Наступила звенящая тишина, которая, захватив Кару, закружила, затягивая в единственно правильное, но отвергаемое всей Душой окончательное решение.

– Вы не посмеете, – закричала она, вырываясь из тишины. – В чём виноват этот больной ребёнок? Разве потерянных жизней нашего доблестного рода недостаточно, чтобы последняя из нас ушла в Рай, не принеся вам пользы?

– Благодаря этому решению, ваш доблестный род, не исчезнет, а будет продолжен, – сказал председатель Комиссии, улыбаясь Сафе.

Кара, застыв на месте, смотрела вслед покидающий колонный зал Чрезвычайной Королевской Комиссии, а потом, посмотрела на улыбающуюся Сафу и в первый раз обняла внучку. Что-то горячо обсуждая, они покидали Королевский Дворец и если бы кто-то прислушался к их разговору, то услышал, как девочка в рифму мычит, а сопровождающая её дама, повторяет:

– Это не мы, это нам никто не нужен, Сафочка!

Глава 4. Огненный Шарик

Прошёл почти год, в течение которого Кара обращалась к самым известным педагогам, но после первого же урока все заявляли, что девочка совершенно не обучаема. Она пригласила лучших мастеров, художников, декораторов, и для своей Сафочки с нежной заботой оборудовала детскую комнату, не иначе, как для принцессы, но Сафа ни за что не согласилась переселяться из кабинета библиотеки и Кара не настаивала.

– Пусть будет всё, как хочет Сафочка, всё, что не вредит её здоровью, я позволяю, – говорила она, поучая прислугу.

И вот, девочка теперь могла гулять по всем залам и галереям огромного, ручающегося за свою надежность фамильного дома. Выходить в манящий сочным ароматом сад, где она любила лежать на пушистой траве, и складывать мысли в слова, а слова в стихи, или смотреть на пролетающие облака и то разгадывая, то загадывая их, наблюдать за тем, как они, меняясь, превращаются в задуманное, а если облака не летали, а падали, Сафа собирала их в специальные спасательные баночки, из которых они, потом, сами возвращались на небо.

Иногда в сад залетал ветер, он был так силён и так скромен, так весел и так воспитан, что, зная всё, обо всём, старался оставаться незамеченным и привлекал к себе внимание, только тогда, когда приглашал на танец. Его любили все. Каждая травинка, каждый цветок, каждое дерево хотели танцевать с ним и, если он приглашал Сафу, она тоже пускалась в пляс, но большую часть времени девочка по-прежнему проводила в библиотеке. Сафа чувствовала себя безгранично огромной и бесконечно пустой. И эта расширяющаяся пустота, не просто стремилась к заполнению, она каждой своей точкой просила, кричала и требовала этого, будто спасаясь от самой себя. И то ли достигнув такой скорости чтения, то ли просто перелистывая страницы, Сафа закрывала одну книгу и открывала другую, закрывала её и открывала следующую.

Тем временем приближался очередной праздник Отчаяния, и Кара получила приглашение для своего маленького Ангела на праздничную яблоню, устанавливаемую ежегодно для детей во Дворце Королевы Лилит. Она приказала немедленно заложить карету и потеплее одеть Сафочку для прогулки. Спустя четверть часа, испуганная няня растерянно докладывала, что девочка не хочет одеваться, и вообще ничего не хочет, как только сидеть и смотреть на окно.

Дождавшись, когда Сафа досмотрит, как мороз выводит на стеклах узоры и зарисует их в альбом, Кара сама одела внучку, и они отправились в магазин карнавальных костюмов. Из всех предлагаемых нарядов – воздушных снежинок, сверкающих принцесс, порхающих разноцветными крылышками бабочек, Сафа – маленькая и хрупкая, как прозрачная тростинка, выбрала не первый год, ждавший своего покупателя, уже без надежды на встречу с ним – картонный костюм Яблока. Даже, восторженный и красноречивый продавец, откровенно восхищенный своим товаром, когда увидел, вышедший из примерочной, на тоненьких ножках огромный красный шар – не найдя слов, только и смог что вымолвить:

– Ну… – и поджал губы.

А Сафа радостно прыгала перед зеркалом, тряся зелёным листиком на сползающей до носа шапочке.

В сияющем, хрустальном зале, для торжественных церемоний Дворца Королевы Лилит, стояла огромная, украшенная игрушками и сверкающая огнями яблоня. Перед началом представления, дети, умиляя родителей, читали под ней стихи, пели песни, а потом вешали своё яблочко на дерево и Адам с Евой, дарили им чудесные подарки.

Сафа, тоже побежала в круг и, открыв рот, смотрела на завораживающее её действие, а когда очередь дошла до неё, растерялась, но дети вытолкнули Яблочко из круга, и она оказалась под нарядным деревом.

Адам что-то говорил, Ева ласково улыбалась, держа в руках подарок – переливающийся всеми возможными цветами Огненный Шарик. Сафа никогда не видела ничего прекрасней и волшебней. Больше всего на свете, ей хотелось прикоснуться к нему.

– МЫ, – произнесла она еле слышно, протягивая руки к шарику.

Ева что-то сказала ей, так же ласково улыбаясь.

– МЫ-МУ, – повторила Сафа.

Все замерли.

– МЫ-МУ, – продолжала она, выглядывая из-под шапочки на Еву, и её стихи утонули в детском хохоте.

Родители пытались сдерживаться, но без умолку выразительно мычащее Яблочко, довело и их до истерического хохота. Все, корчась от смеха, держались за животы, глядя на Сафу, которая, закончив читать свои стихи, безрезультатно пыталась залезть на яблоню, а потом, радуясь тому, что всем весело, начала летать, семеня на носочках вокруг дерева, плавно взмахивая руками, то и дело вдохновлено закрывая глаза. Народ кричал и плакал от смеха. Этот полёт прервала бабушка. Разорвав круг, она подбежала к Сафе, и они сопровождаемые визгом и стонами покинули Дворец.

В эту ночь, оставшейся без волшебного Огненного Шарика Сафе, приснился сон, будто бы она в ярком саду. Деревья с румяными плодами сверкали, отражая солнечные лучи. Цветы небывалой красоты оживали, превращаясь в трепетно порхающих бабочек, которые так плавно взмахивали блестящими веерами своих крылышек, что казалось, не летали, а плыли по воздуху, развивая волнами разноцветное сияние. Серебрилась колышущаяся трава, где-то весело пел ручеек. Всё было настоящим, но каким-то волшебным – по-настоящему волшебным, потому что не просто переливалось всеми цветами радуги, как Огненный Шарик, а дышало этим сиянием. Оно звучало в жужжании пчёл, журчало ручейком, раздувалось теплым ветерком, наливалось сочными плодами, распускалось чудесными цветами. Это сияние было живым – оно и было жизнью. Им наполнялось, окутывалось и пронизывалось всё в этом ярком саду.

Сафа гуляла, любуясь чудесным садом и вдруг, увидела маму, сидящую под большим деревом у ручейка. Она кинулась к ней, упала на её колени и крепко держа, закричала:

– Мамочка, только не уходи! Никуда не уходи больше от меня! Никогда!

Рава поцеловала кудрявые рыжие волосы дочери, а потом взяла её на руки, укутала своей шалью, как маленькую и запев колыбельную стала качать. Так они сидели долго-долго. Укаченная Сафа, уснула во сне у мамы на руках, и приснилось ей, что этот чудесный яркий сад, находится в Огненном Шарике, который держит в руках улыбающаяся Ева, хочет его дать Сафе, но почему-то не даёт. И уже идёт бабушка Кара, которая сейчас возьмет за руку и уведёт навсегда от Огненного Шарика. Сафа вздрогнула и проснулась. Она так же лежала в объятиях Равы, которая смотрела на неё и улыбалась.

– Мамочка, ты есть!

– Да Сафочка, – отвечала Рава, любуясь дочерью.

– Мамочка, я тебя так люблю! Давай, никогда больше не будем расставаться. Я никогда-никогда тебя не оставлю, и ты не уходи больше никуда. Давай так?!!

Рава поцеловала и прижала к себе дочь. Сафа облегченно вздохнула, и ещё крепче обняла маму.

– Мамочка, а мы теперь будем жить в этом волшебном саду?

– Нет, Сафочка.

– А почему? Здесь так красиво, давай будем жить здесь.

– Я не могу жить здесь, Сафочка.

– А где ты можешь жить?

– Я не могу…

Сафа не услышала окончание фразы, потому что подул сильный ветер. Он был таким горячим, что обжигал, не давая вздохнуть. Рава прятала ребёнка в ветхую шаль, через которую Сафа видела, что бабочки и цветы, жалобно крича, лопаются. Голые деревья со сморщенными плодами тлеют, шипящий ручеёк растаял облаком пора, оставив растресканным тоненькое русло. Мать, спасая ребёнка, накрыла Сафу собой, девочка лежала, прижатой к горячей земле и когда пламенеющий ветер сорвал шаль, она увидела, что мамы нет.