– К сожалению, не только они, ― сказала приободренная Хоакина, хотя о вуду она слышала только в редких рассказах дедушки Риверы и читала в романах. ― Фернандо тоже думает, что моя потеря памяти немного… странная. А доктор Варгас с ним не согласен.
Судя по всему, теперь разволновалась и Лаура. Она поднесла ко рту кружевной платочек и теперь задумчиво его покусывала.
– Но в убийстве дона Марсело не было ничего странного. Его просто ударили тяжелым пресс-папье. Хотя, может, отец мне не все рассказал. Он один общался с полицией из Буэнавентуры.
– А… твой брат? ― как можно осторожнее спросила Хоакина.
Губы Лауры жалобно скривились.
– Полиция считает, что его зарезали. Прямо у леса, откуда идет дорога до Хрустального ручья, плантации дона Марсело.
Хоакина хотела добавить, что какая-то Санта оттуда же считает, что и здесь не обожглось без колдовства, но вовремя прикусила язык. Подруга и так достаточно настрадалась.
– А ты не знаешь, что он там мог делать?
– Отец говорит, на свидание пошел, ― шмыгнула носом Лаура. ― Антонио любили девушки, хотя до Хуана Мануэля ему было далеко.
Опять этот Хуан Мануэль. Хоакина с досадой мотнула головой. Каждый разговор не прояснял, что с ней случилось, а запутывал еще больше.
– Мне так жаль, Лаура. Самое ужасное, что у меня чувство, будто я могу помочь тебе. Словно знаю что-то. Может… может, поэтому на меня и напали, ― закончила Хоакина шепотом.
Подруга смотрела на нее настороженно, забыв о платочке.
– Что было перед тем, как меня нашли? ― продолжала Хоакина, не сводя взгляда с Лауры. ― Куда я ходила? С кем разговаривала? Мне бы хоть что-нибудь. Иначе я никогда ничего не вспомню.
– Мне тоже жаль, Хоакина, что с тобой случилось такое, ― сказала подруга, снова принимаясь терзать платочек. ― Но я ничего не знаю, разве только…
– Что?
– Как-то мы ездили в шляпную лавку в Буэнавентуре. Рядом подавали кофе, и к нам подошла донья Тереза, сестра дона Марсело. Она отвела тебя в сторону, и вы о чем-то говорили. Но ты не рассказала, о чем именно.
– Долго говорили?
– Несколько минут.
Хоакина отошла от перил и принялась ходить по террасе, от края до края, измеряя ее шагами. Бабушка, вдовствующая маркиза, находила эту привычку ужасающей и совершенно недостойной молодой знатной сеньориты. «Как кухарка, от горшка к горшку», ― говорила пожилая сеньора и неодобрительно щурила глаза. Но сейчас Хоакине было не до воспоминаний о родственниках, и она уже не была сеньоритой.
– Может, ничего серьезного и интересного? ― говорила она. ― Если бы донья Тереза сказала мне что-то важное, я бы поделилась с тобой?
– Наверное, ― рассеянно отозвалась Лаура, следя за передвижениями Хоакины.
– Она прислала мне цветы. Вероятно, мы все-таки общались. Или же она просто попросила соседку с материка посоветовать ей фасон шляпки, ― выдохнула Хоакина и остановилась. ― И что опять осталось? Только подозрения, что меня околдовали. Послушай, Лаура… мой муж, Фернандо, подозревает, что на меня напали, но не говорит со мной об этом. И мне, признаться, очень тяжело с ним общаться. Даже больше. Я не представляю, как мы будем жить дальше.
Хоакина подошла к подруге, остановилась рядом и заговорила тише. Утром ей не пришло в голову обсуждать подобные вещи с Кармен, что было бы уместнее. Первая подруга была замужней женщиной и могла понять. Но почему-то хрупкая и бледная Лаура в траурном платье вызывала желание немного довериться и выговориться.
– Все говорят, что мы любили друг друга, но я не помню чувств к нему. Для меня он человек, с которым я была немного знакома. Господи, да мы виделись всего два раза и совсем немного разговаривали. А затем я проснулась, и мне сказали, что он мой муж. И я должна жить с ним, как жена.
В свете фонарей стало заметно, что Лаура покраснела. Но она кивнула, всем видом выражая готовность слушать дальше.
– Я хотела написать родителям и попросить решить вопрос. Обратиться к высшим церковным отцам и узнать, есть ли повод для расторжения брака. Но затем представила, какой это будет скандал. Я должна буду вернуться в Аройо де Оро, дедушка Ривера и мама сойдут с ума. А мой дядя-маркиз? Ему придется постоянно выслушивать небылицы о племяннице и краснеть из-за всей этой истории. Нет, я не могу так поступить с семьей. Фернандо не отправлял им письмо о том, что случилось, и я ему за это благодарна. Все-таки он чуткий человек, пусть и пытается меня оградить от нужных сейчас вещей. Однако, чтобы продолжить жить на Коста-Лунес и в Каттлеях спокойно, мне надо вспомнить. Иначе я окажусь под одной крышей с чужим и нелюбимым человеком. Я постоянно в напряжении, когда приходится разговаривать с Фернандо, и с каждым днем мне становится все тяжелее, Лаура.
– Господи, Хоакина, как ужасно, ― потрясенно проговорила подруга. ― Я скорблю по брату, но не представляю, что бы делала на твоем месте.
– Надо вернуть память, ― решительно сказала Хоакина, которой стало немного легче. ― И если слуги сплетничают о вуду, получше узнать об этом.
– В Хрустальном ручье вроде была колдунья, ― неуверенно сказала Лаура. ― И у нас один работает.
– Нет. Пока нужен кто-то, кто просто много знает о вуду. И лучше не синекожий.
Лаура кинула взгляд на большое окно, за которым в гостиной дон Пабло и Фернандо пили вино и беседовали.
– Отец рассердится, если узнает, что я повторяю слухи, да еще и такие, ― быстро начала говорить она. ― В Буэнавентуре живет вдова, Ана дель Торо. Говорят, она заключила Договор с могущественным духом с помощью бокора. Она может помочь тебе.
– Договор? ― изумилась Хоакина. ― Это еще что?
Лаура кинула на нее удивленный взгляд, а затем внезапно улыбнулась.
– Прости. Ты забыла, что знала о Коста-Лунес и островах. Думаю, донья Ана тебе все расскажет.
– Но… ― попыталась возразить Хоакина, однако, проследив за взглядом подруги, поняла, что муж и дон Пабло уже подходят к стеклянной двери, ведущей на террасу.
– Лаура, дочка, нам пора домой.
В Буэнавентуру Хоакина просто сбежала, прихватив с собой камердинера и дворецкого, высокого крепкого и широкоплечего синекожего молодого человека, который сможет защитить хозяйку от случайных грабителей. Хоакина оставила Фернандо записку, где подробно расписала, почему она так поступила, повторив почти слово в слово вчерашнюю исповедь Лауре.
Помощник на все руки, которого звали Педро, сказал, что сначала надо дойти до перекрестка за лесом, начинающимся на границе Хрустального ручья. Там обычно останавливается почтовый дилижанс, на котором можно быстро добраться до города.
– Наверное, надо было взять тяглового ящера и бричку, ― сказала Хоакина, стоя у края пыльной дороги в густой траве. Солнце снова немилосердно жарило и сверкало так ярко, что хотелось убежать в казавшийся прохладным лес.
– Нет, сеньора, ― мотнул темной головой Педро и улыбнулся. ― На дилижансе быстрее.
Хоакина с сомнением взглянула на него, но не стала спорить. Она ничего не знала о местных способах передвижения и могла только довериться слуге.
Через несколько минут, наполненных криками севшей на дерево неподалеку стаи попугаев, послышался знакомый звук. Только Хоакина никак не ожидала услышать его здесь, среди чужой растительности, запахов и пронзительного яркого неба. Из-за поворота показался новенький, хотя и порядком запыленный, электродилижанс и, поблескивая продолговатым резервуаром для двигателя, остановился.
– В Буэнавентуру? ― высунулся из окошка водитель и, дождавшись кивка Педро, мотнул головой. ― Садитесь.
Педро помог ошеломленной Хоакине забраться в просторный салон, усадил ее на единственное свободное место, а сам устроился рядом на полу. Затрещал двигатель, электродилижанс тронулся и быстро помчался по дороге.
– Я думала, на Коста-Лунес пользуются только повозками с ящерами, ― тихо сказала Хоакина.
– Так и было, сеньора, ― отозвался Педро, сдвигая на затылок соломенную шляпу. ― Года три назад дон Марсело из Хрустального ручья закупил несколько. И себе, и в подарок острову. Хороший сеньор, жаль, что его убили.