Этот старик по одному осматривал порабощенных Лирдом рабов. Видно было, что рыжие ведут дела с этим человеком уже не первый раз. На лицах всех участников виднелась скука и желание поскорее закончить с делами. Рутина.

Когда дошла очередь до Зиргрина, его вытащили из телеги и поставили перед стариком.

- Это что еще за существо? — спросил старик, с любопытством осматривая завернутого в эльфиский плащ мальчишку.

- Это мальчишка-зург, — весело произнес нагнавший их Лирд, спешиваясь с лошади. Лошадь, кстати, была только у Лирда. Остальные ехали на верховых ящерах.

- Не может быть! Откуда? — пожилой работорговец, позвякивая многочисленными нашитыми на широкие рукава каменьями, приблизился к Зиргрину и сорвал плащ, чтобы внимательно его осмотреть. Взгляд уперся в забинтованную спину. — А это что?

- Пришлось дать мальчишке плетей для острастки. Но вы не переживайте, мы ему раны уже обработали — за пару дней должно само пройти. Это же зург.

- В самом деле, зург. Что хочешь за него?

- Два десятка мечей или топоров.

Старик пожевал губами, не сводя взгляда с костяного наконечника хвоста мальчишки. В Столице он произведет фурор! Золота тысяч десять получит! Или даже больше!

- Два десятка — это много. Сейчас времена неспокойные, все оружие принудительно выкупает королевская казна. Нет, Лирд, нет у меня столько!

- Сколько есть? — нахмурился будущий вождь. — Если нет мечей — можно заменить на копья.

- О копьях речи нет вообще! Они сейчас еще реже, чем топоры!

- Тогда что ты можешь мне заплатить? Только не пытайся обменять такого дорого раба на камни да монеты! Нам в лесу это дело сейчас без нужды! Много вашим золотом не повоюешь!

- Три топора дам за него и шесть мечей. Вместе с эльфами получится пять топоров и семнадцать мечей.

- Этого мало!

- Нет у меня больше, Лирд! Не гневи богов, бери — сколько есть. Скоро и этого не останется! Вообще оружия в ближайшие года три найти не сможешь. Как с эльфами воевать будете тогда?

- Этого мало!

- Проклятье! Как же с вами, варварами, тяжело вести дела цивилизованному человеку! Слушай, а давай ты все же примешь у меня золотые монеты? Да не кривись ты так, я тебе скажу к кому можно сходить и обменять монеты на копья. Есть у меня знакомый человек — пять хороших копий продает за пять золотых каждое. Бери! Не прогадаешь! Ты же меня давно знаешь, Лирд, и с твоим отцом я знаком не один десяток лет — не стану обманывать.

- Копья хорошие? — задумчиво спросил Лирд. Их племя вскоре собиралось воевать с другим племенем рыжебородых за территорию. В такой войне копья могут быть весомым преимуществом!

- Лучшие в городе! Человек этот, у которого копья, потому и не отдал их армии — жалко было ценное оружие в лапы каторжан отдавать. Вы, рыжие, — другое дело! Настоящие воины, таки копье не опозорят! — вдохновенно врал работорговец, про себя молясь богам, чтобы тупой мародер не проболтался рыжим о том, как достал эти ржавые железки.

- Ну, хорошо! Давай свои монеты!

Старик споро отсыпал двадцать пять золотых монет в отдельный мешочек и протянул Лирду.

- Держи. Сейчас поедешь назад по дороге, возле синей халупы с поваленной крышей свернешь. Там чуть проедешь и упрешься в тупик. В том тупике забегаловка местная, спроси там Джига-Могильщика. Скажешь, Хашмир послал за копьями. Запомнил?

- Да, — Лирд вновь вскочил в седло своей лошади, дал знак троим воинам, и ускакал в указанном стариком направлении. Остальные рыжебородые остались наблюдать за подсчетом остальных рабов. После Зиргрина должны были продаваться женщины и дети. Оплата за этих рабов должна была быть уже не оружием, а предметами домашней утвари, вроде котелков, ножей, иголок и прочего.

Зиргрин безучастно наблюдал за тем, как его продавали. Да от него и не ждали участия. Раб, имущество. Слегка улыбнуло то, как легко старый пройдоха развел наивного дикаря. Очевидно же, что Лирду заплатили сущие гроши по сравнению с реальной ценой всех этих рабов. Включая его — уникального зурга. Почему-то все вокруг считали его расу демонами, что было совершенно неверно!

- Как твое имя, зург? — спросил один из воинов, охранявших пестро одетого работорговца.

Именно на кольцо этого воина была перенесена нить управления рабским ошейником Зиргрина. Парень смолчал, за что ожидаемо получил болезненный урок от ошейника. Чепуха. Даже спина его сейчас приносила ему куда больше боли, чем этот смешной импульс. Воин рассердился и добавил. Тело помимо воли Зиргрина рухнуло на землю, начав биться в конвульсиях.

- Он не может говорить, Хашмир! — расхохотался один из варваров, с удовольствием наблюдая, как изумленный старик не может отвести взгляда от молчаливо корчащегося мальчишки. — Уж поверь, если бы пацан разговаривал — мы бы его вам так просто не продали!

Грянул хохот, а старик недовольно нахмурился. Зург оказался немой, а Лирд его заранее не предупредил об этом. С другой стороны… С другой стороны, это не так и плохо! Рабам-телохранителям отрезают язык. Телохранитель не должен болтать, он должен защищать. Если представить себе зурга-телохранителя… Перед глазами Хашмира уже маячили горы золотых монет, бриллиантов, рубинов! Да как боги не шутят — он мог бы даже купить себе перстень с кирмом, заполненным множеством заклинаний…

- Отведите мальчишку в барак. Поселите отдельно, накормите хорошенько, надо его вымыть и пусть лекарь осмотрит спину. Эти варвары совершенно не умеют заботиться о товаре! И смотрите там, чтоб другие рабы к нему не лезли. Если хоть волос с мальчишки упадет — вы меня знаете.

Последняя фраза прозвучала сухо и холодно. На мгновение добродушный седой торговец превратился в хищного зверя, готового зубами рвать своих врагов.

- Все сделаем в лучшем виде, господин Хашмир. Не беспокойтесь, — произнес воин, к кольцу которого был привязан рабский ошейник Зиргрина.

Аккуратно подняв потерявшего от боли сознание мальчишку, воин занес его в особую отгороженную от остальных часть барака. Здесь содержались девы для гаремов и элитных борделей. Здесь же, на одном из застеленных овечьими шкурами ворохов соломы, был помещен бессознательный мальчик. Воин решил оставить его так. Пусть выспится и придет в себя. Тогда уже можно будет заняться его внешним видом, здоровьем и воспитанием. Все равно Хашмир не повезет не обученного раба в Столицу. Репутация.

Увы, но Зиргрин так и не проснулся. Еда, принесенная одной из рабынь, остыла, ее заменили другой порцией, но и ее постигла та же участь. Когда в очередной раз рабыня пришла заменить еду, она опасливо взглянула на мальчика. Демонов боялись все, но здесь был совсем еще ребенок. Даже если он и пугал, то все равно оставался маленьким мальчиком. Ей его было даже немного жаль. Нерешительно коснувшись лба маленького демона, она отдернула руку. Мальчик горел! Конечно же, может быть, что это нормально, ведь он зург, демон. Но…

Через несколько минут пришел помощник работорговца, которому и была поручена забота об особо ценном рабе. Проверив лоб пацана, мужчина чертыхнулся и встряхнул его. Реакции не последовало.

- Он вообще просыпался?

- Нет, господин, — испуганно ответила рабыня, стоя позади на коленях.

- Так какого дьявола ты меня до сих пор не позвала! Дура! — обозленный воин со всего размаху влепил рабыне пощечину. Девушка болезненно вскрикнула, повалившись на пол. Из глаз катились слезы, но она не посмела проявлять эмоции. Помощники Хашмира славились своей жесткостью и не терпели попыток давить им на жалость. — Иди, позови целителя! Быстро!

Девушка подхватилась с пола и побежала исполнять приказ. Сейчас она готова была бежать куда угодно, только бы подальше от рассерженного хозяина.

К тому моменту, когда подоспел целитель в сопровождении Хашмира, обеспокоенного состоянием своего особенно ценного товара, Зиргрина начало мелко трясти. В этот момент ему снился отстойник и алые воды, словно кислота, выжигающие душу. Самый страшный его кошмар. Кошмар, вот-вот готовый сбыться, стоит только умереть. Каким-то чудом в бреду лихорадки юный архан продолжал молчать. Только метался из стороны сторону, но не произносил ни звука. Возможно, причиной тому стал его страх показать свою способность говорить, отразившийся даже на подсознании, а может быть, причина была в чем-то другом. Так или иначе, но окунувшись в болезненный вихрь видений, парень продолжал молчать.