«Лулу», безусловно, является тем судном, на котором острее всего ощущается страстное желание вырвать у рифта как можно больше тайн в наикратчайшее время. На этом суденышке личный состав так малочислен, что в дни погружений надлежащий темп работ может поддерживаться только благодаря неослабным усилиям четырех «ученых ныряльщиков». Каждое утро с самого рассвета один из них, выполняющий роль штурмана, включив электронно-вычислительную машину, опрашивает сеть акустических буев и, определив местоположение судна, направляет его к месту погружения. «Лулу», развернувшись носом к ветру, удерживает такое положение в течение двадцати минут — времени, требующегося для оценки скорости поверхностного течения, а, следовательно, и величины сноса. Зная этот вектор и учитывая тот факт, что в этом районе рифта для глубинных течений характерна общая направленность к северу, вносят поправки в занимаемое положение, с тем, чтобы подводный аппарат лег на дно в желаемой точке. Затем пилот и два научных наблюдателя поднимаются на борт «Алвина», и с помощью подъемного устройства он опускается на воду между двумя корпусами катамарана. Здесь, все зависит от ловкости пилота, который, находясь в рубке по пояс — настоящий морской кентавр, — выводит аппарат на свободную воду при волнении, иногда достигающем 2,5 метра.
Через двадцать минут «Алвин» готов к погружению. Два ученых, оставшихся на поверхности, следят за его передвижением и наводят на цель с помощью очень точного метода акустической навигации (подобный же метод используют «Норуа» и «Марсель ле Биан»), сообщая подводному судну его местоположение каждые 30 секунд.
Система действий на дне у американцев разработана тщательнее, чем у французов. В начале кампании американские ученые начертили на карте большую букву «Т». Продольная линия буквы была ориентирована с севера на юг и, начинаясь с южной окраины горы Венера, следовала по центральной оси через горы Плутон и Уран. Поперечная планка буквы, ориентированная в широтном направлении, на местности составляла примерно 3 километра и пересекала внутреннее днище от западной до восточной внутренней стенки посредине между горами Венера и Плутон. В серии погружений предполагалось пройти всю букву «Т», делая по 1500 метров с гаком во время каждой вылазки. Эти 1500 метров в свою очередь были разбиты на четыре-пять отрезков. Делая «блошиные прыжки» между этими промежуточными пунктами, пилот собирал образцы коренных пород, осадков, а также брал пробы воды. Каждый такой переход длился от 20 до 30 минут.
Таким образом, среднее расстояние между двумя промежуточными пунктами равнялось 400 метрам, и «Алвин» проходил весь маршрут приблизительно за половину отведенного ему времени, а другую половину, то есть два — два с четвертью часа, тратил на сбор образцов.
Если сравнить трассы американских и французских погружений, то кажется, что американцы следовали тому геометрическому принципу, который соблюдается при разбивке парков во французском стиле, в то время как сами французы на этот раз словно специально избегали прямых линий и простых геометрических фигур, может быть, усмотрев достоинства и неожиданную прелесть в естественной извилистости «на английский манер».
То, что кажется «фантазией» французских подводников, на самом деле зиждется на строго научном расчете, направленном на то, чтобы дать научному наблюдателю возможность вволю поизучать структурные особенности дна. Жесткая регламентация американских погружений говорит скорей о системном подходе к изучению структур внутреннего днища как по площади, так и по профилям.
«Перекуры» на дне по американскому методу позволяют немного прийти в себя и научной группе, обеспечивающей навигацию на поверхности, и научной группе подводников… Не успеет гидролокатор дать на трассерном табло показание, что движение подводного аппарата приостановлено, как оба члена научной группы прерывают свою вахту и бегут выпить по чашке кофе, без которого американца представить так же трудно, как Попея[59] без банки со шпинатом.
Об обстановке на дне научную группу наверху обыкновенно оповещает пилот «Алвина», а через двадцать-тридцать минут трассерное табло автоматически сообщает о том, что подводный аппарат возобновил движение, после чего снова начинается неусыпный контроль за ним.
17 июля, в день погружения за номером 526, около трех часов пополудни Боб Баллард и Джерри Ван Андел беседовали за чашкой кофе. А надо заметить, что Джерри Ван Андел — замечательный рассказчик, и время летело быстро. «Алвин» в тот момент стоял на месте: шел отбор образцов на восточной краевой вершине. И вдруг Боб Баллард обратил внимание, что аппарат не двигается уже 45 минут.
— Hurry up! (Поторапливайтесь!) Пора в путь. Иначе вы никогда не дойдете до основания восточной стенки, — передал Боб по акустической станции для подводной связи.
— We are trying! (Пытаемся!) — ответил пилот Джек Доннелли.
В лаконичности его ответа было что-то не совсем обычное, хотя и существовала договоренность не злоупотреблять акустической станцией, так как она создавала некоторые помехи в работе навигационной системы. Боб Баллард и Джерри Ван Андел почувствовали, может быть, инстинктивно, а может быть, по интонации голоса Джека, что произошло нечто чрезвычайное.
Между людьми, привыкшими разговаривать через 3000-метровый водный барьер, установилось нечто вроде шестого телепатического чувства. Ни к чему были пространные фразы, обе стороны понимали друг друга с полуслова. Впрочем, то же самое наблюдалось и у французов…
Боб Баллард и Джерри Ван Андел переглянулись. Снова вызвать Джека? Но что толку? Ему виднее, как поступать, думали они.
Что же произошло на дне? В неведении они находились недолго. Из микрофона раздался голос Джека Доннелли:
— Кажется, нам не всплыть…
О возможности такой ситуации вопрос никогда не вставал. Разумеется, он рассматривался в период подготовки к экспедиции и намечались меры по оказанию помощи; но это делалось абстрактно, порядка ради: считалось, что если аппарат застрял на дне — это еще не основание для паники. Но никто не взялся бы сказать, каковы шансы на успех в этом отчаянном положении.
…Джек тотчас же добавил:
— Я хотел бы переговорить с Вэлом, у нас тут затруднение…
Вэл Уилсон — главный пилот «Алвина», американский Кьенци. У него богатый опыт. Вэл уже находился в штурманской рубке рядом с Бобом и Джерри. Он взял микрофон и спросил, что случилось.
— Нас заклинило в трещине, — ответил Джек.
Трещины. За это погружение Джек Доннелли уже преодолел изрядное их количество. Перед каждой из них он останавливал аппарат и, посадив его днищем на внешний край углубления, брал пробу воды и замерял температуру. Делалось это с целью выяснить, нет ли где следов гидротермальной активности. Сейчас «Алвин» приземлился в наиболее глубоком месте центральной депрессии, держа направление к восточной стенке рифта.
В течение первого часа после прибытия на дно никаких интересных аномалий подводники не обнаружили. Билл Брайан считал, что применяемый ими метод неэффективен. Несмотря на то, что подводный аппарат подходил к отверстым бортам трещин как можно ближе и иногда следовал вдоль самого их края 50 и даже 100 метров, это все-таки не давало возможности произвести отбор проб и замеры внутри трещины. По очень простой причине: большинство расселин было слишком узкими, чтобы регистрирующие приборы могли в них войти…
И вот, когда «Алвин» поднимался на вершину холма неподалеку от восточной стенки рифта, которая проглядывалась на экране гидролокатора, пилот неожиданно присвистнул:
— Полюбуйтесь, — промолвил он. — Ничего себе выемка!
Более широкая, чем другие, она простиралась перпендикулярно к продольной оси аппарата и, судя по всему, пролегла параллельно общему направлению долины.
— Последуем вдоль нее! — предложил Джим Мур. Поначалу ширина выемки варьировала от 1 до 1,5 метра. Джек Доннелли легонько развернулся и нацелил «Алвин» вдоль этого миниканьона, держа киль вровень с его краями. Очень скоро расселина расширилась. Местами она достигала 5–6 метров. Трое исследователей посовещались и пришли к выводу, что да, стоит немного спуститься вниз. Ибо только в этом случае они могли бы выполнить точные и важные измерения.
