— Так ты, значит, опередить решил…
— И правильно сделал! — настаивал тот на своем. — Не то ведь и птенцы б его пострадали! Вылупиться б не успели, а уж остались бы без отца, без матери. А так — разом и наповал, пока не успел еще гнезда свить, птенцов вывести. И для него и для потомства лучше… Кто ж тут виноват? Не родись черным на белый свет!
— Ах, звери, звери! — продолжал я негодовать против жестокой правды, заключавшейся в словах охотника. — Если среди тысяч белых ты один черный, так все на тебя с палкой?
— Вот именно! — сердито подтвердил охотник. — Да ты возьми хоть себя к примеру: как услыхал, что я черного аиста подстрелил, так и запросился: дай, мол, поглядеть! Вот и остальные так же. Что ж ты на них лютуешь?
— Да ведь я только взглянуть хотел, а не камнем бросить.
— Кто тебя знает, что бы ты на моем месте сделал! — недоверчиво покачал головой крестьянин. — Коли кто черный, у каждого на него рука поднимется. Я так разумею…
Я ушел от него подавленный. Хмуро шагал я прочь, чуть ли не физически ощущая на своем затылке тяжесть насмешливого взгляда, которым провожал меня крестьянин.
4. ВЕРШИНА ВОЛИ
1
Не знаю, попадаются ли нынешним школьникам те книжки, которыми в свое время зачитывались мы. Маленькие скромные книжонки — творения безыменных авторов, выпущенные безвестными издателями и продававшиеся бродячими лотошниками.
Как бабочки с потрепанными, замусоленными крылышками, книжки эти перелетали от одного к другому и откладывали в едва распустившиеся цветки наших душ свои яички, из которых кто знает, что еще могло вылупиться…
Были среди них книги путеводные, книги-поводыри.
Каждому, кто бился в поисках богатства и счастья, они брались указать путь, расчистить перед ним широкую и гладкую, как зеркало, дорогу в жизнь, одарить поместьями, фабриками, дворцами и банками…
Были книги, которые учили, как овладеть духовными сокровищами.
По выпуклостям черепа, по форме носа, ушей, бровей, челюсти они помогали определить, кто из людей зол, кто добр, в ком таится подлость, а у кого характер возвышенно благородный.
Нам давалось в руки надежное средство не наживать врагов и приобретать друзей, верных до гроба.
Одна тоненькая книжонка с непревзойденной самоуверенностью утверждала, что нет нужды в иной мудрости, ином знании, когда все будущее человека начертано на левой его ладони. Достаточно проследить по руке направление линий жизни и смерти, найти морщинки недобрых предзнаменований и «звезду счастья», и ты всегда, зная о приближении беды, сможешь вовремя ее избежать, всегда сможешь поймать свое счастье.
Другой образчик этого рода литературы полностью раскрыл мне тайны индийского гипноза, которыми владели одни только йоги, населявшие монастыри в дебрях Гималайских гор.
Мне предоставлялась возможность заставлять людей думать обо мне то, что было мне угодно; преодолевать их недоброжелательность; подчинять их волю своей.
Средство было простым и ясным, как все гениальное:
«Устреми неподвижный, немигающий взгляд в одну точку на переносице противника».
Оказывается, при таком пристальном, неотрывном взгляде магнетическая сила твоей воли воздействует на мозг другого человека в нужном тебе направлении, внушая ему твои желания; притом магнетическая сила его воли не в состоянии противодействовать твоей и побороть ее, как это могло бы случиться, если б оба смотрели друг другу в глаза.
Кроме того, чтобы не расточать понапрасну таинственный магнетизм, ни в коем случае не следовало чихать. Как бы ни свербело в носу, сдерживайся во что бы то ни стало! Потому что стоит раз чихнуть, и ты на несколько дней утрачиваешь волшебную силу магнетизма.
Указан был и способ, как выработать в себе умение глядеть немигающим взглядом: надо было до крови проколоть себе иглой дырочку на переносице, стать перед зеркалом, устремить взгляд на это кровавое пятнышко и глядеть, не моргая, до тех пор, покуда от боли глаза не полезут на лоб.
После двухнедельных упражнений перед зеркалом я решил направить все силы, своего магнетизма против самого грозного своего противника — учителя математики, вечно хмурого, точно нахохлившийся ворон. В его глазах все мы были если не абсолютными нулями, то бесконечно малыми математическими величинами.
Я хотел внушить ему, чтобы он не вызывал меня к доске, не донимал неожиданными вопросами и ставил бы мне мои тройки, не причиняя излишних мучений. Должен он был в конце концов понять, что не по душе мне его математика, столь же для меня непостижимая, как китайская грамота.
Когда Ворон влетал в класс, я с таким остервенением впивался неподвижным, магнетическим взглядом в морщину на его переносице, словно хотел просверлить кровоточащую ранку и в его лбу.
«Ты не вызовешь меня! Не вызовешь! — мысленно твердил я, не сводя с него глаз. — Ты поставишь мне тройку, а мучить не будешь».
Раза два он попытался скреститься со мной взглядом, но я упорно не сводил глаз с его переносицы, и так как его магнетическая сила была не в состоянии побороть мою, он смущенно отводил глаза в сторону.
Ни на мгновение не оставлял я его в покое. Даже когда он поворачивался к доске, чтоб написать очередное задание, я продолжал направлять магнетические волны в его затылочную кость, шишкой торчавшую над воротником.
Самые придирчивые индийские йоги пришли б в восхищение от моей твердости и настойчивости: я даже перестал рисовать человечков у себя в тетрадках!
Ни о чем другом я не мог больше думать. Я не слушал урока, не вникал в ответы товарищей, не следил за решением задач на доске, и… чудо свершилось!
Ворон отступился от меня — ни к доске не вызывал, ни с места не спрашивал. Только взглянет искоса в мою сторону, отведет поспешно глаза и продолжает заниматься другими учениками.
Так, в напряженной магнетической деятельности, протекла вторая половина последнего триместра. Приближался роковой миг: классная контрольная работа!
Последняя, решающая работа!
В первые два триместра я едва-едва вытянул на тройку, поэтому от результата этой контрольной зависело, удить ли мне на каникулах рыбу, или зубрить алгебраические формулы, пока мои товарищи будут с веселым визгом плескаться в прохладной реке.
Поглощенный магнетическим единоборством, я растерял даже те крохи математических познаний, которые приобрел в начале года. К тому же задачи стали теперь куда сложнее — решения растягивались иной раз на целые страницы!
Сердце мое стало заходиться от страха, несмотря на то, что учение йогов рекомендовало бесстрашие и непреклонность.
Потом у меня возникла другая надежда: я рассчитывал, что мне удастся списать контрольную, так как моим соседом по парте был лучший математик гимназии. Он решал задачки даже выпускного класса!
Мы с ним обо всем как следует уговорились, но беда налетела черным вороном: едва переступив порог класса, учитель приказал мне встать из-за парты и сесть за кафедру, на его место.
Я взял тетрадку и чернильницу и, еле передвигая ноги, перебрался на учительское место. Весь класс был передо мной как на ладони, но я не мог заглянуть ни в одну тетрадку…
Само собой разумеется, что в свою тетрадь мне глядеть было нечего. Я даже крышки с чернильницы не снял. Условия задачи и то не прочел.
К чему? Ведь за этот триместр я не выучил ни единого правила!
И тогда я прибегнул к последней своей надежде: магнетическому внушению! Первую половину сражения я выиграл, отчего бы не выиграть и второй?
Я преспокойнейшим образом облокотился на кафедру, оперся подбородком на руки и направил на переносицу Ворона незримые лучи своей воли.
«Ты поставишь мне тройку! Поставишь!» — твердил я до тех пор, пока уже не магнитные волны, а искры не полетели у меня из глаз.
Математик прохаживался между рядами, время от времени задерживаясь то у одной, то у другой парты, зорко следя за тем, чтоб не списывали. А иногда — невиданное дело! — даже помогал кое-кому из слабых учеников.
