К ним наклоняется Филос.

— Надо забрать вторую женщину и уходить, — шепчет он. — Пока все спокойно.

Амара оглядывается по сторонам. У таверны по-прежнему толкутся зеваки. И они только что узнали, что у Амары есть несколько тысяч сестерциев — вожделенная цель для воров.

Зоскалес, кажется, тоже встревожен. Он машет руками, подзывая праздношатающихся к себе.

— Представление окончено! — объявляет он, загоняя посетителей в таверну. — У меня еще полно выпивки.

Филос под шумок уводит Амару с Викторией в сторону борделя. У дверей на часах стоит Трасо, прихвостень Феликса. Он совсем не изменился, и Амаре кажется, что она на мгновение перенеслась в прошлое. За спиной у Трасо — угрюмое строение, обитель горя, пропахшая гарью и ужасом. Изнутри долетают рыдания Бероники.

— Чего тебе? — спрашивает Трасо, мотая головой. — Пришла за треклятой британкой?

— Приведи ее сюда, — произносит Амара. Ей невыносимо стоять на пороге вместилища ночных кошмаров и слушать плач Бероники. — Она моя.

Трасо так пристально вглядывается в Амару, что у нее почти начинает гореть кожа в том месте, куда он когда-то ударил.

— Жди здесь.

Через несколько минут в дверях, щурясь от солнечного света, возникает Британника. Она почти одного роста с Трасо, и вид у нее куда более запущенный, чем представляла себе Амара. Рыжие волосы обрублены по-мужски, поношенную тунику теребят сильные бледные руки. При виде Амары Британника расплывается в улыбке.

— Ты пришла за мной, — хрипло произносит Британника, обгоняя Трасо.

— Оно разговаривает? — удивляется Трасо. Британника всегда отказывалась сказать хоть слово на латыни. Таков был один из множества ее способов выжить в борделе.

Британника оборачивается, злобно оскалившись.

— Да, я разговариваю, — с этими словами она плюет Трасо в ноги. — Будь ты проклят!

От затрещины Британнику спасает лишь безмерное изумление, охватившее Трасо. Улучив момент, Филос оттаскивает ее на безопасное расстояние. Все четверо бросаются прочь, пропуская мимо ушей угрозы, изрыгаемые Трасо. Тот остается на посту, не решаясь отправиться в погоню. Вероятно, Феликс приказал их отпустить.

Стоит повернуть за угол, и лупанарий скрывается из виду, а перед глазами вырастает очередь в термы. Филос, Виктория, Амара и Британника пробираются сквозь толпу женщин, стараясь никому не наступить на ногу или на волочащийся подол. Во всей этой суматохе Амара чувствует, как удушливый комок в горле постепенно исчезает. Ужас перед тем, что пришлось оставить Беронику, отступает, и на смену ему приходит воодушевление. Амара сжимает ладонь Виктории. Опьяненная открывшейся безграничной свободой, Виктория будто впервые смотрит на мир, понимая, что отныне сама может распоряжаться своей жизнью.

На виа Венериа прохожие удивленно разглядывают странную женскую компанию и плетущегося позади Филоса. Выходящие из пекарни люди в открытую тычут пальцами и смеются. Амара понимает, что ей до них нет дела. С тех пор как Руфус освободил ее, она наслаждалась роскошной жизнью содержанки, но страдала от одиночества. Теперь об одиночестве можно забыть.

Они сворачивают на улицу, где живет Амара. Ей радостно видеть, с каким восхищением Виктория смотрит на полотна, развешанные у магазина тканей.

— Это правда? Ты здесь живешь? — Виктория проводит пальцами по отрезу тончайшей шерстяной ткани красного цвета, который развевается у входа в магазин. Виргула, вышедшая было, чтобы поздороваться с Амарой, замирает на месте. Ее довольно сильно смутил облик женщин, которых привела соседка.

Филос, стоя в дверях, жестами поторапливает Амару. Бронзовые заклепки на полуоткрытой деревянной двери отливают золотом. Амара просит у Виргулы прощения и, пообещав вернуться, уводит подруг в тесный коридор. Как только все оказываются внутри атриума, Филос приказывает Ювентусу запереть дверь и поворачивается к Амаре. На нем нет лица.

— Что ты наделала?

— То, что хотела, — резко отвечает Амара. Ей совсем не нравится тон Филоса.

— Шесть тысяч сестерциев? — Голос Филоса звучит все громче. — Это вдвое больше их реальной цены и вдвое больше того, что есть у тебя! — тут Филос показывает рукой на Викторию. — Думаешь, теперь ей ничего не угрожает? Она обрела в Феликсе врага! Думаешь, хоть кто-то из нас может теперь рассчитывать на спокойную жизнь? И как я объясню… — Филос не может подобрать слов, чтобы описать Британнику. — Руфус будет вне себя. Ты выставила его на посмешище!

Амара еще никогда не видела, чтобы Филос злился, и ее удивляет пылкость его речей.

— Я смогу ему все объяснить. — Амара равнодушно пожимает плечами. — И я не хотела тебя огорчить. О Британнике я подумала в последний момент.

— Ты здесь не хозяйка, — Филос говорит тише, чтобы его не услышал Ювентус. — У тебя ничего нет. Все в этом доме принадлежит Руфусу, в том числе ты сама. Тебе остается лишь его любовь, и ты ее бездарно растрачиваешь.

Филос уходит: он слишком рассержен, чтобы продолжать разговор. Глядя ему вслед, Амара чувствует, как в душе нарастает тревога.

— Ну и ну. — Виктория приподнимает одну бровь, и лицо ее принимает выражение, которое так нравится Амаре. — У тебя просто обворожительный раб.

— Он не мой раб, — отвечает Амара.

— Точно, — угрюмо соглашается Виктория. — Он только что дал нам это понять.

Амара невольно улыбается, хоть ей и неловко от этой шутки.

— Могу лишь сказать, что в доме, который тебе не принадлежит, очень красиво. — Виктория озирается вокруг. Вслед за подругой Амара тоже разглядывает атриум и видит его будто бы впервые. Высокие потолки, небольшая площадка под открытым небом, солнечные блики на поверхности бассейна с дождевой водой. Нарисованные на стенах колонны легко сбивают с толку; в узких промежутках между ними изображены сцены из жизни Венеры. Бассейн облицован не мрамором, а осколками амфор, да и сам дом кажется крошечным в сравнении с хоромами, где раньше выступали Амара с Дидоной, но Виктории, вырвавшейся из борделя, он кажется дворцом.

— Когда осмотримся, — глаза Виктории светятся восторгом, — то, может, кто-то из не принадлежащих тебе слуг подаст нам напитки? И мы наконец вкусим нашу несуществующую свободу?

— Сначала выпьем, — произносит Британника. Виктория с Амарой вздрагивают, до того силен ее непривычный акцент. Британника стоит в дверях на полусогнутых ногах, не обращая внимания на мозаичные звезды, которыми украшен пол. Амара замечает стоящего за спиной у Британники Ювентуса: тот не в силах отвести любопытный взгляд от странной женщины.

— Она что, пойдет с нами? — шепчет Виктория, под руку отводя Амару в сторону.

— Конечно, — отвечает Амара. — Сейчас поднимемся в мои покои, выпьем вина и переоденем вас. А потом я покажу вам дом.

Виктория молча вскидывает брови. К ней приближается Британника. Амаре не по себе от того, что даже в день, который должен быть наполнен счастьем, эти двое не скрывают взаимной неприязни. Подозвав к себе Марту, она просит приготовить воду для купания и отправляется к себе. Подруги следуют за ней.

Первая комната Амары довольно просторная, чтобы принимать в ней гостей: здесь есть диван, приставной стол для закусок и туалетный столик, за которым Марта обычно причесывает госпожу. Амара смотрит на черный фриз^[6], украшающий стены. На его фоне резко выделяются бледные фигурки нимф, которые поют и играют на лирах. Вокруг их ног, словно клубы дыма, вьются полоски розового и желтого шелка. Руфус как-то сказал Амаре, что выбрал этот дом как раз из-за нимф, в знак восхищения ее музыкальным талантом. Показывая подругам свое жилище, Амара чувствует прилив благодарности и нежности к патрону, на смену которому приходит беспокойство. Не может же ее любовник и вправду выйти из себя, как предсказывает Филос?

Виктория восторженно взвизгивает при виде туалетного столика.

— У тебя есть зеркало! Серебряное! А сколько у тебя всяких баночек! Можно взять твои духи? Что это за аромат? Нет, молчи, я сама догадаюсь! — не дожидаясь ответа Амары, Виктория откупоривает пузырек и смазывает запястье жасминовой эссенцией. Марта, вернувшаяся с чаном воды в руках и кусками ткани под мышкой, ошарашенно смотрит на незнакомку, которая так непринужденно перебирает вещи госпожи.