Свой элегантный модный наряд завсегдатая светских салонов, театров и игорных домов барон сменил на заурядные кожаные бриджи, сапоги и жилет. Но и став похожим на обыкновенного сельского жителя, он держался вальяжно и грациозно, как истинный аристократ.
Удобно устроившись на подушках в тени развесистого каштана, путешественники стали угощаться холодной курятиной, сырами, фруктами и вином. Лакей и кучер при этом держались от господ на почтительном расстоянии.
Разомлев от съеденного и выпитого, Оливия прилегла на подушках и мечтательно уставилась на проплывающие в голубой выси пушистые облачка.
— Как все это замечательно, — со вздохом промолвила она. — Вот бы каждый день был таким же чудесным!
Ванесса и Дамиен многозначительно переглянулись. Похоже было, что их усилия наконец-то стали давать результаты: Оливия начала радоваться жизни, позабыв тоску и печаль.
— Право же, не знаю, что и сказать, — непринужденно отозвалась Ванесса. — Если бы все дни были похожи один на другой, мы вряд ли бы почувствовали сегодня разницу. Кстати, я приготовила тебе сюрприз! Дамиен, передайте, пожалуйста, сестре вон ту красочную жестяную коробочку. В ней находится вкуснейшая меренга, испеченная, по моей просьбе, специально для нашего пикника вашим поваром. Отведай это чудо кулинарного искусства, Оливия! По-моему, это очень вкусно!
Открыв коробку, девушка достала печенье в форме лебедя и, откусив кусочек, спросила.
— Как ты узнала, что я обожаю меренгу?
— Ты сама однажды обмолвилась об этом, — ответила Ванесса.
— Не однажды, а раз десять, — язвительно поправил ее Дамиен.
Оливия откусила еще кусочек безе и зажмурилась, млея от удовольствия.
— Сколько я ни упрашивала повара приготовить это для меня, всегда получала отказ, — посетовала она. — С самого детства мне внушали, что сладкое развращает.
— Но иногда можно позволить себе маленькое запретное удовольствие, — улыбаясь, заметила Ванесса.
— Это очень мудро, — согласилась с ней Оливия.
— Мне приятно это слышать. От своих сестричек я редко слышу комплименты, чаще они величают меня домашним деспотом.
Оливия звонко расхохоталась.
— На деспота ты совершенно не похожа!
— Они думают иначе, особенно когда я отказываю им в покупке приглянувшегося им нового платья, — сказала Ванесса. — Вас обязательно нужно познакомить! Уверена, что Фанни и Шарлотта тебе понравятся.
Сделав это невинное дополнение, она покосилась на Дамиена и, к своему ужасу, увидела, что его лицо окаменело, а глаза стали холодными.
Несомненно, подумалось Ванессе, ее слова напомнили ему о конфликте, случившемся по вине ее брата. Естественно, после всего пережитого Оливией барон предпочитал оградить сестру от общения с родственниками виновника ее бед. Самой же Ванессе отводилась роль содержанки и компаньонки, и ей следовало об этом помнить.
Значит, напрасно она пыталась поверить, что Дамиен относится к ней иначе! Не нужно было поддаваться ощущению, что он испытывает к ней искренние теплые чувства, а не банальное половое влечение! Не следовало тешиться надеждой, что их тайная связь вот-вот перерастет в нечто качественно новое, отличное от обычных взаимоотношений богатого покровителя и его очередной пассии. Нет, определенно в ее нынешнем положении ей нельзя увлекаться фантазиями!
— Может быть, почитаем что-нибудь из произведений твоих любимых поэтов, Оливия? — спросила она, меняя направление беседы. — Я захватила с собой книгу стихотворений Уильяма Вордсворта и Сэмюэла Колриджа. Позволь мне прочесть вслух какую-нибудь лирическую балладу!
Она раскрыла томик в кожаном перелете и стала негромко, но с чувством читать. Дамиен рассеянно слушал ее, попивая вино и пытаясь отогнать неприятные мысли, возникшие у него в результате досадной оплошности Ванессы. Ему живо вспомнились обстоятельства их знакомства и последовавшая за ним сделка, в результате которой Ванесса и приехала в его усадьбу. От этих воспоминаний ему стало грустно.
Впрочем, тотчас же подумалось ему, в этом есть и положительный аспект: уже давно назрела потребность разобраться в своих чувствах к этой молодой вдове. С каждым днем его влечение к ней становилось все более явственным и мучительным. Порой чувства даже брали верх над рассудком, что было чревато опасными последствиями.
Сожалеть о том, что он привез Ванессу в свое имение у него не было причин. Она оказывала благотворное влияние на Оливию, пробуждала в ней интерес к жизни, поднимала ей настроение, окружала ее вниманием и заботой. И за это он был ей чрезвычайно признателен.
Но не только Оливия подчинилась ее влиянию, постепенно и слуги стали с готовностью исполнять все ее просьбы и указания, относиться к ней не как к гостье, а как к хозяйке усадьбы. Ей удалось очаровать и садовников: все они с радостью показывали ей новые лучшие сорта растений и ежедневно приносили в ее комнату букеты свежих цветов.
Да что там и говорить, подумал барон, он и сам попал под чары этой удивительной женщины! Она совершенно заинтриговала его и овладела всеми чувствами и помыслами, чего он никак не ожидал, приглашая ее в свое имение. Он еще не встречал другой такой женщины, способной так же страстно любить, оставаясь при этом наивной, быть одновременно и сильной, и мудрой, и нежной, и ранимой. При этом Ванесса не осознавала, какой властью над мужчинами она обладает, что больше всего умиляло и радовало Дамиена.
Благодаря ей он избавился от скуки и перестал ощущать беспокойство, свойственное ему ранее. Безусловно, ему пришлось приложить немало усилий, чтобы преодолеть ее замкнутость, холодность и настороженность. Зато теперь Ванесса сторицей воздавала ему по ночам за все его усилия, отвечая с поразительной страстностью на его любовные ласки.
«Часы тревог и ожиданий сладких, что будоражат кровь и сердце тяготят», — мелодично декламировала она, словно бы аккомпанируя голосом его мыслям.
Дамиен нахмурился и вперил в нее подозрительный взгляд. Однако как уместна сейчас эта цитата! Как созвучна она его мыслям и чувствам! Случайно ли Ванесса произнесла именно эти слова? Может быть, ею движет само провидение? Воистину он обрел гораздо больше того, на что рассчитывал, заключая с ней договор о компенсации ею вреда, нанесенного ее братом Оливии. Он предполагал, что Ванесса удовлетворит его физиологические потребности, но не думал, что она разожжет в нем огонь страсти и, как ни странно, пробудит в нем нежность…
Барон помрачнел, поймав себе на том, что еще ни одной куртизанке не удавалось пленить его так, как удалось это ей. Она не только воспламеняла его в постели, но и состязалась на равных в светских беседах за пределами будуара, бросая вызов его мужскому самолюбию и уму. И что самое поразительное, ему все это не надоедало!
Значит, дело принимало серьезный оборот! Пора было поостеречься, пока не поздно! Иначе он сгорит в горниле сладострастия, падет жертвой своих страстей, как его отец.
Дамиен считал безумием увлечение женщиной, он полагал неприличным позволять эмоциям управлять рассудком. А потому поклялся никогда не поддаваться этому смертельно опасному соблазну. И при всем при том был не в силах сопротивляться влиянию на него Ванессы!
Значит, он чересчур далеко зашел в своем увлечении этой женщиной! Эта страсть стала непомерным бременем для его благоразумия, а ее бурные проявления во время близости с ней уже перестали быть подвластны его уму.
Взгляд барона скользнул по изящной фигуре читающей стихи Ванессы. Грациозный изгиб ее шеи провоцировал его то, чтобы сейчас же обнять ее и вкусить сладость ее тела… проклятие! Он опять утратил самообладание!
Может быть, ему лучше отправить ее в Лондон? Нет, это исключено! Оливия успела к ней привязаться и стала бы скучать без нее. Значит, ему придется уехать отсюда самому, тем более тому есть весомая причина: в конце недели должно состояться собрание членов Лиги адских грешников, а точнее, вечеринка для узкого круга джентльменов, которая неминуемо закончится разнузданной оргией. Правда, он уже отправил устроителю этого собрания письмо, в котором извинялся за свое вынужденное отсутствие. Однако участие в этом мероприятии могло бы способствовать избавлению его от навязчивых мыслей о прелестях Ванессы.