Юра тычет экран телефона.
– Валяй.
Веселая гусеница ползает по лабиринту и ест листочки. Время от времени над гусеницей появляется тень.
Тень принадлежит кроссовке, которая топчет гусеницу и кричит:
– Максим!!!
Гусеница уворачивается. Но ненадолго.
– Да блин! – Юра раздосадованно трясет телефон.
– Я, когда был маленький, в этой игре бабочкой стал, – говорит Даня.
– Задро-от, – с уважением говорит Юра. – А с модами играл?
– Да, я во все моды, что тогда выходили, играл. Я даже книгу написал «Гусеница Максим и счастье». Кстати, летом мультик по этой игре выйдет.
– Чую годноту.
– Да, такие люди талантливые этого персонажа придумали, – говорит Даня. – А мне только и остается фанфики писать.
Даня вздыхает. Юра смотрит на него с недоумением.
– А ты, что ли, брат Шуры? – спрашивает Юра.
– Безусловно, – говорит Даня. – Меня Даня зовут.
– Я Юра, – Юра протягивает руку. – Шура, может, рассказывала.
Даня пожимает Юре руку.
– Да я не так часто с ней вижусь, отдельно живу.
– Отдельно! Ну ты даешь. Я с матерью в однушке, деться некуда, денег нет, мозг мне выносит… Вот посрались, из дома меня выкинула. В армии лучше было, прикинь?
– Почему?
– Там по понятиям всё! Нет этой гнили. Ты сам служил? – спрашивает Юра.
– Нет, я в универе учусь.
– И на кого?
– На филолога.
– Это что такое?
– Ну, я языки учу, литературу читаю разную. В МГУ. Но вообще я бы хотел…
– В МГУ? На бюджете, что ли?
– Да.
– О…
Юра морщится.
– Я все понял, все понял, брат… Черт, обещал же Славе… Пошел, бывай!
Выключает музыку, берет колонку, стремительно уходит.
Даня с тоской смотрит в сторону дома Фрайманов. Берет цветы и возвращается к Вадимычу.
Сцена 11
Рома сидит в кресле напротив психотерапевта Андрея в его кабинете. Андрею около сорока, он гладко выбрит и подчеркнуто доброжелателен.
– Расскажите, что вас беспокоит? – говорит Андрей.
– С вами, наверно, общалась моя мама? Она не рассказала?
– Мне хотелось бы услышать вашу версию.
– Мне сложно с людьми, – говорит Рома. – Они считают меня скучным. Я потею, мне плохо с ними, хочется уйти.
– А с кем вы чувствуете себя спокойнее?
– С семьей. Я в основном дома лежу. Иногда я смотрю в зеркало и, вроде, не такой уж урод.
– Так.
– Может, и моя жизнь не так плоха. Просто я сам убиваю все хорошее.
– Прямо все?
– Все. Я даже по улице не могу нормально ходить. Все время думаю, что все смеются надо мной.
– Вы не пробовали обсуждать это с кем-то? – спрашивает Андрей. Он что-то записывает на листе бумаги.
– Не знаю. У меня нет людей, с которыми я бы мог поговорить. Я все время напрягаюсь. Ну, мама и Лея знают. Они меня уже и на танцы записали, и к вам. Хотят, чтобы я стал увереннее.
– И как? Получается?
– Нет. Я думаю, это невозможно исправить. Так что я лучше, наоборот, стану самым неуверенным в мире. Назло.
– Кому назло?
– Да всем. Миру, – говорит Рома и улыбается.
Андрей пожимает плечами.
– Не думаю, что это единственный выход. И мы сможем что-то «исправить», если вы мне в этом поможете. Вы ведь говорили, что ходите на танцы?
– Да.
– Не могли бы вы попробовать с кем-нибудь там познакомиться и потом рассказать: получилось ли, что вы при этом почувствовали?
Рома смотрит в пол.
– Да там одни девочки, – говорит Рома. – С девочками сложно.
Сцена 12
На двери в комнату Леи и Шуры висит табличка «Здесь живут гениальный дизайнер и очень деловая леди» – и фотографии девочек.
Комната разделена шкафами на две. Над входом в каждую висит портьера: Шурина черная, Леина зеленая.
Пока Шура в санатории в Твери, мама проводит ревизию в ее отсеке.
Шурина кровать завалена бутылками из-под газировки, банками из-под энергетиков, пустыми упаковками чипсов и шоколадок. На Шурином столе петарды и бутылка ацетона. На полу валяются пыльные вещи, банановая кожура, тетрадки, фантики.
Мама уныло сгребает мусор в пластиковый пакет.
Оксана бесшумно проходит через черную портьеру.
– Мамуся, а что ты одна тут? Не помогает тебе никто?
Оксана тоже начинает убираться.
– Спасибо, Оксаночка, – говорит мама.
Оксана внимательно изучает Шурины банки из-под энергетиков, упаковки из-под чипсов, копается в ее ящиках, перебирает майки и трусы. Находит майку со скелетом, играющим на электрогитаре.
– Мамуся, я майку возьму себе можно эту? – спрашивает Оксана.
– Нет, у нас дома нельзя брать чужие вещи, – говорит мама. – Можешь спросить у Шуры, когда она вернется.
– А ты меня там чтоб гитара… ну… когда запишешь меня? Обещала мне ты!
– В музыкальную школу? Запишу обязательно, просто каникулы только завтра закончатся, – отвечает мама. – Ты попробуй поиграть на гитаре, посмотри, понравится ли тебе. Гитара у Ромы в комнате.
Мама насыпает корм в кошачью миску на подоконнике. Слава КПСС с вытаращенными глазами вылезает из-под Шуриной кровати. Оксана хватает ее поперек живота.
– Киса!
Слава КПСС жалобно мяукает.
Сцена 13
Рома возвращается в свою комнату, поднимается на кровать-чердак и ложится к стенке. На полу валяется одежда, мусор, на письменном столе стоит с десяток дезодорантов.
Оксана со Славой КПСС на руках стучится в Ромину дверь.
– Да? – отвечает Рома.
Оксана открывает. Рома лежит на кровати.
– Рома, я возьму гитару тут у тебя?
– Бери.
– Спасибо. А ты тоже учился? Ну, играть?
– Да.
– Научился ты?
– Нет.
– Почему так?
– Я все время боялся, что учитель будет на меня орать, и мама разрешила бросить.
– Лея сказала, что ты этот… трусишка зайчик серенький! Под елочкой скака-а-а-ал, – Оксана поет и смеется.
– Это ее мнение.
– Такой злой ты! Детдоме говорили: бьет значит любит! Ты это… может, втюрился?
– Закрой дверь.
– А кого ты втюрился?
Раздается звонок в дверь. Оксана бежит открывать.
Сцена 14
На пороге Марк Фрайман с Яной и чемоданом.
– Привет! – кричит Оксана. Она прыгает от радости.
Видя ее, Марк хмурится:
– Привет. А ты кто, как тебя зовут? – спрашивает Марк.
Оксана широко улыбается.
– Я Оксана. Я тута теперь живу. А ты кто? Ты мой папа? Папусик!
