Утреннее совещание прошло довольно ровно, в серьезной и деловой атмосфере, какого естественно и требовала создавшаяся ситуация. Из всех секретов, строго хранимых командующим, затерянного среди многочисленных протоков реки парохода, остался лишь один. Пакет с приказом, врученный самим «Верховным», он имел право вскрыть лишь в одном случае; когда безопасность сохранности груза станет под угрозой и его необходимо будет защищать. Успех столь ответственной миссии, как заверил адмирал Колчак, гарантировал появление на груди штабс-капитана остроугольной звезды с хризолитами. Было ли это сказано всерьез, Киселев глубоко сомневался, потому как сам адмирал довольно скептически относился к новым наградам, утвержденным временным, но уже несуществующим «Сибирским правительством». Сам же он находил этот факт, явной претензией на автономию Сибири и будучи сторонником единой, и неделимой России, считал введение орденов несвоевременным.
Дальнейшей участью вверенных под его ответственность многочисленных ящиков золота, прибывших в канун осени из Омска, Киселев себя не занимал; оно было передано в пунктах назначения другим, ответственным за его судьбу людям, в число которых входили и банковские работники, оставившие пароход еще до входа его в бассейн реки Оби. Все инструкции были исполнены и следуя налегке в направлении Остяко-Вогульска штабс-капитан с надеждой уповал на благосклонность все более портящихся погодных условий, от которых во многом зависела выполнимость не менее важной, заключительной части миссии. В его каюте по-прежнему стоял опломбированный, добротно сработанный, увесистый чемодан, о содержимом которого знал лишь он один. Его необходимо было транспортировать до будущей, новой Сибирской столицы. Часть драгоценной утвари из храмов и монастырей Тобольской епархии, а также следовавшая с ними серебряная вызолоченная рака от мощей митрополита Иоанна Тобольского, весом тридцать пять пудов, были также отгружены еще на Иртыше, на пристанях Кугаево и Бронниково. Лишь незначительной части золота и царским монетам, оставленным на пароходе, предписано было следовать вверх по течению Оби до Сургута и далее в Томск. Ее надлежало использовать в крайних, исключительных случаях, при возникновении каких-либо непредвиденных ситуаций, о возможности которых Киселев был осведомлен еще генерал-лейтенантом Пепеляевым при их расставании. В противном случае, все ценности надлежало передать в Томске, согласно приказу, хранившемуся в его личном сейфе, на пароходе «Пермяк».
Как ни прискорбно было осознавать, но внезапные холода и довольно ранний приход зимы многое спутали в расчетах речников, что не замедлило сказаться и на планах Киселева. Ссылаясь на унылые заверения капитана судна, он принял самостоятельное и твердое решение; оставить пароход на зимовку, а вверенному ему составу конвоя пробиваться по зимнику, следуя вдоль русла реки Оби, к Томску. Доложив о своем нелегком решении на совещании, он предложил разбить команду на две группы; одна должна была заняться закупкой лошадей и фуража в расположенной неподалеку деревне Сургут, а второй группе необходимо разведать местность на предмет сокрытия оставшихся на пароходе ценностей и золота. На подготовку обоза, которому предстояло проследовать по глухой, заснеженной Сибирской тайге без малого, почти девятьсот верст, было отведено два дня.
– Сегодня только третье ноября, и я полагаю, грунт еще не успел промерзнуть основательно, – рассудил штабс-капитан, обращаясь в очередной раз к присутствующим офицерам, – посему приказываю: Вам лично, господин Бельский, как руководителю второй группы, заняться поисками берлоги, надеюсь пока что возможно еще не занятой, каким-нибудь из местных медведей. – Компания дружно рассмеялась, должным образом оценив вполне уместную шутку командующего конвоем.
– Уж мы постараемся, господин капитан. Оно и свежая медвежатина не помешает, – это на тот случай, если берлога будет занята, – улыбчиво поддержал общее настроение поручик.
Веселый настрой определенно нравился Киселеву, он безусловно мог иметь свою пользу. Речники, обособившись, взялись за подготовку судна к зимней стоянке, ясно осознавая, что всю долгую пору ледостава им придется провести в Сургуте. Вооруженные группы откомандированных офицеров вскоре покинули расположение пришвартованного непогодой корабля в твердой уверенности; оправдать доверие своего командира.
Весь личный состав конвоя начальник Тобольского гарнизона подбирал сам, большей частью это были проверенные боями младшие офицеры из его же частей, за одним лишь исключением. Поручик Евгений Бельский был назначен в конвой по прямому указанию Пепеляева. Странным тогда показался штабс-капитану Киселеву сам факт его прибытия в Тобольск из Омска на пароходе «Товарчар», вместе с адмиралом Колчаком, почти перед самым отплытием секретного конвоя. Разумеется, кандидатура вновь назначенного офицера из четы самого «Верховного» сомнений не вызывала. Киселев, однако, на тот момент понимал лишь одно и это было очевидно, что ценностям, поступившим в его распоряжение, по-видимому, нужны были еще дополнительные глаза и уши… За десять дней до отплытия поручик Бельский успешно вжился в состав конвоя и зарекомендовал себя с положительной стороны. Молодой, двадцати восьмилетний офицер, обладая умеренным, но достаточно приметным чувством юмора, успел даже понравиться сослуживцам и завести друзей. Хотя штабс-капитан и усматривал недоверие со стороны командования, в такого рода внедрении агента или даже представителя контрразведки штаба, но пришлось без лишних вопросов смириться.
Размышляя над причиной довольно откровенного появления в конвое нового, не проверенного человека, он все же внутренним, скрытым чувством, сомневался в его искренности. Невольно зарождалось смутное недоверие. Если предположить перепоручение агенту контроля за золотым запасом, временно хранившимся в кладовых епархии, рассуждал Киселев, то почему он не сошел с парохода вместе с банковскими работниками и отгруженным золотом, чтобы продолжить исполнять свою тайную миссию, в которую был заложен смысл и оправданный риск его появления. Однако, поручик предпочел продолжать сопровождение конвоя. Зачем?.. Выходило, что не менее важным, находившимся в зоне его ответственности пунктом, была та часть драгоценностей, которая оставалась на пароходе и должна была прибыть в Томск. Неужели реликвии царской семьи и фамильные драгоценности были для адмирала Колчака важнее значительной части отгруженного ранее золота, которое уйдет куда надо, по назначению или будет упрятано где-нибудь в дебрях тайги в качестве резерва для будущей, новой России. А может причиной стали те самые Сибирские ордена, что сейчас хранятся в его каюте? Было бы интересно знать, что известно о них Бельскому?..
Вечером, делая записи в дневнике, используя имевшиеся на судне карты и дождавшись результатов поиска укромного места, штабс-капитан Киселев рисовал свою, особую карту на которую наносил самые важные и заметные ориентиры. Те, которые даже время не смогло бы изменить. Когда еще доведется побывать в этой глуши, в необычном качестве проводника, он не знал. Да и вообще: удастся ли?.. Исходя из возникших обстоятельств, значительно усугубивших шансы благоприятного завершения миссии, опытный и боевой офицер хорошо понимал, что реалии войны могут стать непредсказуемыми и, вернувшись сюда, пусть даже через десять, пятнадцать лет, местность невозможно будет узнать. Леса изменяют ее облик достаточно быстро. Тщательно пометив удачно найденное в глухом лесу место, которое предварительно пришлось осмотреть лично, Киселев отложил карту в сторону: «Да, именно здесь они завтра же закопают оставшиеся на пароходе ценности. Тем самым, соблюдая определенного рода секретность тайника, половина состава конвоя, занятая подготовкой обоза, уже будет лишена знаний касающихся местонахождения ценностей» – такого рода секрет в сложившихся условиях он считал совсем не лишенным смысла.
Откинувшись на спинку кресла, штабс-капитан закрыл глаза… Хотелось думать совсем не о золоте и способах его сокрытия в дремучей тайге, от посторонних глаз, и голодного зверья, снующего повсюду, способного изрыть окрестности, лишь почуяв манящие запахи присутствия человека. Сердце хранило и лелеяло мысль о Софье, оставленной им в опасном, переходящем из рук в руки Тобольске. У него уже не было уверенности в том, что разрозненные остатки Первой Сибирской армии способны будут удержать город от натиска Пятьдесят первой дивизии Блюхера. А если «красные» возьмут город, то страдать будут не только служители храмов и монастырей епархии, но и все мирное население. Чекисты наверняка станут дознаваться, искать свидетелей и само золото. Вероятно, поползут даже слухи, умело продуманные генерал-лейтенантом Анатолием Пепеляевым, о транспортировке ценностей на пароходе в Томск. Пустить противника по ложному следу – это тоже план; что-то вроде отвлечения внимания. Если «красные» поверят в своего рода отвлекающий маневр, то его группе конвоя возможно даже придется отбиваться от идущих по следу партизан или разбойничавших повсюду банд, хотя разницы в них он не видел. О скрытности продвижения обоза нужно было позаботиться отдельно.
