«Бог врачевания Асклепий (Эскулап), сын
Аполлона (Феба) и нимфы, дерзко
воскресил из мертвых некоторых
смертных, за что разгневанный Зевс
(Юпитер) поразил его молнией».
«Почитай врача частью по надобности
в нем» («Книга премудрости Иисуса, сына Сирахова», 38, 1.)
«Здоровье – это драгоценность, и
притом единственная, ради которой
действительно стоит не только не
жалеть времени, сил, трудов и всяких
благ, но и пожертвовать ради него
частицей самой жизни, поскольку жизнь
без него становится нестерпимой и
унизительной. Без здоровья меркнут и
гибнут радость, мудрость, знания и
добродетели…» (Монтень. «Опыты». «О сходстве детей с родителями»)
«Здоровье – благо, нами утраченное.
Куда бы мы ни посмотрели вокруг
нас, в ближайшем ли соседстве или
вдали, кого бы ни спросили из наших
близких, друзей или знакомых, куда
бы ни проник наш взгляд, везде он
встречается с болезнями, хилостью
и слабостью, везде так и бьют в
глаза нужда и горе, поражающие
разнообразием своих проявлений.
Однако же, мы так пригляделись к
этой картине всеобщего несчастья,
что склонны считать такое
печальное положение неотвратимым
последствием современной
культурной жизни, и, хотя и не без
борьбы, покоряемся тому, чего уже
нельзя изменить». (М. Платен. «Руководство для жизни согласно законам природы»)
«Оккупациональная терапия» – от латинского слова occupatio – захват. В книге «Медико-социальная реабилитация инвалидов. Основы законодательства» (М., 1996 г.) термина «оккупациональная терапия» нет.
Напомним, что в 1964 году канадский патолог Ганс Селье выступил на Международном Конгрессе по философским и теоретическим вопросам медицины, который проходил на его бывшей Родине, в Австрии (в Вене и Зальсбурге) и явно эпатировал коллег. Он бескомпромиссно отверг «теории» Ивана Павлова и Зигмунда Фрейда в объяснении не только работы организма человека, но и его психосоматики. Ни «центральная нервная система» с условными и безусловными рефлексами, ни «бессознательное» человека с его либидонозными и прочими «комплексами», по Селье, «ничуть не объясняют истинных механизмов жизнедеятельности человека и его организма». Поэтому, павловские и фрейдовские взгляды должны быть отброшены, а на их место Селье предлагал свои представления о роли «баланса и его нарушений электролитов и стероидных гормонов». При этом, свои теоретические взгляды Селье подтверждал гистологическими исследованиями, в частности, развития инфаркта миокарда.
Г. Селье не случайно родился на родине великого мистификатора З. Фрейда, и в одной части Европы, с другим великим мистификатором, И. Павловым. Пришло время иное, чем фрейдовское и павловское, и Селье первым заметил, что нужно, для свержения с пьедесталов этих кумиров. Так, совершенно недавно нами обнаружены документы (записная книжка еще одного друга Ивана Павлова, Эммануила Семеновича Енчмена. Его боялся сам Николай Иванович Бухарин. Он посвятил Енчмену огромную разгромную статью, назвав ее «Енчмениада». Хотя, несколькими месяцами ранее в «Правде», где он был главным редактором, Бухарин писал: «В начале 20-х гг. советский ученый и партийный деятель Э. С. Енчмен, выдвинул оригинальную концепцию, названную им «теория новой биологии»». Так, Бухарин, оценил капитальный труде Енчмена – «Сломанное копье», в которой Енчмен камня на камне не оставил от работ Энгельса «Диалектика природы» и «Антидюринг» (эта книга Енчмена есть у нас в рукописи —авторы). «Записная книжка» Эммануила Семеновича – по-сути, его дневник. Там есть запись, что Иван Павлов мистифицирует коллег и даже родных (Енчмен имел в виду Фани Каплан), что он – левша, зная, что это почти равно гениальности. Если верить Енчмену, то, зафиксированный инцидент со скальпелем (читай выше) – тоже «спектакль»? Умирая, Иван Петрович Павлов, как мы писали выше, устроил из своей агонии научный эксперимент. Разбив колбу для желудочного сока собак, бросив скальпель левой рукой, академик сказал: «Как хорошо, что мне так и не удалось научиться бросать правой рукой!» Получается, что, даже таким образом, Иван Петрович Павлов, страховал свою гениальность и после смерти! Тамара Амплиевна Доброхотова, в частной беседе с Евгением Васильевичем Черносвитовым, говоря о «качественной разнице между «левшеством», когда доминирует левое полушарие, и «леворукостью» – доминанта касается только двигательной зоны левой руки, привела в пример академика Ивана Петровича Павлова. Патологоанатомическое вскрытие трупа Павлова, и детальное изучение его мозга, показало, что «левшества» у академика, было только на то, чтобы бросать камень левой рукой.
Ганс Селье в своем потрясающем докладе, впервые произнес три магических слова, понятные на всех языках, наполнив их медицинским содержанием. Это: стресс, адаптация и оккупациональная терапия (H. Selye. «Le stress et L, adaptation». Toronto. 1965).
С двумя первыми словами действительно произошло, как и задумывал Селье. Они были подхвачены всеми врачами и патологами мира. Даже в СССР появились последователи Селье, которые сразу же объявили, что «между теориями Селье и Павлова нет никаких противоречий. Теория Селье, фактически, есть дальнейшее развитие и конкретизация теории Павлова. (Н. П. Бехтерева. «О теории Г. Селье». «Павловские среды». Т. ХLLL. 1980 г., стр. 132). Наталью Петровну поддержали: в Москве Эзрас Асратович Асратян, известный всему миру физиолог, последователь Ивана Петровича Павлова, член-корреспондент АН СССР, в Мехико – также известный всему миру мексиканский физиолог, тоже последователь Павлова, Хосе Мануэль Родригес Дельгадо). В СССР физиологи и патологи стали усиленно изучать «особую часть» центральной нервной системы – ретикулярную формацию, которая, по их мнению, объединяет павловское «возбуждение-торможение» с электролитами и стероидами Селье. Стресс стал легальным термином в лексиконе советских врачей. А, затем, рядом с ним, встала и адаптация. Только с этим термином произошел конфуз. Вероятно, мало, кто, произнося «адаптация», читал в подлиннике Селье или его зарубежных последователей. Потому что в СССР в «адаптацию» вкладывали иной смысл, которым наделил ее Селье. Канадско-венский патолог понимал под адаптацией болезненный процесс ломки стереотипа функционирования стероидов и нарушение электролитного баланса. Поэтому, он часто уточнял, добавляя к адаптации слово «синдром». Правильнее, по Селье, говорить об адаптационном синдроме. В СССР же под «адаптацией» понималось любое приспособление к изменившимся, в основном, социальным, условиям. Отсюда, появилась «нормальная адаптация» и «болезненная дезадаптация». Остается только удивляться, как это советских врачей понимали на Западе? Ведь, ни в одном европейском языке, нет приставки «дез» с таким смыслом, который она приняла (не известно, откуда?) в русском языке! На языках второй родины Селье, «des» = «de» и «des» («from»).
А вот с третьим ключевым словом, Гансу Селье не повезло. В Европе еще хорошо помнили, что значит la occupation! Несмотря на то, что Селье применял данный термин сугубо в конкретно-медицинском смысле, к нему, в Европе, было явно негативное отношение. Селье об «оккупационной терапии» говорил, в частности, как об эффективном методе профилактики инфаркта миокарда. Если бы Селье применил оккупациональную терапию ко всем адаптационным синдромам, то возможно со временем к ее эмоционально негативному звучанию, европейцы бы привыкли. А так, кардиологи «оккупациональную терапию» Ганса Селье не посчитали нужным усвоить, а врачам других профилей она была ни к чему, то о ней скоро «забыли».
