— Надеюсь, они не решили сделать из меня еще одно Древо-хранителя, — я нервно усмехаюсь, а на поляне между Древами стали появляться иллюзии тридцати пяти врат, которые мы создали на местах порталов, а потом долго и мучительно закрывали один за другим, пока не остались несколько второстепенных и одни главные — Врата, через которые нам предстоит выйти уже очень скоро.

Уже крылья зудят, хвост не лежит на одном месте, а головы прячутся и поскуливают, словно маленькие щенки, потерявшиеся в лесу. Тревожно… Напряженно… И такое странное сосущее чувство в солнечном сплетении, словно и щекотно и холодно одновременно, и этот зуд ничем не снимешь. А ожидание все добавляет мурашек, и холодок гуляет уже не только вдоль позвоночника.

И опять только ждать.

А потом мы услышали песню. Балладу. Ту самую, что написал про нас Килиан Горач. Ту самую, которую он пел возле Врат, и росчерк рун на замочной скважине, который мешал нам соединить Врата и Сиалит, плавился под звуками этой песни.

Древа мерцали и вибрировали, отражая слова друг от друга и передавая их иллюзиям врат. Врата вибрировали и сияли, наливаясь насыщенными цветами радуги. И в этой какофонии звуков я не сразу поняла, что голос, который поет балладу, — женский.

Вера!

Это она взялась петь, стирая вновь налипшие руны. Это она у портала и готова…

Под аккомпанемент неизвестного инструмента начала раскрываться воронка портала.

И снова цвет у нее неправильный, не голубой. Оранжево-зеленый. Выход в мир других империй и Бранвера. И нам остается только следовать неотвратимому зову порталов, который утягивает нашу сцепленную воедино сеть, чтобы крутить, вертеть, рвать, пытаться разделить, разметать, затерять нас в другом мире и не дать вернуться к исходной точке, к Вратам.

Это было жестко, даже слишком. Ни с чем не сравнить, даже в первые наши дни, когда порталы открывались чуть ли ни через терцию. Словно пространство между мирами не отпускало нас и утягивало обратно, а порталы продолжали утягивать нас дальше. Нас словно в разные стороны растягивало и закручивало, и состояние такое, будто мы белье, которое добросовестная хозяйка отжимает с помощью колеса и колотуши — еще чуть-чуть, и нас вывернет всех наизнанку.

Пока нас тянуло, песня два раза замолкала, и вместе с ней останавливались наши сердца, словно мы теряли свет маяка в страшную бурю. Но стоило песне зазвучать снова, как бешеный стук полусотни сердец врывался в пространство, давая очередную надежду. Вдруг получится.

В этот раз мы не вывалились бешеным клубком ополоумевших чудовищ, а застыли перед медленно открывающимся створом. Лязг, скрежет, странный свет прорывались в щель…и песня — мы на месте.

Странно было видеть поверхность Врат с этой стороны — каменные, абсолютно гладкие, ни единого узора или накладки.

Мы выстроились перед Вратами и выровняли дыхание, пропустили Рара вперед, а женскую часть отряда закрыли в кольцо.

Мы же обступили мелких. Их число словно удвоилось — так они старались все рассмотреть за широкими спинами и хвостами, а еще они совершенно не боялись и не скрывали любопытства. Для мелких каждый наш выход — отдельное событие, другой мир и другие эмоции, не такие тяжелые, как у нас, не такие безысходные и удручающие.

Створы открылись наконец и перестали скрипеть так, словно металлом по стеклу скребут, правда, для ускорения процесса Рар приложил усилие, навалившись на них грудью.

Вниз вели ступени, которые раньше, в предыдущие выходы, мы просто пролетали кубарем, успев прочувствовать их все своими ребрами, крыльями, хвостом. А теперь смотреть на них боязно, словно сейчас они встанут дыбом, стоит приблизиться, и сами атакуют.

На лестнице сидела девушка, которая рассматривала нас широко распахнув глаза. Вокруг нее лежали деревянные обломки какого-то инструмента, но она даже не стремилась их собрать. Русоволосая, со светлыми ясными глазами, острым носиком и губами, которые даже в такой ответственный момент выглядели так, словно сдерживают улыбку. А может, ей действительно весело? Но нет — глаза выдавали напряжение, а гулкий стук сердца участился с нашим выходом.

Да и все на поляне нервничали: император, принц, «вспыльчивый» смотрели так, словно пытались в нас дыры прожечь. Пожилой мужчина, увешанный блокирующими браслетами и тайно спрятанными артефактами, скрывающими его магию, смотрел на нас такими глазами, словно мы ожившая легенда — с благоговейным страхом и восторгом одновременно. Лорд Бриз, которого нам когда-то показала Айсе, и за чьей личиной должен скрываться Клевр, был единственным спокойным человеком — его сердце лишний раз не дрогнуло и не затрепетало, а эмоции на лице выражали что угодно, кроме страха: недоумение, заинтересованность, брезгливость, презрение.

Последней я заметила Айсе, которая бледнела на глазах и оседала в руки рыжеволосого молодого человека, который стоял рядом. Молодой человек придерживал Айсе так бережно и трепетно, с такой нежностью всматривался в ее бледное лицо, что сомнений не оставалось — это ее защитник, только вот ответит девушка взаимностью или до сих пор лелеет надежду вернуть принца?

Я отвела взгляд и принялась снова рассматривать остальных, стараясь не задерживаться ни на ком конкретном — мало ли выдам наши знания раньше времени. Больше всех привлек внимание пожилой мужчина, чьи глаза от пристального разглядывания нашего отряда принялись слезиться — по описанию он был похож на профессора артефакторики, которым ни раз восторгалась Айсе, когда мы с ней вступали в споры относительно камней и их магии. Но по описанию подруги этот профессор был стар еще в те времена, когда обучал саму Айсе — сколько же ему лет сейчас?

От раздумий меня отвлек Рар, прошедший в метре от Веры, стараясь не шевелить хвостом и не задеть хрупкую девушку. Он сделал вид, что принялся осматривать присутствующих, и тихо рычал на нашем языке — языке дрохов в крылатой форме: «Выходи, Клевр, хватит прятаться, давай сразимся и закончим, наконец, твою месть».

Слова дяди отдавали горечью безысходности и неутоленной ярости, однако Рару удалось прибавить своему рыку тревогу и злость, демонстрируя, какой он у нас многогранный и талантлив во всем, даже в актерском мастерстве. Даже мы готовы ему поверить, что он не знает, за чьей личиной затаился наш враг.

У нас было достаточно времени, чтобы разыграть спектакль перед этими людьми и большей частью перед Клевром. Нам нужно, чтобы его поймали свои же, вернее жители этого мира и передали нам. Нужно было, чтобы они своей магией и магией хранителей мира связали магистра так, чтобы, проходя через портал, он не смог активировать одну из своих магических ловушек. Они у него есть, даже не сомневалась никогда, а сейчас, пролетая кубарем сквозь череду порталов, даже рассмотрела несколько, и они мне не понравились. Совершенно.

Наше представление начиналось с Рара, а потом мы подключили иллюзию: из портала в нашу сторону потянулись золотые полупрозрачные сети, которые принялись накрывать нас одного за другим. Телохранители, кого первыми накрыла иллюзия, принялись мелко вздрагивать и пятиться к Вратам, усиленно делали вид, что сопротивляются, но сети сильнее. Как им удалось добиться такой реалистичной картинки, когда напряжение берет верх, а лапы скребут камень, пытаясь зацепиться на плиты? А потом они подсоединили рык, который становился невозможным, на грани слышимости, раздирающий своим гневом и отчаяньем, и я мысленно взмолилась Матери дрохов, чтобы никто не заметил, как они отвратительно переигрывают. Вот кто их просил устраивать отсебятину? Кто? Ведь мы не просто так все придумали — мы репетировали, и все получалось замечательно — не так страдательно и пафосно, как они выдают сейчас. Может, на людей это и произведет впечатление, но дрох-куара может только насторожить, и он затаится.

Но тут вступила в игру мама, и стало еще хуже — таких стенаний ни одна сцена не выдержит. Я уже сама была готова зарычать вместе со всеми, лишь бы скрыть это провальное действие, но тут на последнем рыке мамы что-то произошло. Что-то, что заставило и сердце, и дыхание замереть.