– Пока что на год, а дальше будет видно.

– Так значит, с фигурным катанием покончено?

– Покончено, – тяжело вздыхая, наливаю немного масла на сковороду и опускаю в него половинки долек чеснока. Затем беру фарш и добавляю к чесноку, чтобы обжарить.

– Мне жаль. Говорят, что на льду ты была хороша..

– Горяча. Я говорил, что на льду она была горяча, – влезает в наш разговор Рид, открывающий бутылку пива.

Я поднимаю голову и недовольно смотрю на него. В его небесных глазах веселятся чертики. Неужели он не может держать рот на замке хотя бы сейчас, когда здесь его друг и мой брат?

– Ты же в курсе, что я стою в метре от тебя и все слышу? – сурово произносит Эштон, продолжая при этом опускать листы лазаньи в кастрюлю с кипящей водой.

Рид беззвучно извиняется. Я поворачиваюсь к Рексу и произношу:

– Ближайшие три месяца я буду сниматься в телешоу «Ледяные танцы», так что у тебя еще будет возможность лицезреть меня на льду.

– С удовольст.. – говорит Рекс.

– Рекс не любит фигурное катание, – перебивает его Рид и направляется ко мне. – Тебе помочь с соусом, Эбби? – спрашивает он раздражающе-приторным голосом.

Бесит!

– Продолжишь в том же духе, и я посыплю твой кусок лазаньи ядом.

– Этого не будет, ведь мы уже выяснили, что я тебе нравлюсь, – тихо говорит Рид мне на ухо, наклонившись так близко, что его аромат ветивера и цитруса полностью окутывает меня. На мгновение я закрываю глаза, наслаждаясь этим запахом.

Черт возьми, жить с ним в одном доме целый год будет гораздо сложнее, чем я себе представляла. Он сводит меня с ума.

– Нет, – наконец, выдаю я.

– Лгунья.

– Ты мне не нравишься!

– Ага. Я тоже постоянно целую людей, которые мне не нравятся.

Когда я, шумно выдохнув, открываю глаза, Рид облокачивается на столешницу слева от меня и самодовольно усмехается:

– Так чем тебе помочь?

Ну что за кретин.

– Можешь пока очистить томаты и измельчить их в блендере.

– Очистить, в смысле вырезать вот эти зеленые штуковины?

– Ты умеешь готовить, Рид? – сдерживая смех, произношу я.

– Ага, гранолу с йогуртом или хлопья с молоком, – издает смешок Рекс.

– Вообще-то я могу приготовить много разных блюд.

– Что правда? За двадцать лет, что мы знакомы, я ни разу не видел тебя у плиты. Ты просто так охренительно хорошо скрывал этот навык от меня, или как?

Больше не в силах сдерживаться, я начинаю громко смеяться.

– Накрой пока на стол, пожалуйста, – сквозь смех вежливо прошу я. – Справишься?

– Ха ха. Оборжаться, – бубнит Рид и достает с верхней полки тарелки.

Сорок минут спустя мы садимся за стол. За это время я успела приготовить тройную порцию лазаньи, панцанелу64 и пару десятков брускетт с вялеными томатами, чоризо и рубленными томатами с базилик

ом.

– Все выглядит чертовски вкусно! – восклицает Рид и пробует кусочек лазаньи. – Мммм… Это божественно!

Боже мой, почему мне стало так жарко от мычания этого блондинчика?!

– У меня были мысли по поводу сдачи Эбби в сексуальное рабство, но я согласен взять плату едой.

– Никогда не упоминай слова «Эбби» и «сексуальное» в одном предложении, пока мы находимся в одной комнате, – морщась, произносит Эштон.

– Где ты научилась так превосходно готовить безглютеновую еду, Эбби? – интересуется Рекс.

– Годы жизни с братом-хоккеистом. – Пожимаю плечами я и решаю перевести тему. – Рекс, а как ты оказался в Лос-Анджелесе? Рид упомянул, что ты друг детства, а он из Квебека, значит и ты оттуда?

Рид замирает с ложкой в руке и бросает на меня странный взгляд, а затем продолжает накладывать в свою тарелку салат, пристально смотря на меня своими голубыми глазами.

– А ты внимательная. – Улыбается Рекс. – После развода родителей мы с матерью перебрались сюда. Так что, Рид и я оказались здесь примерно в одно время.

– И ты.. Чинишь машины?

– Не совсем, у Рекса своя автомастерская премиальных автомобилей, – произносит Рид, продолжая пронзать меня своим тяжелым взглядом. В его тоне мне слышится холод, и я не могу понять, почему. Ему не нравитс, что я интересуюсь Рексом? Все мои вопросы связаны лишь с элементарной вежливостью.

– Да, мы занимаемся тюнингом автомобилей премиум-сегмента, а также подбором автомобилей под определенные запросы. Часто ко мне обращаются известные люди, которые нуждаются в полной конфиденциальности.

– Это как?

– Ну, например, если нужно приобрести машину для любовницы в тайне от жены. Или же просто необходимо во что бы то ни стало заполучить определенный автомобиль на аукционе, чтобы при этом не светить нигде свое имя.

– Кстати, что там с моим мотоциклом? – неожиданно спрашивает его Эштон.

– Ты решил снова сесть за мотоцикл? – удивляюсь я.

– Возможно, – уклончиво отвечает мой брат, пока я в изумлении на него смотрю.

– Пока ничего. Как будет информация, я сразу дам тебе знать.

После случая с Лизой мой братец не прикасался к мотоциклам. Хотя до двадцати трех лет он только и делал, что ездил на них и даже ни разу не водил автомобиль. Так что он и в самом деле очень удивил меня только что.

Остаток вечера пролетает незаметно. Мы болтаем о начале хоккейного сезона, о новом фильме со Стетхэмом, вышедшим вчера в прокат, о сестре Рида, которая перебирается сюда, в Лос-Анджелес, и о моих предстоящих телевизионных съемках в шоу про фигурное катание. Весь вечер я чувствую себя невероятно счастливой и умиротворенной, будто я впервые, после смерти Лизы, нахожусь в нужном месте.

Если бы у меня была возможность поменять дар, то я бы хотела стать обладателем даром воссоздания дня сурка, чтобы этот вечер повторялся вновь и вновь.

Sam Tinnesz – Legends Are Made

Эбигейл.

Меня будит яркий свет лучей восходящего солнца, озаряющий спальню сквозь высокие французские окна. Тянусь к телефону, лежащему на тумбочке справа от кровати, – двадцать минут седьмого, то есть через два с половиной часа мне необходимо быть в ледовом дворце, чтобы приступить к съемкам в телевизионном шоу «Ледяные танцы». С тяжелым вздохом бросаю айфон рядом с собой и устремляю свой взгляд к белому потолку.

Господи Боже, до сих пор не верю, что я действительно сделаю это.

Издав великомученический стон, заставляю себя сесть, любуясь открывавшимся из окна видом на завораживающий океан, в котором так ярко отражаются солнечные блики. И как бы сильно мне не хотелось провести в этой роскошной кровати огромных размеров весь день, нужно вставать.

Поднимаюсь с постели и подхожу к окну, наблюдая за спокойной гладью воды, не имеющей конца, а затем, в очередной раз отчаянно вздохнув, направляюсь в ванную, где принимаю контрастный душ. Вытираюсь полотенцем на ходу и открываю чемодан, чтобы найти тренировочную форму и коньки.

Вчера у меня так и не было возможности разобрать вещи, потому что наш ужин затянулся до глубокой ночи. Так что на поиски необходимого у меня уходит целых пятнадцать минут. Складываю вещи в свою спортивную сумку, надеваю черное короткое шелковое платье-комбинацию и иду на кухню, где готовлю парням омлет и овсяную кашу с сухофруктами и орехами.

За шесть лет, что мы живем вдвоем с братом, я узнала о питании все. Серьезно, я могу дать фору любому диетологу и нутрициологу. Конечно, я и сама ответственно подхожу к своему рациону, но количество съедаемой мною пищи примерно в двадцать раз меньше той, что съедает Эштон. Клянусь, его метаболизм просто не знает границ. Иногда у меня складывается впечатление, что мамонты не вымерли. Они вселились в тела хоккеистов.

Приготовив для парней завтрак, которым можно было бы накормить целое африканское племя, и на ходу жуя банан, выбегаю из дома, потому что на часах уже почти восемь.

Когда дверь гаража поднимается, мое сердце стучит в бешеном ритме. Не могу поверить, что братец и в самом деле купил Каспера для меня. Я знаю, что он может позволить купить себе даже гребаный небоскреб, если захочет, ведь Эштон лучший защитник НХЛ, который зарабатывает примерно дохреналион долларов в год.