Мария окончательно замёрзла и возглавила праздношатающуюся процессию собратьев по науке, значительно ускорив шаг к желанной цели. В кармане завибрировал телефон, замёрзшие пальцы почти не слушались, и она свернула в один из бутиков, задев при входе многочисленные колокольчики, подвешенные на нитях и возвещающие о присутствии посетителя. На проводе снова была Москва.

– Я слушаю, – тревога росла в груди по мере того, как извещающий её абонент подробно объяснял причины отключения больного отца от приборов, поддерживающих обеспечение его жизненных функций.

– Мне очень жаль, – заключил далёкий голос.

– Подождите, вы можете перенести это на завтра? – голос Марии дрожал, сдерживая рыдания, рвущиеся наружу.

– Конечно. Бригада реаниматологов приедет к одиннадцати утра по Москве. Кто-то встретит нас?

– Да, это будет мой помощник. Я не смогу вернуться к этому времени.

– Я всё понимаю, у него будет ровно полтора часа на операцию до приезда эксперта по заключению о смерти. Надеюсь, и вы понимаете о степени ответственности? – ровный голос убаюкивал, не позволяя ей расплакаться.

– Он успеет, это профессионал в своём деле. Насколько надёжен эксперт?

– Мы в нём уверенны не меньше, чем вы в своём помощнике. Я не могу выразить вам свои соболезнования, примите же мои сочувствия. Прощайте.

Мария посмотрела в заплаканное дождливое окно и тихо заскулила. Она попыталась закрыть глаза, но нахлынувшее головокружение едва не свалило её с ног, заставив ухватиться двумя руками за оконную решётку.

– Frau, ihnen geht es schlecht? Вам плохо?

Хозяин лавки подошёл к Марии и участливо поинтересовался, может ли он чем-то помочь гостье.

– Nein, danke, всё хорошо, – она попыталась улыбнуться, – я сейчас уйду.

– Что вы, – он замахал руками, – я вижу, что вы совсем замёрзли. Могу ли предложить чашечку кофе?

– Спасибо, – Мария огляделась по сторонам.

– Идёмте за мной, – мужчина приподнял планку, пропуская её вперёд и указывая на небольшой столик у окна, – присаживайтесь, пожалуйста. Сейчас я сварю нам кофе и вам станет значительно теплее.

Через несколько минут он вернулся, неся в руках джезву и две маленькие фарфоровые чашки. Напиток был крепким и несладким, однако быстро привёл её в чувство. Хозяин лавки внимательно смотрел в её лицо.

– Вы не местная. У нас в Вене много красивых девушек, но ваше лицо отличается, оно attraktives. Когда вы плачете, слёзы смывают вашу привлекательность, – он протянул ей хрустальный колокольчик на длинной серебряной нити. – Когда вам будет плохо, позвоните. И не смейте сомневаться, это работает.

Мария потрясла хрупким прозрачным сувениром и улыбнулась, тонкий язычок колокольчика выдал забавную нежную трель:

– Спасибо, я зайду к вам ещё?

– Конечно, мой магазинчик работает без выходных, буду только рад новым встречам.

Рольф встретил её в дверях, помогая раздеться и суетясь в поисках домашних угги. Он оставался в квартире, чтобы подготовить выступление на заседание секции, от которого во многом зависело, будет ли продолжено финансирование проекта, близившегося к завершению. Не хватало, пожалуй, самого главного: практический опыт на человеческом органе по причине отсутствия донора так и не был осуществлён. Всё, что доставлялось после дорожно-транспортных происшествий или гибели в результате несчастного случая, было деформировано, либо непригодно к исследованию по ряду уважительных причин. Они уже несколько раз просили перенести их презентацию, но время командировки таяло, форум пересёк свой экватор, оставляя позади научные неудачи и лаская в лучах славы прорывные проекты, об успехах которых начали трубить не только австрийские газеты.

– Рольф, ты сегодня летишь в Москву, – с порога заявила Мария, бросаясь к компьютеру, чтобы заказать билет на ближайший рейс. – Собирай инструментарий, всё остальное ты найдёшь в моём кабинете. Единственное, что тебе придётся купить на месте в медтехнике, это стеклянный контейнер с гидрозатвором, не тащить же его отсюда.

– Ты хочешь сказать, что в Москве нам приготовили донора? А вдруг там тоже самое? У последнего было непригодное мозолистое тело, как я могу при визуальном осмотре обнаружить такой дефект. Это риски, Мари, и потом, кто будет редактировать твоё выступление, назначенное на послезавтра? Они больше не будут идти нам навстречу и снимут презентацию с повестки симпозиума.

– Я остаюсь в Вене и сделаю всё сама. За донора не переживай, его мозг в полном порядке. Это мой отец.

Рольф застыл у двери с тапками в руках, которые он хотел предложить хозяйке квартиры:

– Ты шутишь? Ты хочешь, чтобы я трансплантировал мозг твоего отца?!

Мария молчала, она уже приняла решение, и её мысли были далеко от места назревающего спора, нужно было оперативно решать множество организационных вопросов, начиная с погребения и заканчивая … Она не видела конца тому, что ей предстояло впереди.

Рольф продолжал стоять у двери, примеряя в замешательстве её угги на собственные ладони:

– Знаешь, Мари, мне думается, что это не лучшая затея. Я, конечно, поеду, всё-таки для меня твой отец всего лишь донор, объект для эксперимента. Ты всё хорошенько взвесила?

Мария молчала, ещё немного и она пошлёт всех к чертям собачим.

– Рольф, ты знаешь почему я из всех претендентов на должность ассистента выбрала тебя?

Помощник потупился, переминаясь нога на ногу, потом прошёл и присел на краешек софы:

– Знаю, спасибо тебе Мари.

– Ответь, коли знаешь! – она повысила голос, напротив, поднимаясь со стула и шагая к выходу. Мария не сомневалась, что в числе своих преимуществ перед иными претендентами её помощник назовёт отличное знание русского языка, академическое образование по трансплантологии, практический опыт работы в области биокибернетики. Её не удивило бы, если сидящий перед ней сотрудник в числе прочих весомых причин, повлиявших на результат отбора, обозначил способность пения с быстрым переключением голосовых регистров, как это умеет делать Рольф, чередуя грудные и фальцетные звуки, радуя Марию в редкие минуты отдыха своим талантом.

– Потому, что так звали твою собаку, – он поднял на неё свои глаза. «Боже мой, её невозмутимый Рольф готов заплакать?»

– Что?! Что ты сказал? – Мария опешила, не ожидая подобного ответа. – Откуда ты это знаешь?

– Я посмотрел видеозаписи, которые ты часто пересматриваешь. Файл был на рабочем столе в общем доступе. Мне кажется, что я не совершил ничего предосудительного. Ты сердишься на меня, Мари?

– Что ты такое говоришь, Рольф? Как я могу сердиться на своего самого близкого друга и помощника, ведь ты за всё время нашей дружбы и сотрудничества ни единожды не подвёл меня, – она присела к нему на софу и обняла за плечи. – Ты прав, я отдала тебе предпочтение при всех равных, потому что ваши имена совпадали. Надеюсь, что это тебя не обижает?

– Нет, – он погладил её по волосам, – отодвинься от меня, пожалуйста. Или ты думаешь, что тирольцы не мужчины?

– Рольф, настоящие учёные мужи не отвлекаются на такие мелочи, как флирт или секс. Если у тебя возникают напряжения, ты можешь пойти и снять их в известное заведение через два квартала от места, где мы живём, – Мария не отодвинулась, а ещё сильнее прижалась к помощнику.

– Ты меня неправильно поняла, – попытался оправдаться Рольф. – Просто твои волосы пахнут приятно, мне пришлось перенюхать все пузырьки с шампунем, но такой запах не обнаружился. Я лучше сам отодвинусь от тебя, а то у меня кружится голова.

– У нас действительно была собака, которую звали Рольф. Родители купили её для меня на день рождения, но быть вместе мы могли всего лишь два года. Потом я уехала учиться и навещала пса только тогда, когда приезжала домой на короткое время. Отец рассказывал, что за день до приезда Рольф усаживался на крыльцо и ждал меня. Как он это чувствовал, никто не понимал. Собака прожила вместе с нами долгие семнадцать лет. Два года назад мы похоронили его в дальнем углу сада под старой яблоней. Папа соорудил там скамейку со столиком, иногда я приезжала в гости, и мы шли проведать нашего Рольфа, подолгу вспоминая забавные эпизоды из нашей дружбы.