Каковы причины неудачи? Они их знали. Все эти дорогостоящие машины строились в расчете на то, что они соберут на дне океанов богатый урожай… а на деле они извлекли на поверхность лишь «несколько фунтов ила»… Может быть, дары моря — просто выдумка и, кроме ила, камней и забавных кинематографических эпизодов, там ничего не раздобудешь?

Конечно, ничего — думали «завоеватели». А все дело в том, что на промысел они отправились слишком рано, тогда, когда сокровища новой Голконды были еще хорошо спрятаны. Вылазки их машин, сколь бы совершенны они ни были, представляли собой в лабиринте неисследованного моря не более чем жалкие искорки света в ночи. Требовалось еще много времени, терпения и усилий для того, чтобы сначала обнаружить нить Ариадны, а затем ею воспользоваться. Эти прекрасные аппараты больше походили на актеров, ищущих «свою» роль. При изготовлении научного оборудования для аппаратов реальное его предназначение по-настоящему не продумывалось. Ведь, к примеру, «роллс-ройсы» никак не рассчитаны на то, чтобы ездить по бездорожью или тянуть за собой плуг в поле. Если так уж хочется кататься на «роллс-ройсе», то сначала надлежит построить дороги, а для пахоты, как известно, больше подойдут пара волов или трактор.

А для службы на благо науки?

Тут даже сами ученые не возлагали радужных надежд на предложенные им чудесные подводные экипажи. К тому же они были не столько «предложенные» (по крайней мере, большинство из них), сколько даны на прокат. Материальная сторона дела также требует рассмотрения, хотя и может покоробить бессребреников.

Снаряды сдавались на прокат по повышенным ценам, потому что разочарованные кораблестроители сократили капиталовложения в подводный флот. Когда руководители научных лабораторий сравнивали цену, запрашиваемую за аренду аппарата для отправки своих представителей под воду, со снаряжением и роскошными приборами, которые можно приобрести за ту же сумму, они без колебаний избирали второй путь.

Справедливости ради надо признать, что в то время эти игрушки их немного пугали. Им хотелось бы (хотя бы в целях саморекламы) поскитаться по морскому дну, но ни они, ни предприниматели не слишком представляли себе, чем там надо заниматься. В составленных программах не намечалось ничего такого, что радикально меняло бы образ их деятельности, а им необходимо было сменить привычный способ научной разведки. К тому же предложенные аппараты оказались не приспособленными к серьезной научной работе. Они могли погружаться на морское дно, передвигаться там, фотографировать и в некоторых случаях брать пробы. Однако (и это самое главное) они не имели навигационного оборудования для точного определения своего места. Короче говоря, они погружались вслепую и перемещались по дну наугад, повинуясь фантазии пилота или наблюдателя. Задача же научных исследований требует точного пилотирования и достоверной привязки к местности.

Тем не менее отдельные исследователи — биологи и геологи — совершали научные погружения. Однако их одиночные вылазки включались в национальные научные программы отнюдь не во всех странах, что мешает выявить для истории всех пионеров подводного дела. К тому же ни они, ни используемые ими аппараты не были по-настоящему подготовлены для целей, маячивших на горизонте. Поэтому не приходится удивляться, что все публикации о глубоководных погружениях во всем мире легко умещаются в обувную коробку!

Выходит, что как для науки, так и для промышленности подводная техника начала служить слишком рано. Подводные аппараты за редким исключением «полезли в воду, не зная броду». После Бордо все изменилось.

По ряду признаков, по некоторым поворотам в разговоре создавалось впечатление, что идеи, до того смутно витавшие в воздухе, начинают принимать зримые очертания. Мечты воплощались в действительность. Вера в экономическое будущее океанов преобразовывалась во внутреннее убеждение, опиравшееся на факты и на логические рассуждения. Златоусты постепенно уступали место деловым людям.

Нефтяные запасы иссякали, и нефтяники уже не колеблясь говорили, что у Северного моря появились хорошие шансы превратиться в европейский Техас. Между Норвегией и Шотландией находили маслянистую жидкость и газ. Серьезные признаки… Через два-три года ожидалось начало промышленной фазы. Требовалось уложить на дно сотни километров труб, а возможно, и подготовить там устья скважин, сепараторы, нефтехранилища. Еще неясен был сам характер будущих разработок. Но уже почти с полной уверенностью можно было сказать, что после предварительной разведки дна туда в течение десяти — пятнадцати лет придется посылать людей, множество людей. Но одних подводников, неутомимых рыцарей холода и ночи, будет недостаточно. Значит, опять подводные аппараты? Вполне возможно, при условии, что инженеры пожелают взяться за решение возникающих проблем. От черновых набросков разбухали папки. В памяти стиралась история с «роллс-ройсами». На бумаге рождались «мускулистые» аппараты, которые больше смахивали на джипы или на тракторы. На орудия труда.

Именно тогда и выяснилось, что усилия десяти злосчастных предыдущих лет принесли некоторые плоды. Они позволили разобраться в джунглях подводной техники, по которым некогда блуждали лучшие кораблестроители. Именно они создали новое оборудование, нашли новые сплавы, системы подводной навигации, связи и, прежде всего, определения местонахождения искомых объектов. По большей части эта новоявленная техника еще не вступила в стадию промышленного производства. Но тем не менее она превосходила свои печально кончившие и, к сожалению, мало надежные прототипы. В итоге впервые стали ясны возможности конструкторов и потребности предпринимателей, в частности нефтяников. Появилась возможность за относительно скромную плату сконструировать новые аппараты, способные удовлетворить практические потребности. В тот момент эти потребности ограничивались континентальным шельфом, где наличие нефти и газа отныне не вызывало сомнений.

Но в 1971 году геологи и геофизики в противоположность представлениям более раннего периода знали — или по крайней мере предполагали с большой степенью вероятности, — что подо дном глубоководных районов океанов также должна залегать нефть. Эта революционная гипотеза открывала, как можно себе представить, фантастические перспективы в решении энергетической проблемы на земном шаре. Но эту нефть надо было еще извлечь и поднять на поверхность… Не могло быть и речи о ее транспортировке на больших глубинах (2000, 3000 метров?) методами, которые использовались в наземных условиях в Техасе, на Ближнем Востоке и в других местах. Немыслимо было также использовать привычную технику, работавшую на континентальном шельфе. Напрашивалась полная смена методов, продиктованная изменениями масштабов, а также характера поставленной проблемы.

Выкристаллизовывалась основная идея: не сегодня, так завтра или даже через десять лет возникнет необходимость в обитаемых подводных аппаратах, способных эффективно погружаться на большие глубины. Получат ли развитие подводные аппараты того типа, что конструировались в 60-70-е годы, — толком не знали. Не существовало ни малейшего представления о размерах этих аппаратов. Неизвестными оставались даже задачи, которые будут ими решаться… Уверенно можно было сказать только то, что аппаратам придется иметь дело с донными структурами. Оставалось неясным и то, будет ли им необходима свобода передвижения у дна. Ясно было одно — что новые аппараты должны превосходить своих предшественников по мощности и запасам энергии.

Во Франции и в США упорные сторонники дальнейшего проникновения в море со вздохом облегчения и смутной надеждой почувствовали, что долгий и мрачный период «сатанинских» океанологических лодчонок заканчивается. Становилось ясным, что вскоре потребуется подводный флот для средних глубин континентального шельфа, и не исключалась возможность того, что еще через некоторое время появится нужда, преследуя те же промышленные цели, — в освоении больших глубин, вплоть до 3000 метров.