Келл почувствовал некоторое облегчение: слава Богу, его полоумный брат не дошел еще до того, чтобы хладнокровно, в здравом рассудке избить беспомощную женщину. Для этого ему необходимо напиться до потери рассудка. Впрочем, терял он его не только в пьяном виде. Его всегда переполняли чувства. И не только добрые. Их проявление приносило немало бед как самому Шону, так и окружающим. А выручал его кто? Он, Келл…

А вообще-то, в который раз подумал Келл — хотя в данной ситуации подобная мысль могла показаться довольно странной, — он совсем неплохой парень, этот Шон. Только не в меру самолюбивый и вспыльчивый. Он сначала натворит дел, а потом начинает думать. И тогда о многом жалеет. Сказывается половинка ирландской крови, бурлящая в его теле. Хотя не все ирландцы, даже стопроцентные, похожи на него. Или он на них.

Что же касается его порыва к отмщению, или, как он выразился, реваншу, то еще неизвестно, как бы поступил на его месте сам Келл, случись с ним такое.

А произошло вот что. В прошлом июне его беспутный братец, совсем потеряв голову, осмелился домогаться руки Рейвен Кендрик. Да-да, несмотря на то что та состояла в родстве с самим Латтреллом. Лордом Латтреллом. И в своих домогательствах был — в этом Келл не имел оснований сомневаться — достаточно настойчив и напорист, а возможно, и не слишком тактичен. Один раз его вышвырнули из дома, где жила Рейвен, а второй раз дело было в парке: пьяный, он преследовал Рейвен, и слуги избили его до беспамятства. Шона подобрала банда вербовщиков и насильно отправила на корабль, откуда он сумел вернуться лишь через четыре с лишним месяца, которые показались ему адом. С моря он привез не деньги, а следы побоев на всем теле.

Келл до сих пор с ужасом и сознанием своей невольной вины вспоминает о том, что не сразу придал серьезное значение исчезновению брата и потому не очень быстро помог ему вырваться из гостеприимных объятий британского морского флота…

Внезапно он заметил, как злые глаза Шона наполнились слезами, взгляд смягчился.

— Я любил ее, Келл, — пробормотал он, опуская голову. — Зачем она так поступила со мной? Зачем позволяла ухаживать за ней, а потом напустила на меня эту свору?

Он всхлипнул.

— Теперь вот выходит замуж за своего паршивого герцога, а меня прогнала как последнюю собаку. Бессердечная сука!

Келл не мог не разделить его гнева и чувства унижения, но тем не менее его все больше беспокоило бесчувственное состояние лежащей перед ним женщины, а также хлыст, который по-прежнему оставался у брата.

Шагнув к нему, он вынул из его руки оружие мести.

— Ты ведь никогда бы не воспользовался им, Шон, — сказал он. — Что бы она ни натворила, ты не можешь ударить женщину.

— Очень даже могу, — пытался протестовать тот. — Она моя пленница. Заложница. Пускай ей будет так же плохо, как было мне все эти месяцы.

Положив хлыст на стол, Келл увидел там пистолет и кинжал. Неплохо Шон подготовился к своему реваншу. Но что же с ней теперь делать, с этой жертвой мести?

В это мгновение Рейвен пошевелилась и тихо застонала. Взяв со стола кинжал, Келл приблизился к кровати и увидел, что лицо пленницы горит лихорадочный румянцем, что, впрочем, не делало его от этого менее привлекательным. На мгновение она открыла свои темно-голубые глаза, остановив на Келле отсутствующий взгляд из-под немыслимо длинных густых ресниц; зрачки были расширены, как от действия сильного лекарства.

За короткую минуту Келл понял брата, осознал, какое магическое действие могли оказать на него это лицо, этот взгляд…

Он осторожно разрезал веревки, стягивающие ей руки, помог опустить их вдоль тела. Она снова застонала и, повернувшись на живот, уткнулась лицом в подушку. Он прикрыл ее одеялом — чтобы не замерзла и чтобы не видеть ее обнаженного тела. Ему не хотелось, уподобившись брату, поддаться магическому обаянию этой женщины.

— Какое снадобье ты ей дал, Шон? — спросил он не оборачиваясь.

— Успокоительное. Заставил выпить. Когда начала царапаться.

— Ты врешь! Наверное, это была шпанская мушка? Кантаридин?.. Я знаю твои штучки!

В голосе Келла звучало неодобрение.

— Совсем нет. Какой-то афродизиак. Она сказала, это хорошее восточное лекарство.

Так… Начинается дурацкая неразбериха, которая так часто сопутствует действиям Шона. Неразбериха и вранье.

— Кто «она»? — крикнул Келл. — У кого ты взял? Отвечай толком!

— Разве я не сказал? У мадам Фуше.

Келл знал эту женщину, хозяйку первоклассного борделя, где нередко бывал Шон. Она хорошо разбиралась в снадобьях подобного толка — в различных афродизиаках, которые предназначались для усиления полового чувства. Знала наверняка и о безопасных дозах. А вот знал ли о них Шон? Пока что его пленница находится в полусознании, в лихорадочном сне. Но кто может сказать, что будет с ней через минуту? Через час? И вообще, сколько времени может действовать это неизвестное снадобье и каковы будут последствия? При всей его неприязни к этой соблазнительнице мужчин и виновнице злоключений Шона ему было жаль ее, а кроме того, он беспокоился за репутацию своего заведения — и так довольно сомнительного в глазах многих респектабельных людей. Не хватает еще, чтобы с этой женщиной что-то произошло…

Келл провел рукой по волосам, покачал головой. Да, Шон втянул его в серьезные неприятности.

— Но зачем, глупец, — крикнул он брату, — ты дал ей этот кантаридин?.. Не ври мне, это определенно он! Почему не какое-нибудь снотворное? Успокоительное?

Шон изобразил чуть смущенную улыбку.

— Ты спрашиваешь, зачем? Чтоб она снова захотела меня! Как хотела раньше. До того, как оттолкнула. Эх, какие у нас были ночи! Ей все время было мало, а ведь ты меня знаешь…

Он с трудом поднялся на ноги, подошел к постели и устат вился на Рейвен.

— Не дождусь, когда снова займусь с нею. Как думаешь, она уже соображает что-нибудь?

Келл решительно встал между ним и пленницей. Шон недоуменно посмотрел на него.

— Хочешь помешать мне, брат? — пробормотал он. — Самому захотелось?

— Ты не должен подвергать насилию девушек, Шон, как бы предосудительно они себя ни вели, — спокойно сказал Келл.

— Да какая она, к дьяволу, девушка! — рявкнул младший брат. — Только выглядит невинной, а на самом деле ого-го… Кроме того, она ведь англичанка, а не ирландка вроде нас с тобой. Она и замуж отказалась за меня идти, потому что во мне ирландская кровь.

Келл хорошо знал о давней способности брата выдумывать небылицы и попросту привирать, но в данном случае почти поверил ему. Сколько раз за свою не слишком долгую жизнь он сталкивался с таким отношением и к себе, и к другим ирландцам и полукровкам. Поверил, и в душе поднялось негодование. Даже ярость. Эта надменная аристократка, искательница приключений, смеет презирать таких, как они с братом. Натравливать на них слуг только за то, что они принадлежат не к такому высокому обществу, как она, и кровь в их жилах течет не чисто английская!.. Так почему бы в самом деле его брату не отомстить ей хотя бы таким способом? Это послужит для нее и для таких, как она, хорошим уроком.

Келл перевел взгляд с пьяного, возбужденного лица Шона на беспомощное тело Рейвен и покачал головой, осуждая самого себя. Впрочем, чересчур размягчаться не следует. Однако надругаться над слабой женщиной он не может позволить никому. Даже бедному брату, заботиться о котором он дал клятву еще в ранней юности.

— Неужели ты и в самом деле готов поступить с ней подобным образом? — спросил он Шона.

— Еще как! — было ответом. — И не один раз!

Келл положил ему руку на плечо.

— Иди домой, Шон. Уверен, от дальнейших ее страданий ты уже удовлетворения не испытаешь. Дело сделано: брак расстроен, ее репутация погублена. Можешь считать, что ты отомщен. Разве этого недостаточно?

Шон сделал глоток из бутылки и прохрипел:

— Нет, этого мало.

Келл пристально взглянул ему в глаза.

— Шон… Отправляйся домой.

В его голосе были упрек, ласка, суровое предупреждение — все вместе.