В какой-то отстранённости я увидел, как унтер, отдыхавший у тележки бронехода, встал и запросил подмоги, не имея возможности облегчиться. Форма, забитая пылью и золой, пропиталась паровым духом. Теперь она высохла на солнце, которое постепенно пробилось через опадающий дым сражения, и превратилась в панцирь — руку не согнуть, до шаровар не дотронуться. Куда там Пажескому корпусу с натянутыми лосинами... Да и собственный мундир, что строился в Москве у лучшего портного добрых две недели, ничуть не краше; Пахом придёт в отчаянье.

А вскоре прискакал вестовой от Паскевича — пехоту вернуть в лагерь. Виктория!

Вечером в шатре командующего, чистый и переодетый, я поймал себя на мысли, забытой с восемьсот двенадцатого года. Тогда неделями отступали от границы к Смоленску и после короткого боя — к Москве. Бородинское побоище длилось неполный день. Странная она, хронология войны. Бесконечные переходы и ожидания занимают несравнимо больше времени, чем собственно сражение с неприятелем.

— Поздравляю, господа! — радостно заявил Паскевич. — Победа одержана с малыми потерями, меньше десяти тысяч убитыми и ранеными. Захвачена турецкая артиллерия, припасы и обоз, армия противника рассеяна. Частности обсудим потом, а теперь считаю своим долгом сообщить: все полки, бригады и дивизии действовали отменно. Мы остановили османское наступление!

Естественно, битва сложилась не по плану, с досадными, но допустимыми от него отклонениями. Разделённая надвое артиллерия выполнила генеральную задачу. Бронеходы и расположившиеся за ними батареи перемололи турецкие пушки. Главное — Паскевич угадал, что Девлет Гирей предпримет охватывающий манёвр справа от русского центра. Там выстроилась вторая часть артиллерии, а прикрывавшая её инфантерия встретила османскую конницу дружными залпами; до штыков не дошло. Расстроенное шквальной пальбой турецкое войско дрогнуло и под натиском русской кавалерии побежало — изрядная часть западнее к Днепру, где казачий резерв снял кровавый урожай. Остальные повернули обратно к Перекопу, через безводную выжженную степь, положившись на милость Аллаха.

Военный совет, окончившийся решением дать краткий отдых войскам, плавно перетёк в иной вид собрания, когда командующий позволил открыть запасы с вином. Праздновали, а в лазаретах умирали раненые, упокоенных собирали в большие братские могилы, дабы вскорости похоронить. Так заведено у магометан, и сие разумно без различия от вероисповедания, ибо под ярким солнцем разложение начинается быстро.

На следующий день командующий беседовал с генералами по отдельности, уделил время и мне.

— Благодарю и хвалю, Платон Сергееич! Наслышан о мужестве, когда не побрезговали лично поучаствовать в рукопашной. Только вот — мне иное обещали. А погибли бы? Война продолжается, рекрутов ещё пришлют, но с боевыми генералами — беда… Как там наш жандарм?

— Уцелел, ни царапины. Тоже рубился в рукопашной. Как бронеходы двинулись, да пылюка поднялась, всякая связь пропала. А что глупости говорят: «вдохновил примером» — не верьте. В той грязи солдат с генералом на одно лицо, да и видели меня только защитники ближайшего бронехода.

— Не скажите, скромный вы наш. Слава после боя работает, солдаты за вами хоть в пекло готовы. Как же — генерал и боевую задачу выполнил, и не струсил рубиться на переднем крае, и выжить сумел. Виват!

— Воля ваша оценивать мои деяния столь лестно, Иван Фёдорович. Однако про новое пекло расскажите подробнее.

— Э, нет! Вы, Платон Сергеевич, вчера изрядно рисковали, ваш ангел-хранитель устал. Понимаю-понимаю, — генерал выставил вперёд ладонь. — Никак не угомонитесь?

— Так война не закончена. Угомонимся потом, если нас прежде османы не угомонят. Коли нужно, Иван Фёдорович, отправьте меня на самое горячее место в следующей баталии. Вчера не подвёл, и дальше не оплошаю.

— Не знаю, что и сказать, — Паскевич чуть пожал плечами, отчего дрогнули золотые шнуры на эполетах. — Разве десант за Перекоп, но это чистое душегубство, граф.

— Или то, что у меня лучше всего выходило в двенадцатом — кусать врага в спину в его тылу. Не томите, ваше высокопревосходительство. Если требуется с моря высадиться в тылу у осман — так тому и быть. Только флот их силён, пустит ли к крымскому берегу?

— Моряки обещают для турок la surprise приготовить и переправу наладить, но опасность останется велика. Прошу об одном — уцелейте, граф. Война окончится, почту за честь назвать вас другом.

Пока совещались генералы, в степи появились курганы из песка. Татарин из пленных, заявивший о духовном звании, что-то заунывно затянул у могилы соплеменников; в полуверсте батюшка отпевал православных. Армия отдыхала, а мне на память пришли лермонтовские строки:

Взгляни, там зарево краснеет:

То битва семя смерти сеет.

Очередная посевная наметилась на две сотни вёрст южнее, недели через полторы после битвы у Днепра. Она началась с крика вахтенного матроса линейного корабля «Бейлербей Хасан», увидевшего паруса на юго-западе, где Каркинитский залив соединяет свои воды с открытым Чёрным морем.

Эскадра, включавшая кроме флагмана три линейных фрегата и корвет, перекрыла Крымский берег Перекопского залива, дабы воспрепятствовать высадке русских в тылу крепостного вала Ор-Капы. Слух о разгроме достиг этих мест через двое суток, принесённый уцелевшими янычарами, что осилили обратный переход в Крым, и никак боевого духа не поднял.

Тревога, сыгранная на пяти османских кораблях, отменена не была, однако напряжение спало, ибо пришелец оказался один и невелик, не более полутора-двух тысяч тонн на глаз. Вдобавок русский, лавируя против ветра с корветским парусным вооружением, пустил чёрный дым из тонкой трубы позади грот-мачты. Стало быть, это не настоящий военный корабль, а снабжённый несколькими пушками пароход. Большие гребные колёса, непременный атрибут паровых торговых посудин, изрядно снижают скорость. Манёвренность в узких гаванях да способность кое-как выгребать точно против ветра — все их преимущества.

Потому турецкие капитаны, находившиеся с наветренной стороны, разглядывали корвет с явной усмешкой, полагая, что отчаянный русский капитан лезет в западню. Затем паровой корабль повернул и с расстояния полутора миль пальнул пушками правого борта с небывалой для сей дистанции точностью, уложив снаряды в печальной близости от флагмана. Только после этого зазвучали команды, расправились паруса, с грохотом поползли якорные цепи.

Османы вышли на охоту, обладая несомненными преимуществами. У них больше кораблей, мощнее артиллерия. Они находятся сверху относительно ветра. Наконец, дерзкий корвет имеет меньшую скорость — вместо мачты труба, гребные колёса тормозят, и это будет для него смертельным приговором, если Аллах не оставит мусульман своей милостью.

Меж тем русский добился попадания, вызвав нешуточный пожар на турецком фрегате, и начал движение к открытому морю, спасаясь от преследующей тройки; лишь флагман остался на якоре, охраняя тыл Ор-Капы. Пароход продолжил отстреливаться, но уже только из пары кормовых ретирадных орудий, потом вдруг из его трубы повалил очень густой дым, он увеличил дистанцию и круто свернул влево. Ставши против ветра, совсем убрал паруса.

Турецкие капитаны не поверили глазам! Гяур описал циркуляцию большого радиуса и оказался выше по ветру, имея теперь преимущество и в скорости, и занимая нужное ему положение, а немногочисленные пушки разили с ошеломляющей точностью, добиваясь попаданий с мили-полутора. И никаких гребных колёс… Что за шайтан толкает его по морю?

Затем курс пересекли обычные фрегаты, явно старой постройки, не обладающие паровым устройством, зато количеством стволов не уступавшие кораблям Блистательной Порты. Османские моряки попали в артиллерийскую вилку, имея повреждения от пальбы парохода. Турецкий фрегат и корвет вышли из боя, взяв курс на юго-восток.

К вечеру этого дня с линейного корабля «Бейлербей Хасан», оставшегося в опасном одиночестве, ибо все остальные османские корабли, не спасшиеся бегством, отправились на дно, заметили тот же корветский пароход. К его появлению теперь уже отнеслись с достойной серьёзностью. Однако русский и не подумал приближаться на расстояние выстрела. Из-за его кормы выползли, щедро коптя дымом, два странного вида баркаса без парусов и весёл. Таких малых судов с паровой машиной никто в Блистательной Порте не видывал.