвлечения внимания от обоза. Так делали часто: смогут молодые воины выжить – хорошо, ну а если нет – значит, не судьба. Но Аргыз не сильно вникал в то, что его послали на заклание, он хотел славы, почестей и богатств… именно в такой последовательности.

Выскочив из-за рощи, его десяток, увеличившийся на пять человек, почти наткнулся на небольшой караван. Духи предков благоволили сегодня Аргызу.

– Догнать их! – заорал он, вырываясь вперед.

Вот его шанс, он сейчас захватит этих сынов собаки и их товар – вон, сколько коней с ними! Он уже видел себя въезжающим в улус вперед своих воинов и захваченных пленников… Видел, как смотрят на него и улыбаются девушки. Аргыз летел к своей мечте, погоняя коня, и последнее, что он увидел, – это то, как скачущий сзади огромный воин развернулся и что-то сделал.

Через некоторое время голова воина лопнула от попавшего в нее арбалетного болта, и молодой подающий надежды десятник Аргыз Юннус превратился в труп.

* * *

Я заметил степняков, когда только первые всадники показались из-за рощи. «Иннгулы», – подсказала память Алекса. То, что потом мелькало в мозгу, заставило бы покраснеть даже самого отмороженного разбойника.

– Ларт, в галоп, в галоп! Унга, подгоняй всех, степняки! – истошно орал я, судорожно пытаясь зарядить арбалет.

Мы неслись как сумасшедшие, и я перестроился в конец нашей цепочки.

– Ларт, – кричал я, поравнявшись с ним, – делай что хочешь, но увези отсюда принцессу! В сундуке ее вещи, и кроме нее никто не должен его касаться! Я вас потом найду. Если что, в городе наймешь карету и хорошую охрану. Всё, вперед, деньги в том же мешке, что и сундук!

Я остановился у кромки леса и развернул Ветерка навстречу преследователям, вскинул арбалет. Первым же выстрелом снял летящего впереди всех всадника, отбросил арбалет – выстрелить все равно больше не успевал. Выхватил два ножа и, когда позволило расстояние, бросил с обеих рук, попал, потом пришел черед меча. По обе стороны тропы рос довольно густой кустарник, и, заблокировав тропу, я, пока буду жив, никого не пропущу.

На удачу, среди них почему-то был только один лучник, которого я свалил, попав в глаз метательным ножом.

Иннгулы, видно, не ожидали такого отпора и немного замешкались, а вот мы с Ветерком нет и рванули им навстречу – расстояние-то было всего три-четыре метра. Ветерок ударил грудью в плечо низкорослую лошаденку, повалив ее вместе со всадником, я в это время отрубил руку с мечом еще одному степняку. А дальше… дальше началась свалка.

Я чувствовал, что Ветерок держится из последних сил: все-таки длинный переход и отсутствие корма дает себя знать. Он уже начал пошатываться, поэтому я соскочил с него, хлопнул по крупу, отправив себе за спину. И еще я ошибся, думая, что лучник был один, а может, просто кто-то подхватил лук убитого, но вдруг бедро правой ноги обожгло болью, и, глянув вниз, я увидел, что оно насквозь пробито стрелой.

Времени на то, чтобы обломить наконечник и выдернуть ее, не было. С раной перейти в ускорение тоже было проблематично, я рубил и рубил мечом. И мне было все равно – я не выбирал, конь это или всадник, ярость, боль и страх витали над тропой, красный туман застилал мне глаза и рукоять меча, залитая кровью врагов, скользила в руке. «Как можно дольше их задержать, – крутилось в голове, – как можно дольше…» А потом пришла темнота, и я умер.

Глава двенадцатая

Как же больно, как больно! Казалось, голова сейчас разорвется на тысячу кусков, болела каждая клеточка тела, мне даже дышать было очень больно и невозможно, я просто тонул в этом океане боли. Если я умер, почему же мне так больно? С трудом открыв глаза, увидел склоненную надо мной голову Ветерка и вдруг услышал шепот…

– Лесик, я боюсь… Он шевелится, Лесик! Давай уйдем.

Второй голос стал возражать:

– Ну чего ты боишься, я же с тобой, ты знаешь, какой я сильный! Не бойся, ты постой здесь, а я посмотрю.

И в моем поле зрения возник мальчишка лет шести-семи, посмотрел на меня и серьезно спросил:

– Дяденька, а ты живой?

– Наверное, да, – прохрипел я, и в голове словно взорвалась бомба.

Ветерок, услышав мой голос, фыркнул и радостно заржал, тряся гривой. Мальчишка испуганно отскочил. И я, как бы ни было больно мне говорить, попытался его успокоить:

– Не бойся, не бойся, он добрый, это он тебя рад видеть и приветствует так, – вешал я лапшу на уши ребенку.

– Ты кто и где живешь? – задал я вопрос мальцу, когда он успокоился.

– Я Лесик, а живем мы тут недалеко, наше село весной иннгулы сожгли, всех убили, остались только Ясмина, я с Ирмой да немой Ивар.

Тут за спиной мальчишки возникла девочка лет пяти, курносая и замурзанная, щеки и губы ее были вымазаны чем-то красным. «Наверное, землянику собирали», – подумал я.

– Лесик, а ты не мог бы позвать кого-нибудь из взрослых? – после нескольких неудачных попыток встать попросил я мальчугана.

– Да, дяденька, я сейчас, я быстро!

И они убежали. Я снова попытался пошевелиться, и мне это опять не удалось. Видать, я все-таки смог перейти в ускорение, такой откат бывает только когда воин полностью выложится, в большинстве случаев это приводит к смерти. А я пока жив, может, и обойдется. Где-то через час я услышал голосок Лесика, который кому-то доказывал: