В то время я расставалась с парнем, с которым встречалась пять лет, ради другого парня, с которым тоже потом рассталась. Тогда я искала справедливость, любила говорить о политике на жутко-дилетантском языке и верила в то, что мне когда-нибудь повезёт. Сейчас я знаю – справедливость аршином общим не измерить, от любых политиков меня подташнивает, а верю я в простые вещи – что лето придёт, например. Или вот ещё в такую фразу: «Ищите и обрящете».

Ну да ладно. В газете лежит бабушка, точнее – две её фотографии. Какой это год? Непонятно. На одном фото бабушке лет сорок, а может, пятьдесят. Если бы фотография была предметом искусства, мама несчастного школьника, которому задали на дом сочинение, написала бы: «Изображённая на портрете ыяженщина сидит вполоборота, улыбаясь по-джокондовски. Чуть проступающие линии морщин на лбу, глаза спокойные и немного прикрытые. Волосы вьющиеся, тёмные, обрамляют лицо. От портрета веет умиротворённостью и женской силой. Она ещё привлекательна, красива, хотя её красота ускользает». Интересно, какую бы тональность приобрело описание, если бы мама школьника узнала, что фотографировали бабушку на заводе, где она, стахановка, получала героя труда? «Волевые черты лица, уверенный взгляд в коммунистическое будущее. Белый воротничок, приподнятый над тёмной жилеткой, подчёркивает нравственную чистоту».

На другом фото бабушка старше. А значит, лицо больше и квадратнее. Глаза смотрят прямо, загадок не загадывают. В старых фильмах женщины с такими лицами работают в колхозах. Волосы жёстче и послушнее. Губы тоньше и накрашены ярче. От носа и губ вниз – конусы морщин. На шее – две складки, как ниточки бус. Под серым макинтошем – то ли блузка, то ли халат в белый горох. Всё лицо освещено софитами времени. Вспышка. Затем темнота.

Что там ещё, в бабушкином комоде? Три листа А4. Можно подумать, что бабушка изучала язык глухонемых – на листках изображения жестов. Но нет, это не словарь сурдопереводчика. Соединённые в кольцо большой и указательный палец – не «окей» иностранца, а гиан мудра – мудра знания. Мудра раковины, коровы, ветра, неба – бабушка любила сидеть на кровати утром и вечером, с закрытыми глазами и по-особому сложенными пальцами. Она верила, что можно с помощью таких жестов лечить душу и тело. Может, поэтому она говорила, выходя из подъезда, дворнику, соскребающему с асфальта лёд: «Бог в помощь». Всегда с улыбкой, тут же получая её обратно. Может, поэтому была так ласкова со мной и с сестрой?

Бабушка увлекалась альтернативной медициной, с её учением о стихиях, аюрведой, дыхательными упражнениями, мудрами, припарками, компрессами, настойками и тэдэ. Возле кровати всегда лежали лунные календари, газета «Рецепты здоровья», какая-нибудь книга с названием типа «Тайные знания». Лечила она и меня – руками. Когда мой нос не дышал или горло раздирало от кашля, я садилась на стул, а бабушка смазывала руки маслом с запахом камфары или эвкалипта и начинала массировать нос, уши, горло, лоб. Во время массажа было нельзя отвлекать её разговорами – она шептала молитвы. Какие – не знаю, до меня доходили только обрывки шелестящих слов. Выпрашивала у Бога здоровья рабе Марии. Через пару дней болезнь уходила.

Теперь я и сама знаю точки, на которые она нажимала, вот только любви в бабушкиных руках было больше, чем в моих, хотя были они на ощупь черствее. Может, всё дело в мудрах?

Трудовая книжка тёмно-советского кондового цвета. Серо-фиолетово-чёрного, наверное, так. В верхнем левом углу четыре большие буквы и четыре точки. Над буквами – герб, с уже неразличимыми, но ещё угадываемыми серпом и молотом. Забавно, что слова «косить» и «забивать» приобрели совершенно иное значение. Словно русский Иван-дурак понял, что трудовым подвигом на полцарства не заработать – слишком уж царство большое – и снова лёг на печь, до тех пор, пока с мечом не придут, вот тогда он встанет. Но чтобы эту мысль понять, надо было, чтобы кто-то попробовал её опровергнуть. И вот я держу подклеенную обложку с трещинами, как на стенах зданий, которые ремонтировать уже никто не будет. Откроем. Дата заполнения – 15.Х. 1958. Шестьдесят три года этим листкам. Год рождения – 1933. Профессия – киномеханик.

Приволжская ж.д. Саратовское отделение. Принята уч. стрелочника (Х.1958). Назначена младшим стрелочником (ХI.1958). Никогда она об этом мне не рассказывала. Словно и не сидела в будке, не очищала рельсы от снега, не наблюдала, как туда-сюда тянутся поезда, оставляя за собой пронзительный крик и облако дыма. Однако уже в следующем году бабушка зачислена мойщицей-уборщицей в 7-й автобусный парк. Она говорила об этом так: «Дед всё недовольный был. Когда киномехаником работала, приходила поздно, а он ревнивый был, ужас. Вот и пришлось пойти автобусы мыть: там от звонка до звонка – и домой». Видимо, и там она проработала недолго – с 1959 по 1962 – если учесть, что моя мать родилась в 1961. Затем дет.сад при исполкоме, зачислена няней (1963), переведена на должность воспитателя (1966-1967).

Я никогда не ходила в садик – в то время (девяностые) бабушка могла сидеть со мной дома. Мама же уезжала до того, как я просыпалась, на работу в Москву и возвращалась поздно вечером, и мы с бабушкой ходили её встречать. Это было хорошее время – мы смотрели мексиканские сериалы, и я верила, что живу в Гвадалахаре, а не за МКАДом. Бабушка выполняла свои воспитательские обязанности профессионально – видимо, сказалось то, что она работала в детском саду – читала со мной, играла в прятки, в автобус, в магазин, в таблицу умножения, давала лепить из теста пирожки.

Рабочая склада. Шлифовщица, склейщица, прессовщица, литейщица цеха три. Уволена в связи с переходом на пенсионное обеспечение. Три нерабочих года. Продавец кваса на летний период. Младший продавец розницы. Уборщица. Кондуктор. Санитарка. Медрегистратор справочного бюро. Я совсем не знаю её рабочей завода, однако помню её кондуктором и свою радость от того, что можно было сесть в автобус, а там – бабушка. Ходит, держась за поручни, покачиваясь, и собирает деньги в большую чёрную сумку на поясе. Потом достаёт ленту билетов и отматывает нужное количество. Кто-то не берёт, шепчет: «Мне две остановки, билет не нужен» (возможно, счастливый?). Тогда бабушка отдаёт его другому пассажиру. Тот кладёт его в карман, или скатывает бессмысленными пальцами и засовывает между сиденьями, или просто бросает на пол, где он сразу же размокает в луже, принесённой на сапогах.

Последние одиннадцать лет бабушка работала в онкологическом центре в регистратуре. Отвечала на звонки приговорённых больных, всех утешала, за всех переживала, а потом рассказывала мне на ночь по-настоящему страшные сказки про раковых пациентов: стариков, девушек, женщин и мужчин с детьми, грудничков, про всех-всех-всех. Некоторые привязывались к её живой душе и потом звонили на городской, спрашивали и рассказывали о здоровье. Возможно, и сейчас, спустя три года после её смерти, кто-то пытается позвонить, но проводной телефон отключён, связь с прошлым разорвана.

«За добросовестный труд, образцовое выполнение служебных обязанностей, чуткое и внимательное отношение к пациентом объявлена благодарность» – отметка в начале 2016, а в конце года бабушка уволится и уже почти не будет выходить из дома: «Восемьдесят три года, пятый этаж, давление двести. Падаю я. Боюсь не поднимусь потом. Надо было, когда квартиру давали, на первый этаж соглашаться».

На первом этаже живёт Ванечка, сын взъерошенной женщины, взрастившей его запахом перегара. Бабушка каждый день, возвращаясь с работы, подзывала Ванечку к себе и вручала Альпен Гольд, подаренный благодарным за чуткое и внимательное отношение пациентом. Когда она перестала выходить из дома, мальчик ушёл в армию, а вернувшись, узнал, что бабы Маши уже нет на свете. Если Ванечка (уже не мальчик, а накачанный, смугловатый парень с дерзким взглядом) видит тяжёлые сумки у меня в руках, он всегда выхватывает их у меня и доносит до двери.