Сладкий сытный запах привел Андрея к хлебному ряду. Хлеб! Пекари в чистых передниках разложили на досках хлеб, горячие пирожки с сырной начинкой. Пожилая мальтийка продавала румяные хлебцы, один красивей другого. По обе стороны прилавка и за ее спиной щебетали в клетках чижи и канарейки.

Эх, была не была!

Андрей достал одну из монеток — тари, которые дал ему Бастьен. Пышный хлебец принял обеими руками. Мальтийка, остановив его жестом, с улыбкой добавила немного меда. Хлеб оказался необыкновенно вкусным. У меда был запах аниса.

Спасибо тебе, добрая женщина!

На западной стороне Валлетты, прямо под крепостными стенами, жили рыбаки. Присев на раскаленный солнцем камень, Андрей долго глядел на то, как прибывают с моря голубые, зеленые и красные парусные шаланды. Их встречали женщины, дети. Рыбаки кидали им в корзины тунцов, макрель. Мелькали руки в блестящей рыбьей чешуе.

К вечеру Андрей вновь вышел на Страду Реале. Жара заметно спала, и улица преобразилась. В окнах жилых домов, магазинов и лавок приветливо мерцали свечи, лампы и цветные фонарики. Страду Реале заполнила пестрая шумная толпа. Там и сям собирался в заговорщицкие кружки местный люд. Не спеша расхаживали старики — в руках клетки с певчими птицами. Смех, оживленные разговоры на всех языках Европы. Фланировали рыцари в полной форме и при шпагах, щеголи в цветных камзолах, высоких чулках и башмаках. Знакомые обменивались церемонными поклонами. Приглашали друг друга к вынесенным наружу столикам. Угощались сладостями, пили кофе, сиропы со льдом.

«Лед! — удивлялся Андрей. — Откуда лед при такой жаре?»

Окна обержей были ярко освещены. Оттуда доносились разговоры, смех, звон посуды. Рыцари собирались на вечернюю трапезу.

На квартиру Андрей вернулся, когда уже стемнело. Красная куртка Жозефа Спиттери висела в углу на деревянном гвозде. Сам Жозеф, сидя у масляного светильника, приводил в порядок желтые остроносые чувяки. Чувяки эти были хорошо знакомы Андрею. Недавно они принадлежали янычару из стамбульской ода. На столе поблескивали начищенные ятаганы. Все это Жозеф готовил на продажу. Его жена Катлин обметывала края платков, вырезанных из алого шелкового тюрбана.

— Поглядел я Валлетту, Жозеф, — сказал Андрей. — Славный город построили рыцари.

Жозеф криво усмехнулся. Порозовел сабельный шрам у него на щеке. Он отложил чувяки в сторону.

— Славный город, не спорю. Он был построен нашими руками. А рыцарей, между прочим, никто не звал. Они пожаловали сюда без приглашения. Великий магистр клялся на Библии уважать наши законы и обычаи, но тотчас забыл о той святой клятве…

Жозеф неплохо говорил по-французски. Голос у него был глухой и низкий, как из бочки.

— Мы мореходы от рождения, Андрэ, — продолжал он. — Знаем море как ладонь своей руки. И нас заставляют служить на галерах Ордена. Рыцари смотрят на нас свысока. Мол, только они истинные христиане. А ведь веру Христову принес на Мальту сам апостол Павел. Об этом и в Библии сказано. Рыцари играют в карты, пьют и дебоширят в тавернах, бьются на дуэлях, совращают наших жен, сестер и дочерей. Куда это годится?

Накипело видно на сердце у старого солдата. Жозеф рывком поправил на предплечье повязку с бурым расплывшимся пятном. Эту повязку Андрей наложил ему еще на «Глорьез».

— При абордаже погибли восемь наших молодцов, Андрэ. После них остались вдовы, дети. А все ценное, что было на турецком корабле, пошло в казну Ордена. Впрочем, кажется, я наговорил лишнего. А у здешнего инквизитора длинное ухо.

— Я все понял, Жозеф, — успокоил его Андрей. — Буду молчать как рыба.

Катлин не знала французского. Обметать платок — работа на целый вечер. Голова у женщины была совсем седая, руки — будто каповые наплывы на старых деревьях. Но из них выходили прелестные вещи — вязаные шали, платки, кружева. Изделиями Катлин были украшены стены, подоконники и цветочные подставки из известняковых кирпичей.

Андрей ушел в отведенную ему каморку. Улегся на мягкой, чистой лежанке. Закинул руки за голову. Тишина, покой. За окном чуть шелестит листьями миндальное дерево. Слышны мирные голоса. Откуда-то издали доносится звон колокола. Ни скрипа уключин, ни звона цепей. Наконец-то можно отдохнуть душой!

С улицы кто-то окликнул хозяина. Разговор в несколько фраз. В каморку заглянул Жозеф:

— Не спишь, Андрэ? Доктор Блондель прислал мальчишку. Завтра утром тебе в Госпиталь.

Чуть свет Андрей уже был у Святого госпиталя. Обошел кругом, дивясь его громадности. Главный корпус — каменный блок под двускатной крышей с окнами в два яруса, растянулся шагов на двести!

Госпиталь жил будничной жизнью. Звякал колокол церковки. У главного входа толпились больные. На открытой кухне дымили печи с вмазанными в них котлами. Поварята резали кур, разделывали овечьи и козьи туши. У медного котла толпились люди с посохами и котомками. Толстый повар разливал в миски горячий суп.

«Паломники к Святым местам», — решил Андрей.

У «черных дверей» служители раздавали калекам и нищим старые костыли, одеяла, простыни, полотенца.

Месье Блондель встретил Андрея с понимающей улыбкой.

— Давно наблюдаю за вами. Рано встали? Не спалось?

— Не спалось, — признался Андрей.

— Хочу представить вас протомедикусу. От него зависит все.

Кабинет протомедикуса находился в соседнем небольшом здании. Навстречу им, отложив гусиное перо, поднялся из-за заваленного бумажными свитками стола человек средних лет с лицом аскета, в парике, с большим крестом на груди. Протомедикус Джузеппе Заммит, главный врач Мальты, рыцарь Ордена и священник, возглавлял медицинскую и санитарную службы острова, принимал экзамены на звания лекаря и хирурга, выдавал дипломы и лицензии. Им была основана в 1676 году Школа анатомии и хирургии, заложен Ботанический сад.

— Кандидат в нашу гильдию, о котором говорил вам, фра Заммит, — представил Андрея месье Блондель. — Жаждет выучиться на лекаря. Работал ассистентом у нашего коллеги Ремо в Московии. Надеюсь, этому не помешает то обстоятельство, что он греческого вероисповедания.

Заммит, глянув на Андрея, ответил легким кивком на его поклон.

— Не помешает. Мне ли рассказывать вам, что на галерах Ордена вечно не хватает лекарей и хирургов. Главное — надо любить свое дело.

— На «Глорьез» он зарекомендовал себя с самой лучшей стороны.

— И прекрасно! Зачислим его в нашу Школу. Положим 70 скуди[3] в год. Практика — в Госпитале и на галерах. Вы будете его шефом.

— Разумеется, фра Заммит.

— Через два года, после экзамена, выдадим аттестат. — Заммит поднялся из-за стола. — У меня сейчас обход. Можете присоединиться.

Протомедикуса уже ждали лекари, хирурги и аптекари. Следом за ними вступил в верхнюю палату и Андрей. Главная верхняя палата растянулась на всю длину Госпиталя. По ней могли бы свободно двигаться, взяв друг друга под руки, двенадцать человек! Высоченные потолки. Мраморные полы. Вдоль обеих стен между окон — ряды коек. На каждой койке один больной, и у каждого свой матрац, свое одеяло с вышитым на нем мальтийским крестом. У изголовий таблички с предписаниями врачей. Рядом табуреты с миской и салфеткой.

А месье Ремо говорил, что даже в лечебницах Парижа на койку приходится по два-три человека!

Заммит расспрашивал больных, как они чувствуют себя, назначал лекарства, давал разрешение подниматься с постели. Его распоряжения и рецепты записывали на латыни писари и аптекари.

Рабы-христиане и турки собирали посуду после завтрака, и Андрей поразился в очередной раз — тарелки-то серебряные! Обидно было вспомнить о русском лазарете под Азовом. Больные и раненые лежали чуть не на голой земле. Теснота. Грязища. Оттого и умирали многие.