– Был пацан – и нет пацана … без него на земле весна… – ошарашенно, вспомнив слова одной известной, очень грустной песни пробормотал я, с испугом взирая на царящий хаос и разрушения. – Финита ля комедия! И как же мне тебя теперь хоронить? И что я буду говорить твоей жене и двум оставшимся без папани двойняшкам-сиротам?
С трясущимися руками и ногами я начал осторожно пробираться через заросли полыни и чертополоха по следам, оставленным геологоразведывательной экспедицией имени безвременно почившей Ее святейшества Хонды Золотокрылой (Goldwing – золотое крыло, примеч. автора). И тут с огромным облегчением разобрал жуткую нецензурную матерщину, доносящуюся со стороны водительского сиденья, и передать которую в данном произведении можно только бесконечным повторением буквы Ять старорусского алфавита. Живой, слава тебе, Великий Поршень, дурень, башку не оторвало, а остальное местные нетрезвые эскулапы пришьют, если исправный работающий морозильник вовремя сумеем найти где-нибудь поблизости.
Зрелище, надо заметить, получилось ещё то. Со стороны внимательно впитывающих каждый акт творимого нами представления зрителей, которых набралось в ожидании так до сих пор и не подъехавшего автобуса уже порядком, события выглядели, словно в высокобюджетном суперклассном мегабоевике. Два тупых, пресыщенных жизнью городских дебила-мажора в поисках хоть каких-то попыток скрасить своё зажравшееся никчемное, не имеющее смысла от опостылевшего купания в роскоши и богатстве существование, приезжают в далекое село на умопомрачительно дорогих мотоциклах импортного производства, где один чуть не влетает лоб в лоб с личным автомобилем уважаемого председателя местного сельсовета в намерении совершить максимально эффектный и запоминающийся суицид, а второй – так просто разгоняется и вколачивает байк стоимостью в самую дорогую деревенскую хату, с огородом, всеми коровами и барахлом, в первую попавшуюся железобетонную чушку. Ну да, у богатеев свои причуды и забавы, что тут поделать.
Пробравшись через траву и кучи хозяйственно-бытового мусора к груде грязно ругающихся костей и металлолома, я первым делом начал ощупывать неистово матерящееся тело в поисках видимых и осязаемых повреждений.
– Хорош меня тискать, я те чё, девка? – искренне возмутился вовсе, как я в крайнем изумлении тут же и обнаружил, неповрежденный Санька. – Лучше помоги выбраться.
Ногу зажало между скрученной дугой безопасности и правой клапанной крышкой оппозита. Вся передняя облицовка Голды превратилась в пластиковый фарш, напоминающий здоровенного сома, вывернутого наизнанку через рот полностью больным на голову маньяком-зоофилом. Невероятно, но несущую раму, двигатель и все, что расположено далее к тылу, вообще никак не затронули произошедшие по воле злобного рока и неадекватно переоцененного водительского мастерства наездника перемены. Да и попал мотак, опровергая все теории математических вероятностей, передним колесом точно по оси зазора, образованного, как я уже и описывал ранее, между двумя вкопанными в землю и зацементированными железобетонными опорами квадратного сечения. Удар пришелся с обеих сторон в ось колеса в точках её крепления к перьям вилки, которые, собственно, и приняли на себя всю энергию от столкновения, изогнувшись в бараний рог, но не передав импульс на опорные подшипники траверсы и несущую раму. Санёк же обошелся лишь легким испугом, со всего маху впечатавшись шлемом в пластиковое ветровое стекло, которое пусть и высокопрочная, но все-таки пластмасса, от слова «пластическая». Сначала изогнувшись, а потом и разлетевшись на мелкие осколки, ветровое стекло, в свою очередь, погасило инерцию мягкого тепленького тельца байкера, сохранив ему его бесцельное существование и бОльшую часть жизненно важных органов, за исключением, по всей видимости, мозга, который, понятное дело, к таковым не относится, и вообще не является необходимым элементом для беззаботного и веселого времяпровождения, что и подтвердила несколько минут назад произошедшая попытка запуска необычного орбитального спутника.
Придерживая друга за плечи, я осторожно помог ему вытащить застрявшую ногу из металлопластиковой западни. Ещё раз убедившись, что нигде не видно фонтанов крови и оторванных раздробленных конечностей, я приступил к осмотру поврежденного мотоцикла, начиная прикидывать в уме, каков наш дальнейший план действий с учетом сложившихся обстоятельств.
Вот тут необходимо прояснить один существенный момент. Карманы наших кожаных косух были под самую завязку набиты наличными деньгами. Общую сумму я даже приблизительно не знал тогда, да и сейчас могу только примерно догадываться. Эти деньги были предназначены моими боссами для малоэтажного строительства небольшого поселка в конечной точке нашего маршрута. Как мне весьма туманно и путанно объяснили, перевод столь значительных сумм безналичным путем обязательно вызовет ряд вопросов у контрольно-проверяющих органов, что вообще нескромно и потому крайне нежелательно, в результате чего была придумана схема доставки денежной массы нарочным и передачи ее лично из рук в руки. Ну а транспортное средство я уже выбирал себе сам, хитроумно рассчитывая единовременно совместить деловую поездку и увлекательное мотопутешествие. И напарника тоже выбрал себе под стать – такой же безголовый, увлеченный мототехникой великовозрастный балбес, совершенно индифферентно относящийся к чужим деньгам и довольный собственным существованием.
Соответственно, пути к отступлению у нас не было. Ухватившись обеими руками за выступающие части кузова, всякие там подножки-дуги, Санёк слева, а я справа, мы начали потихоньку выволакивать Голду из железобетонного капкана. Мотак тяжелый, переднее колесо в результате удара приобрело неправильную геометрическую форму и изогнулось в виде гиперболического параболоида, да и грунт вокруг мягкий, неровный и крайне неоднородный. Попыхтев минут пятнадцать, мы с превеликим трудом сумели-таки вытащить ставший одноколесным кусок божественно обворожительного металлолома на обочину, притулились рядышком на травке и задумались о своем дальнейшем поведении.
Первое – надо что-то решить с мотоциклом. Не оставлять же его тут на обочине, он хоть и разбит, но, как выяснилось, даже ремонтопригоден. Пока мы будем ездить туда-обратно, местные жители ловко раскрутят его до последнего винта, расставив красивые элементы обтекателя на полочке в красном углу избы, а болтики-шестеренки приспособив для апгрейда любимого мотоблока «Каскад». Обсудив на проведенном в полевых условиях коротком военном совете создавшееся положение, мы единогласным голосованием постановили отогнать Голду в какой-нибудь из местных дворов на платную парковку, добраться на моём Рэйдере до пункта назначения, передать груз и вернуться назад в этот поселок для доставки пострадавшего на рентген и операционный стол.
И вот сидят двое из ларца, одинаковые с лица, грязные, чумазые и немного ошалевшие, и пытаются каким-то образом завести не очень-то, если разобраться по-существу, сильно пострадавшую Голду, и никак не могут сообразить, почему же она не работает. Открыли крышку бензобака – вроде наполовину полон. Либо, на взгляд пессимиста, пуст – но тоже наполовину, что открывает некоторые приятные перспективы. При повороте ключа зажигания будто бы слышны какие-то щелчки, из чего вытекает вполне логичный вывод, что электропитание имеет место быть.
Тут меня слегка озарило. Когда-то, где-то на одном из мотофорумов, наткнулся я на умное инженерное решение, специально разработанное для выключения двигателя мотоцикла в случае его падения. Оно и понятно, масло в лежащем на боку мотоцикле перетекает из поддона куда-то в боковые полости, масляный насос начинает работать вхолостую, двигатель испытывает масляное голодание и выходит из строя. А решение до смешного примитивное – в систему электропитания встраивается обычное реле наклона, которое при превышении заданного угла размыкает цепь и обесточивает катушки зажигания. Нет вспышки – нет жизни, байк на некоторое время слегка засыпает и начинает терпеливо ждать, когда его поднимут, поставят относительно вертикально и снова заведут.
