Среди плотников был и молодой парень – Миша Рыльский. Ему понравилась внучка бабы Ганны – Вера, он на ней женился и остался жить в Вертиевке. Из Белоруссии он привез деревянный сруб и поставил себе дом недалеко от клуба, чтобы ближе было на танцы ходить. Дом временно накрыли рубероидом. В дальнейшем я многому научился у Миши по столярному делу.
После работы плотников мне захотелось иметь свой столярный инструмент, и я начал потихоньку собирать на это деньги. Деньги накапливались очень медленно, в основном за счет экономии на тех же школьных завтраках, при новых деньгах – по 2 копейки в день. Но однажды мне повезло. Какой-то мужчина, сидевший в автобусе, который должен был отправляться на Нежин, попросил меня купить ему сигареты. Я быстренько съездил в магазин и привез ему сигареты. Сдачу с рубля, огромную сумму, больше 60 копеек, он не взял и оставил мне. Я тут же заехал в магазин и купил себе небольшие пассатижи. Это был первый, приобретенный мной инструмент. Потом я постепенно приобрел рубанок, ножовку, топор и стамеску. Все наточил и привел в рабочее состояние. Теперь у меня был нормальный инструмент, которым уже можно было работать.
Я начал наводить порядок во дворе, везде вместо лат поставил штакетник, и двор приобрел совершенно другой вид. Снятый трам распилили на доски, из которых я позже сделал очень красивые наличники на окна и на углы дома. Кстати, трам оказался из лиственницы, очень твердого и не поддающегося гниению дерева. Строгать такие доски ручным рубанком было ой как не просто. Пришлось дополнительно купить еще и полуфуганок, чтобы можно было ровно строгать длинные доски.
Жизнь шла своим чередом. Я втихаря курил, не всегда думая о последствиях, поэтому в углу стоял часто, но уже не на ногах, а на коленках, иногда под них подсыпали зерно, и даже не лущенную гречку с очень острыми краями. Все терпел, не просился, не жаловался. Все было справедливо, пенять можно было только на собственную глупость. А глупостей делал много. К примеру, нашел в скрыне портсигар отца (он раньше, не за моей памяти, курил) и решил пофорсить перед ребятами. Купил папирос, положил их в портсигар и носил его в кармане пиджака, хвастаясь перед ребятами. Когда мама решила погладить пиджак, портсигар выпал. Вторую глупость я совершил из-за лени. Один раз, когда делал домашние задания и дома никого не было, поленился выйти во двор покурить, и решил покурить в комнате, выпуская дым в форточку. Отец пришел домой часа через три, но как человек некурящий, унюхал запах табака моментально. В третий раз я крупно прокололся, когда пас стадо с дедом Николаем. На пастбище я курил открыто, так же, как делал это при деде Митрофане. Дед Николай мне никаких замечаний не делал, но вечером рассказал все родителям, и я загремел в угол на гречку. Здесь все было правильно, если слова не помогают, то нужно наказывать. Но в этот день отец купил огромный арбуз, на нашем огороде такие не росли. Даже издали было видно, какой он замечательный и вкусный, а мне даже попробовать не дали, сами весь съели. Это было обидно. Я ужасно злился на деда Николая. Подождал хотя-бы до следующего дня со своим рассказом. Обязательно было в этот же день рассказывать?
В очередной раз мы снова пасли стадо с дедом Николаем. При нем я больше уже не курил. Лето тогда было очень жарким, на Тванях, где мы пасли стадо, все источники воды пересохли, пересох даже Куцый плав, который раньше никогда на пересыхал. Попить было негде ни людям, ни скотине. Единственный источник воды оставался на дальнем краю села возле дома Петрушки, где был колодец с журавлем и длинное корыто, в которое наливали с колодца воду для скота. Это также был и край Бабкивського пастбища, то есть, специально гнать стадо на водопой не нужно было, оно паслось и потихоньку двигалось по пастбищу к водопою. Незаметно проходили эти лишние три километра. В тот день мы также постепенно пришли к водопою, дождались своей очереди (стад было больше десятка), натаскали в корыто воды и напоили скотину. После водопоя уставшее стадо легло отдохнуть, и мы с дедом Николаем тоже. Немного даже вздремнули. Когда проснулись, то увидели, что надвигается огромная туча, чернющая. Стадо забеспокоилось, коровы не паслись, смотрели на эту тучу и мычали. Обычно им было все равно, идет дождь или нет, а тут такое странное поведение перед дождем. Начал подниматься ветер, резко потемнело, потом пошел дождь и град, началась буря. Град был с голубиное яйцо, некоторые градины достигали размера куриного яйца. Ветер был такой силы, что сбивал с ног. Стадо сорвалось с места и побежало по ветру. На мне был брезентовый плащ с капюшоном и рукавами. Ветер поддувал под этот плащ, меня поднимало в воздух и несколько метров несло над землей, потом я приземлялся, несколько метров бежал по земле, снова поднимался в воздух, и снова приземлялся. Таким образом мы, вместе со стадом, пробежали 6 км пастбища, и еще 3 км по колхозному полю, пока стадо не уперлось в Северинские сосны и наконец-то остановилось. Буря закончилась так же внезапно, как и началась, все это длилось не более одного часа. Мы развернули стадо и погнали его в обратном направлении, чтобы выйти к нашей дороге на село. Другую дорогу, более короткую, стадо не знает, и по ней не пойдет. Теперь стояла еще одна трудная задача, не дать коровам на колхозном поле нахвататься чего-нибудь типа клевера, от чего у них может вздуть животы. С этой задачей мы справились и вышли на нашу дорогу. Придорожные канавы, глубиной больше метра, были полностью заполнены водой. Деревья на опушке леса, которая была хорошо видна с дороги, были все поломаны. А деревья эти были не маленькими, сантиметров 30 – 40 в диаметре. Навстречу стаду уже бежали люди из села. В селе также была разруха. В некоторых домах побило стекла, крыши под рубероидом были как решето, крыши, которые были под шифером, стояли абсолютно голые, весь шифер побило. Побило рубероид и на доме Миши Рыльского. У нас с домом все было нормально, только в огороде все побило. Все запасы материалов для ремонта крыш в магазине раскупили в тот же день. Кто не успел, тот еще пару месяцев жил с протекающей крышей, пока в магазин не подвезли нужные материалы. Когда таких людей спрашивали, накрыли ли они крышу, они обычно отвечали: «покрыл, матом в три слоя». Больше я никогда в жизни не встречался с бурей такой силы.
Учеба шла нормально, больших усилий мне прикладывать не приходилось, все давалось легко. Хуже было дело с языками, мне не хотелось заучивать все эти правила правописания, писал по интуиции, получал четверки и это меня вполне устраивало. Больше всего мне нравились математика и физика, этим предметам я и уделял больше внимания. В шестом и седьмом классах у нас появился новый учитель математики. К сожалению, вообще не помню, как его звали. Он организовал математический кружок, в котором мы решали задачи повышенной сложности. Я и эти задачи легко решал, и он подбирал для меня отдельные задачи. Два года я участвовал в математических олимпиадах, призовых мест не завоевывал, но почти все задачи решал. На последней олимпиаде решил все задачи, кроме одной. В ней несколько раз разбавляли спирт водой, часть отливали, снова разбавляли и отливали, потом добавляли спирт. Требовалось определить процент спирта в полученной после этого жидкости. На решение этой задачи у меня не хватило времени, хотя путь решения был понятен. Первое место присудили парню, единственному, который решил, эту задачу. Он решил только эту задачу, но не решил ни одной из остальных.
Этот же преподаватель разыскал в кладовке школы кинопроектор и начал заказывать и показывать ученикам учебные фильмы. Этому делу научил он и меня. В дальнейшем, я уже самостоятельно демонстрировал фильмы и имел ключ от учительской, где в шкафу хранился кинопроектор. В этом же шкафу я обнаружил фотоаппарат «Любитель-2», зеркальный, с двумя объективами и шахтой для наводки резкости. Я выпросил у директора школы этот фотоаппарат во временное личное пользование. Формат кадра был 45×45, что было насколько неудобно при печати снимков. Все необходимое для проявления пленки и снимков я купил, но купить фотоувеличитель я не мог, слишком дорого. Фотоувеличитель был только у Вити Осипенко, но под кадр 24×36. Я просил у Вити на вечер его увеличитель и приспосабливался как мог: вынимал штатную рамку для пленки, без рамки вставлял свою пленку и зажимал деревянными клиньями. Кое как получалось, но пленка лежала не совсем ровно, из-за чего была неравномерная резкость по площади кадра, и через щели, образовавшиеся из-за отсутствия рамки, проникал мешающий свет, который мог засветить фотобумагу. Ниже некоторые из моих снимков того периода.
