Девушка посмотрела на него и ответила:

— Не знаю. Может быть, знает мой отец. Он был знаком с ними, когда они уезжали.

Она убежала и через минуту вернулась с отцом, высоким стариком с седой бородой. Он с минуту рассматривал мальчика, привлекательный тип маленького генуэзского моряка с белокурой головой и орлиным носом, и спросил его на ломаном итальянском языке:

— Твоя мать генуэзка?

Марко кивнул головой.

— Хорошо. Генуэзская* прислуга уехала вместе с ними. Это я знаю наверное.

— Куда они уехали?

— В Кордову, это город…

Мальчик вздохнул, потом сказал, успокоившись:

— Тогда я поеду в Кордову!

— Бедный ребёнок! — воскликнул старик, смотря на него с сожалением. — Бедняжка! До Кордовы сотня миль отсюда.

Марко побледнел, как мертвец, и схватился рукой за решётку.

— Посмотрим… — говорил старик с участием, отворяя дверь. — Войди-ка на минутку. Посмотрим, что можно сделать.

Он сел, усадил Марко напротив и заставил его рассказать свою историю. Старик слушал очень внимательно, на несколько минут, задумался, потом решительно спросил:

— У тебя нет денег, не правда ли?

— Есть ещё… немножко, — ответил Марко.

Старик думал о чём-то ещё минут пять, потом сел за столик, написал письмо, запечатал и, протянув мальчику, сказал:

— Послушай, итальянчик. Иди с этим письмом в Бока. Это городок наполовину генуэзский, до него два часа ходьбы отсюда. Всякий укажет тебе дорогу. Иди туда. Там ты найдёшь синьора, которому адресовано это письмо. Этого синьора все знают. Передашь ему это письмо. Он тебе устроит отъезд в Росарио и порекомендует тебя тому человеку, который поможет тебе доехать до Кордовы. А там ты найдёшь семью Мекинес и твою мать. Да… На, возьми-ка немножко… — И он вложил в руку мальчика несколько лир. — Ступай!

И держись смелей! Здесь у тебя твои соотечественники повсюду. Ты не один, и тебя не оставят. До свидания!

Мальчик сказал «спасибо» и, не найдя других слов, вышел, отпустив своего маленького провожатого.

Грустный и подавленный, медленно побрёл он по дороге в Бока, через огромный шумный город.

Всё, что случилось с Марко с той минуты и до вечера следующего дня, вспоминалось ему потом смутно и неясно, как причудливый бред, — настолько он был потрясён и измучен. Ночь он провёл в подъезде какого-то дома в Бока вместе с привратником, а день просидел, примостившись на куче балок на набережной.

Перед ним, точно во сне, маячили тысячи судов, баржей, буксиров… Потом он не помнит, как очутился на корме шхуны, гружённой фруктами; она отходила на Росарио. Ею командовали три крепких генуэзца, бронзовые от загара. Их голоса и звуки родного наречия немного успокаивали сердце мальчика.

Шхуна тронулась в путь. Три дня и три ночи длилось путешествие. Три дня и три ночи вверх по течению величавой реки Параны, по сравнению с которой его родная река По казалась ручейком. Шхуна продвигалась медленно, упорно преодолевая необозримое водное пространство.

Проходили мимо продолговатых островов, бывших некогда убежищем змей и тигров, а теперь поросших апельсиновыми деревьями и ивами.

Проходили через узкие протоки, откуда, казалось, нельзя было выбраться.

Местами река выходила из берегов, образуя широкие заливы, похожие на тихие озёра.

Царила глубокая тишина. На большом протяжении вода и берега, пустынные и широкие, производили впечатление никем не обитаемых, словно эта бедная шхуна впервые открыла их существование на земном шаре.

Чем дальше они плыли, тем сильнее ужасала Марко эта чудовищная река. Ему казалось, что они плывут по ней уже многие годы.

Два раза в день съедал он вместе с моряками немного хлеба и солонины.

Моряки, заметив, что он грустит, не тревожили его расспросами. Ночью он спал на палубе, но поминутно вскакивал среди ночи, поражённый ослепительным светом луны, освещавшей необозримую водную гладь и далёкие берега.

Сердце его сжималось.

— Кордова! — повторял он. — Кордова!

Для него это слово было похоже на названия таинственных городов, о которых говорится лишь в сказках. Мальчик думал: «Мама тоже проезжала здесь, видела эти острова, эти берега!» И они казались ему уже не такими дикими и пустынными только оттого, что на них покоился взгляд его матери…

Однажды ночью один из лодочников запел. Это напомнило ему песни матери, которые она напевала, укачивая его, когда он был маленьким. Услышав песню, Марко зарыдал. Генуэзец прервал его плач, крикнув:

— Эй, смелее, сынок! Какого чорта! Генуэзец плачет оттого, что уехал далеко от дома?! Генуэзцы путешествуют по свету, разнося повсюду славу и победу!

Услышав такие слова, Марко подавил слёзы. Генуэзская кровь[7] заговорила в нём, и он гордо поднял голову.

«Хорошо, — сказал он себе. — Даже если придётся объездить весь свет, странствовать годами, пройти пешком сотни миль, я буду идти вперёд, пока не найду матери! Пусть я приду умирающим, пусть даже свалюсь мёртвым у её ног! Только бы её увидеть! Смелее!»

И в таком состоянии духа, в одно розовое и холодное утро, на рассвете, Марко прибыл в Росарио. Это был город, расположенный на высоком берегу реки Параны, где отражались в воде, украшенные флагами, мачты сотен судов всех стран мира.

Едва только успел он сойти на берег и подняться в город, как сейчас же отправился разыскивать аргентинского синьора, к которому его покровитель из города Бока дал записку с рекомендацией.

Росарио не поразил мальчика ничем новым, ему показалось, что он уже видел этот город раньше.

Те же бесконечные улицы, те же ряды низких белых домиков по обеим сторонам. Сеть телеграфных и телефонных проводов, как огромная паутина, тянулась над крышами во всех направлениях. На улицах та же суета и шум. У Марко закружилась голова… Ему мерещилось, что он снова в Буэнос-Айресе и отыскивает дядю.

Он шёл около часа, сворачивая то вправо, то влево, и всё время попадал, казалось, на ту же улицу.

После множества расспросов Марко нашёл наконец дом своего нового покровителя. Мальчик дёрнул верёвку звонка. Из двери вышел толстый белокурый мужчина мрачного вида и грубо спросил его:

— Что тебе?

Мальчик назвал фамилию хозяина.

— Хозяин уехал вчера вечером в Буэнос-Айрес со своей семьёй.

Мальчик онемел. Потом залепетал:

— Но я… я не знаю здесь никого… я один… — И он протянул карточку.

Белокурый мужчина взял её, прочёл и проворчал:

— Не знаю, что делать… Хорошо, я передам ему через месяц, когда он вернётся.

— Но я… я один здесь! Мне очень нужно! — восклицал мальчик умоляющим голосом.

— Эй, уходи-ка ты! Мало вас тут, паразитов, шляется по Росарио! Всё твои земляки! Убирайся отсюда, нищенствуй в Италии!

И он захлопнул калитку.

Мальчик стоял как окаменелый. Потом медленно поднял сумку и пошёл.

Сердце его было наполнено горечью, душа была в смятении. Тысячи безрадостных мыслей с быстротой молнии проносились у него в голове. Что делать? Куда идти? Из Росарио в Кордову надо было ехать поездом по железной дороге. А у него оставалось всего несколько лир. Если вычесть то, что он истратит сегодня на еду, у него почти ничего не останется. Где найти денег на дорогу? Он мог бы наняться на работу. Но как? У кого просить о работе? Побираться? Ах, нет! Пусть лучше выгоняют, обижают, ругают, как этот человек… но просить милостыню!.. Ни за что на свете: лучше умереть!

От этой мысли и при взгляде на длинную улицу, которая терялась вдали среди бескрайной равнины, Марко почувствовал, как мужество снова изменяет ему. Он бросил сумку на тротуар и, опустившись на неё, прислонился спиной к стене и уронил голову на руки. Но Марко не плакал, а только сидел, застыв в этой позе.