Спускаясь по лестничным маршам , он сравнивал себя с раненым медведем, который уводил за собой злых охотников как можно дальше от своей берлоги. И в этом жертвоприношении спускаясь вниз, он поднимался на пик своего отчаянья. Потому что он уходил от того, что называл в этой жизни любовью. Она была последней линией обороны на его внутренней войне, войне человека с самим собой. Он не убегал, как трус, а уползал, как раненый боец, истекая кровью, но сдав позицию. И добить его некому, он сделает это сегодня сам.

Он знал, какую боль оставляет за собой. Но ради нее он и принял это решение. Он все ей отдал и у него больше ничего не осталось, кроме сжигающей его из нутри боли. Он постепенно превращался в лежащего на земле овоща, но даже из любящих рук он не готов был принять в таком состоянии, даже глоток воды, потому что был гордым. А гордые всегда объявляют приговор себе сами.

Его колодец высох до дна. В любимых глазах, как ему казалось, он все чаще видел жалость и разочарование.

А в себе не находил сил, чтобы оставаться живым. Поэтому он решил уйти. Нет не от нее. А к ней. Только в другое измерение. Поймет ли она . Конечно нет.

Жизнь не обязана понимать смерть.

ОН вышел из подъезда, подошел в своему белому Мерседесу и погладил его лобовое стекло, прощаясь с ним. Сколько раз ты был надежным моим укрытием.

Потом он сел в старую зеленую копейку, купленной накануне за 200 долларов в интернете и отправился в свой последний путь. Маршрут он не выбирал а ехал куда глаза глядят.

-Вы проехали на красный свет. Ваши права.– остановил его молодой гаишник. Павел посмотрел по сторонам, и понял что он уже на выезде из города.

– Пожалуйста, возьмите они вам пригодятся для отчетности, а мне они уже не нужны.

– А вы что собрались на тот свет?

– Вы очень прозорливы, быть вам генералом. А почему вы так решили?

– Да просто вид транспорта для этого подходящий и он вам как-то не к лицу. Возьмите ваши права и будьте осторожней, видимо у вас был сегодня не самый лучший день.

« Пора заканчивать эту езду, а то не хватало еще в аварию угодить в худший день из всех худших»,– думал он, посматривая по сторонам. Причинить кому-то боль никогда не входило в его жизненный сценарии, тем более сегодня.

«Вот это место мне подойдет», – он остановился около старой пятиэтажки, подготовленной к сносу и зашел в подъезд. Пустой дверной проем на втором этаже манил к себе умирающим светом. Переступив через порог, и сделав несколько шагов в чужое прошлое, он увидел в середине небольшой комнаты накрытый газетой ящик, на котором разместились бутылка водки и нехитрая закуска. Огонь свечи выдергивал из темноты лица человекоподобных существ неопределенного возраста и пола. Его неожиданное появление и скорее его облик начали рисовать гримасы ужаса на истерзанных пороками лицах. Судорога сжала горло одного из них и из него начала фонтанировать недопитая водка.

– Доктор Смерть! – прокричал бомж и с диким ревом бросился в окно.

За ним последовало и второе существо чем-то похожее на женщину.

« Как-то неудобно получилось. Испортил хозяевам романтический ужин. Чем я их так напугал? Да, нервишки у них ни к черту. Это ж надо так любить жизнь, что, даже находясь на ее дне, цепляться за нее из последних сил». Он выглянул в окно и искренне позавидовал этим людям, бесформенные тени которых, в свете фонарей метались по двору.

Они еще ценят и берегут, как могут свою жизнь, а он уже нет.

Если бы он посмотрел сейчас на себя со стороны, то увидел бы высокого худощавого мужчину в черном кожаном плаще и шляпе. На его бескровном лице каким-то нехорошим блеском сверкали большие зеленые глаза, спутники беды и печали. В правой руке он сжимал старый потертый саквояж, которым пользовались врачи еще в дореволюционную эпоху. С ним раньше он любил ходить в баню.

Он не знал, что не так давно местный участковый, пустил слух среди обитателей подвалов и чердаков своего района, пытаясь от них избавиться, будто по ночам какой-то врач-маньяк выходит на охоту и найдя уснувших бомжей делает им смертельную инъекцию. Постояльцы полуразрушенных хрущевок, сразу прозвали неизвестного убийцу « Доктор Смерть».

Если бы он об этом знал, то с пониманием отнесся к последствиям этой неожиданной встречи . Все-таки странно устроена эта жизнь, подумал он, если эти бомжи, в чьих жизнях отсутствовал всякий смысл останутся живы, а он, который каждую секунду своей жизни пытался сделать осмысленной сегодня решил себя убить.

Хотя здесь нет никакого вселенского парадокса. Даже если сравнить благоухающую кучу навоза с мыслью гения, то и другое имеют место быть. Восприятие разное, а суть одна, только разнесенная во времени. Все бренно в этом мире.

Никто не знает, что оставит после себя, и что встретит впереди за этой последней дверью. И никого не должно волновать, почему он захотел открыть ее раньше времени.

Он поднялся на пятый этаж

– Жизнь до последнего мгновения ставит тебя перед выбором,– с иронией подумал он, когда луч его фонаря пробегал по пустым дверным проемам квартир. Он шагнул туда куда был направлен свет его фонаря в данный момент.

Он зажег свечу и поставил ее на позаимствованный у соседей со второго этажа ящик и огляделся по сторонам.

Типичная двушка, которая в шестидесятых годах прошлого века осчастливила какую ту советскую семью.

Вот и отметки на дверном косяке, также и он когда-то в похожей квартире отмечал рост своих сыновей.

Память прошлого потянула его обратно. В тот мир, где он был любящим мужем, заботливым отцом и преданным другом. Ноги пытались убежать обратно вниз, чтобы освежить больную голову морозным воздухом, но она не сдавалась, удерживая их на месте, и пыталась оправдаться:

– Ну убежишь ты сегодня, завтра вернешься , чтобы опять топтаться здесь, оставляя следы, на позабытой всеми пыли. Твоя трусость уже доросла до героизма. Ты не сумел распорядиться своей жизнью, так распорядись же хотя бы своей смертью. Разве не для этого ты сюда пришел? Так не тормози, а повиси. Видишь и крюк для этого подходящий.

Прислушиваясь к остаткам своего рассудка, он посмотрел на потолок.

И в самом деле, вполне приличный крюк. Раньше на нем висела хрустальная люстра и освещала чью-то жизнь. А сегодня на нем он погасит свою. Чем не финал для трагической истории.

Это был один из вариантов конца, который он для себя придумал.

Веревка лежала в его саквояже, но вместе с пистолетом системы Макарова.

Он умел с ним обращаться и из худшего дня он хотел уйти по-мужски.

Веревка так для подстраховки, если рука дрогнет. А рука дрогнула.

Он подносил этот кусок железа к виску и представлял, как пуля разрывает его мозги на части. Судьба миллиардов нейронов копошащихся в черепной коробке сейчас подвластна лишь указательному пальцу, который нажимает на курок. Безмозглому телу хотелось рассчитаться с бестелесным мозгом за все. Он как будто со стороны наблюдал за этим противостоянием и думал. Неужели он когда-то появился на свет чтобы стать свидетелем этой внутренней дуэли. Его сознание очень давно решило его уничтожить и приложило для этого немало сил. И когда уставшее тело смирилось с этой мыслью, вдруг мозги воспротивились, извините, мы передумали? Декорации в мусорку, зрителям вернуть деньги за билеты, трагедия не состоялась. А завтра новый спектакль, еще круче и опять для двоих? Нет! Хватит мне этого кошмара. Я как судья

вместивший в себя всю вашу боль опущу, для вас занавес, может темнота за кулисами вас, наконец примерит.

Но влажный палец словно парализовало. Он со злостью бросил пистолет на пол. Потом с каким-то остервенением схватил веревку и вскочил на ящик.

Это были уже не его руки, это руки опытного палача в считанные секунды превратили кусок веревки в виселицу. Когда он уже просовывал свою голову в петлю, ящик под ним предательски треснул и рассыпался на куски. Лежа на полу, ему вспомнилась легенда о вечном жиде, который был обречен, за свои грехи, на вечную жизнь. И никак не мог умереть.