Нанимателя известие о моём уходе не обрадовало.

– Георгий Олегович, я что – плохо вам платил?

– Нормально платили.

– Но если этого было недостаточно, я готов поднять ваше жалованье в полтора… в два, вы слышите – в два раза! – с надеждой произнёс он.

– Спасибо, конечно, но я твёрдо решил, что уйду.

– Почему, Георгий Олегович? Уж простите за любопытство, но я никак понять не могу… Неужели вам мёдом в Петрограде намазано? – щуря близорукие глаза, растерянно спросил он. – Нет, конечно, просто… Ну как вам объяснить словами – я не создан для этой работы! – Однако у вас здорово получалось!

– Рано или поздно я бы сорвался: устроил драку, запил, стал бы источником проблем. Лучше уйду сейчас, оставив о себе добрую память.

– Жаль, конечно… Но заставить вас я не могу.

Он подошёл к сейфу, открыл дверцу и извлёк оттуда конверт.

– Возьмите.

– Что это?

– Деньги, конечно.

– Я уже получил расчёт в бухгалтерии.

– То была ваша зарплата. А это от меня лично, премия за то, что вчера скрутили налётчиков. Если что – возвращайтесь. Я с удовольствием снова возьму вас на работу.

– Буду помнить.

После ресторана поехал на вокзал покупать билеты на поезд.

Над городом висели свинцовые тучи, шёл затянувшийся дождь. Настроение было паршивым, теперь я понимал, почему в «Трёх сёстрах» Чехова Ирина с такой тоской и яростью повторяет строки: «В Москву, в Москву, в Москву!»

Вряд ли переезд решит все мои проблемы, скорее, создаст новые, но под лежачий камень вода не течёт.

А ведь я совсем недавно был на этом вокзале, выходил из вагона с каким-то радостным ощущением от хорошо сделанной работы. А потом – раз! И радужная картинка побледнела.

Кассирша меня узнала (ну да, я ведь успел навести тут шороху в прошлую поездку), сразу сделалась самой любезностью. Она ведь не знала, что «корочек» опера в моём кармане больше нет, что я – рядовой гражданин РСФСР, ставший «перекати-полем».

Взяв билет, пошёл в «коммерческий» магазин – надо посидеть со Степановной, проститься по-человечески. Если нормально устроюсь в Питере, перетащу к себе – после всего, что она для меня сделала, не хочется оставлять её одну. За эти дни мы буквально сроднились.

О своём решении я ей сообщил ещё вчера, когда вернулся из милиции. Степановна жутко расстроилась, хотя вида старалась не подавать, однако я слишком хорошо успел её изучить.

Набрав в магазине колбасы, сала, чая, сахара, конфет и прочих угощений к столу, нанял извозчика и покатил с подарками домой. А ведь я действительно привык уже считать его своим домом.

– Вас как – с ветерком прокатить? – обернулся ко мне извозчик.

– Можно и с ветерком, – согласился я.

– Тогда с богом!

Ещё на подъезде к дому Степановны я заметил знакомый автомобиль и не удивился, когда навстречу мне вышел Смушко. Хотя, если честно, видеть его здесь было странновато, тем более уже вчера мы с ним успели обстоятельно переговорить. Полундра был прав – Кравченко твёрдо стоял на моём пути. Казалось, в мире нет силы, способной его сковырнуть.

– Здравствуй, Жора! – Лицо Смушко расплылось в широкой улыбке.

– Здравствуйте. Чем обязан? Неужели проводить приехали?

– Так ты всё-таки собрался уезжать? – погрустнел начальник уголовного розыска.

– Да.

– И когда?

– Уже сегодня. Даже билет купил. Пойдёмте внутрь, посидим – я отвальную устраиваю.

– Погоди Жора с отвальной.

– А что? – замер я.

– Кое-что изменилось.

– Только не говорите, что Кравченко сняли.

– Кравченко никуда не делся.

– Тогда для меня лично ничего не изменилось. Нам с ним в одном городе слишком тесно. – А никто и не говорил про один город, – Смушко хитро прищурился.

– Я вас не понимаю.

– Пойдём, прогуляемся, – он бросил взгляд на небо. – Дождь как раз закончился.

– Хорошо, я только покупки в дом занесу.

Зайдя в дом, первым делом обратил внимание на лицо Степановны. От намётанного взгляда не укрылось, что она недавно плакала: глаза её покраснели и припухли. Сердце сжалось от боли и переживаний за эту прекрасную в своей доброте женщину.

Я обнял её и поцеловал в щёку.

– Степановна, я выйду ненадолго. Ко мне тут бывший начальник заехал…

– Так пусть в дом заходит, – всплеснула руками она.

– Не хочет чего-то. Мы с ним слегка проветримся, а там будет видно – может, и вместе зайдём. Да, это вот тебе, – я положил на стол авоську с продуктами.

– Ой, Жора! Ты же кучу денег, небось, оставил.

– Ничего страшного, Степановна. Один раз живём.

– Это ты верно сказал: один раз жизнь нам дадена. Ну, давай, погуляй – только недолго, а я покуда стол накрою. Билеты-то купил?

– Купил, Степановна.

– И когда поезд?

– Уже сегодня.

– Сегодня, – вздохнула она.

Мне снова стало как-то не по себе.

– Ты не расстраивайся так. Как только устроюсь – за тобой приеду.

– Зачем я тебе нужна, перечница старая?

– Глупости не говори, Степановна. Всё, пора мне – скоро вернусь! – ещё раз обняв Степановну, я вышел из дома.

– Только не простудись! – донеслось вслед. Прямо как мама, Царствие ей Небесное! Та тоже часто напутствовала меня такими словами и укутывала в три слоя одежды.

Эх, мама, мама… Как обидно, что больше никогда не сядем с тобой за одним столом, не поговорим, не поделимся новостями.

Жизнь скоротечна, летит – не заметишь, и очень часто приходится терять тех, кто нас любит больше всех на свете.

Проглотив вязкий комок слюны, вышел на крыльцо – посмотрел на небо. Тучи постепенно рассосались, но и солнцем не пахнет.

– Освободился, Жора?

– Так точно.

– Ну пошли, прошвырнёмся по улице. На ходу как-то легче думается.

– О чём думать станем, товарищ Смушко?

– О тебе, Жора.

– А чего обо мне думать – всё ведь решилось. Я уезжаю в Петроград. Деньги есть, попробую снять квартиру на первое время.

– Почему у сестры не хочешь остановиться?

– Тесно будет. Они ведь пополнение в семействе ждут, зачем им лишняя обуза.

– Деликатный ты, Жора.

– Какой есть. – Я остановился. – Товарищ Смушко, я ведь знаю, что вы – человек крайне занятой, и если приехали ко мне, то по какому-то важному делу. Не надо ходить вокруг да около, говорите сразу, пожалуйста.

– Да я и не собирался тянуть, – усмехнулся Смушко. – Просто у меня возникло такое впечатление, что ты серьёзно обиделся.

– На обиженных воду возят.

– Жора, только не надо мне врать, – пристально посмотрел он на меня.

– Хорошо, вы меня раскололи: меня действительно задело, но я – большой мальчик, как-нибудь переживу, – улыбнулся я.

– Да я в этом и не сомневаюсь. Но мы тут по другому вопросу. Беда у нас случилась, Жора.

– Что за беда? – напрягся я.

– На днях был убит начальник уголовно-розыскной милиции Рудановска, мой хороший друг Боря Токмаков.

– Примите мои соболезнования. Я знаю, каково это – терять лучших друзей, – искренне сказал я.

– Спасибо, Жора. Борис был отличным оперативником и настоящим коммунистом. Три месяца назад его поставили на эту должность и вот… – Смушко замолчал.

– Нашли убийцу?

– Сам понимаешь, времени прошло слишком мало. По горячим следам расследовать не получилось, значит, впереди долгая и кропотливая работа по поиску преступников.

– Как это произошло?

– Очень жестоко и кроваво. Бандиты ворвались в их квартиру, убили Бориса, жену и двух детей: младшему было всего пять лет, Жора! Ты представляешь – всего пять! Жену и дочку изнасиловали, демонстративно, прямо на глазах у Бориса, и только потом застрелили.

– Звери! – со злостью бросил я.

– Хуже зверей. Во сто крат хуже! И мы во что бы то ни стало должны отыскать этих сволочей, – твёрдо объявил Смушко.

– Мы? – замер я. – Вы сказали – мы?!

– Ты не ослушался, Жора. Мы! И у тебя будет ключевая роль в этом расследовании. Ты хорошо показал себя, поэтому я предлагаю тебе занять должность начальника милиции Рудановска и найти того, кто убил Бориса и его семью.