– План изменился в день твоего побега! Если бы ты не выключила телефон или хотя бы прочла наши сообщения, то тоже была бы в курсе! Зачем ты поступила так с нами?

– А наша армия? Солдаты? Они же все погибнут?

– Всё должно быть максимально правдоподобно. Это наша жертва. Во имя всеобщей победы! Нет другого выхода, понимаешь?

Нет, я не понимала! Я ни хрена уже не понимала! Разве так можно делать? Уничтожить одним ударом миллионы людей и выжечь огромный кусок планеты навсегда, чтобы просто ввести войска в Кижи? Они там с ума посходили?

– Бомбить будут с воздуха? – зачем-то уточнила я. Хотя была ли разница? – Или у нас есть камикадзе?

– Воздух контролируют берлессы… Когда мы начнём наступление с востока, и отвлечём повстанцев Грэя, специальная группа захватит АЭС и произведёт взрыв.

Всё равно в это не верю! Мне нужно срочно связаться с Андре! Пусть от лично скажет мне правду!

Мой телефон был в рюкзаке, поэтому мне нужно было вернуться за ним в палатку. А перед этим закончить разговор с Марселем, потому что я не хотела разговаривать с отцом в его присутствии.

Марсель от меня не отцеплялся. Он настаивал на том, чтобы выехать из лагеря немедленно. Вот это срочность!

Я не осознавала до конца всю серьёзность положения. Взрыв, масштабы катастрофы и смерть я видела только в роликах на Ютюбе. Вот мне и казалось, что атомный взрыв – это что-то из области фантастики. Гораздо важнее для меня было выяснить, правду ли говорит мой жених.

Если это правда, значит, мой отец – палач, каких поискать! Гитлер во плоти! Я любила отца так сильно, так безоговорочно, что меня рвало на части от этой ситуации. Скорее всего, Марсель навёл на меня жути для убедительности, вот и всё.

– Утром поговорим. Мне надо подумать. – пыталась отвязаться я от Марселя.

– Да ты с ума сошла? Какое утром?

Он схватил меня за плечи и грубо встряхнул.

– Пусти! Мне больно! – зашипела я на парня, и он разжал руки.

У Марселя был такой безумный взгляд, что я невольно отпрянула от него. Никогда его таким не видела!

– У тебя час, чтобы собраться и подумать! Я не собираюсь подыхать здесь вместе с тобой! Не смей болтать об этой операции, иначе тебя вздёрнут, как предателя Фрогии!

Парень ушёл в сторону лагеря, и я поспешила следом.

Надо было немедленно поговорить с Бертой об этом. Я обязана была сообщить ей об опасности. Хотя бы ей! Она моя подруга, мой самый близкий человек здесь, даже не Марсель!

Почти бесшумно я пробралась в палатку, откопала свой телефон в рюкзаке, а потом разбудила Берту. Она нехотя оделась и взяла с собой камеру. Девушка даже в туалет ходила с ней, поэтому я не удивилась.

Я отвела сонную и не слишком довольную подругу вглубь леса и дословно рассказала ей о том, что поведал мне Марсель.

– Как думаешь, это правда? – спросила я её мнения об услышанном от меня.

– Знаешь, Анна, я уже ничему не удивляюсь, – горько усмехнулась она и закурила. – Давай позвоним твоему чокнутому папаше? Он нам всё растолкует.

– Что если это просто уловка, чтобы вернуть меня домой?

– Звони! Не уснём же теперь…

Несмотря на поздний час, папа взял трубку. Ставить на громкую связь было опасно, поэтому Берта прилипла ухом рядом с со мной, чтобы слышать разговор.

– Анна? Господи, Анна! – завопил отец, а на его фоне я услышала рыдания мамы.

– Привет, пап! – еле сдерживаясь, чтобы не зареветь, поздоровалась я.

– Как ты? Марсель сообщил, что нашёл тебя!

– Я в порядке, папа! Марсель наговорил мне ужасные вещи про атомную станцию! Это правда?

Мы с Бертой затаили дыхание, чтобы не пропустить ни слова, сказанного Андре, ведь от этого зависели наши жизни.

– Погоди, Анна, я выйду в коридор! – сказал отец. Чтобы мама не слышала нашего разговора, – догадалась я, и мне стало плохо. – Ты слушаешь меня, Анна? – через несколько секунд снова заговорил отец.

– Да.

– Я не могу рассказать тебе всего, мой телефон наверняка прослушивают берлессы, поэтому срочно, повторяю срочно, уезжайте как можно дальше от АС!

Значит, это правда. У меня затряслись руки. Я вся затряслась от бешенства и отчаяния.

– Папа, ты понимаешь масштабы этого шага? Ты должен это остановить! Я знаю, что ты можешь!

– Нет. Всё уже решено! Я тяну время ровно до тех пор, пока ты не будешь в безопасности.

– Это же массовое убийство людей! Чем тогда мы будем отличаться от берлессов? Или Гитлера? Папа, пожалуйста…

– Это война! Так нужно, Анна! Торопись, мы ждём тебя дома!

Не в силах совладать с собой, я разрыдалась от бессилия. Мой отец – бессердечное чудовище? Ну а кто же ещё?

Берта, которая всё прекрасно слышала, обняла меня за плечи и судорожно вздохнула. Она тоже плакала. Даже моя смелая и стойкая подруга понимала, что надвигается горе катастрофических масштабов.

– Я никуда не поеду! – твёрдо и решительно сказала я. – Тебе придётся убить меня тоже, папа! Вместе с жителями Северо-Боровинска, сепаратистами и их маленькими детьми, вместе с берлессами и нашими солдатами!

– Анна, умоляю! Просто сделай так, как я прошу! Хочешь поговорить с мамой?

Это был запрещённый приём! Я была уверена, что мама способна уговорить меня на что угодно.

– Я остаюсь в Кижах! Погибну на своей родине, от руки своего отца. Я люблю тебя, папочка! Пока!

Я закончила разговор, а потом вынула батарею из смартфона.

– Ты серьёзно, Анна? Останешься? – снова закуривая спросила Берта.

– Я не хочу возвращаться во Фрогию! Я разочарована в своей стране и своём отце! Они меня предали, Берта, понимаешь? Предали!

Я уже рыдала в голос от боли и обиды. Всё, во что я верила, ради чего я приехала сюда, оказалось обманом, пустышкой. Страна, которая меня приютила и обогрела, будет пострашнее Берлессии, а люди в ней, хуже зверей. Но больней всего мне сделал отец. Я видеть его не могу!

Вся моя жизнь показалась мне бессмыслееной и глупой. Я же ради отца здесь! Ради своей страны!

Это было похоже на наебалово вселенских масштабов. Меня обманули, провели, как ребёнка, использовали в каких-то грязных целях. Андре весь мир хочет обмануть?

Смысла в моём существовании не осталось ни крупицы. У меня не осталось родины, не осталось семьи, не осталось идеалов, в которые я верила, которые пыталась отстоять и защитить.

– Посмотрим, как сильно любит меня папочка! – успокоившись, произнесла я. – Дай мне закурить, Берта?

Девушка угостила меня сигаретой и дала прикурить. Я закашлялась от дыма, дерущего глотку и меня начало тошнить, но я всё же скурила половинку сигареты.

– Я уеду, – через некоторое время сказала Берта, и я получила новый удар под дых. – Я жить хочу.

– Поезжай тогда с Марселем, – затушив окурок, решительно сказала я.

Мне было непросто произносить эти слова. Больше всего на свете я боялась оставаться в Кижах одна, но отступать было нельзя. Да и некуда. Я ещё не знала, что я буду делать в Кижах, но точно знала, что во Фрогию я больше не вернусь.

– Пойдём, найдём Марселя, и я провожу вас, – с упавшим сердцем сказала я.

Мы не успели ступить и шага. Небо, что мы могли видеть через кроны деревьев, осветило ярко-жёлтым светом, а потом послышался оглушительный свист.

– Ложись! – заорала Берта, увлекая меня за собой на землю.

Первые взрывы были не столько разрушительными, сколько неожиданными и пугающими. На лес пришлось несколько снарядов, а вот в самом лагере рвало и рвало без остановки. Мы с Бертой вжались в землю, закрывая голову руками, как нас учили на инструктаже военкоров.

Меня сильно оглушило. В голове стоял шум, сердце дёргалось, как пойманная синичка.

Мы вышли из палатки, как были. Шлемы и бронежилеты остались там, как и мои видеокамеры, как и все наши вещи!

Я пыталась глубоко дышать и представить, что иду через поле пшеницы, трогая колосья руками, судорожно вспоминая рекомендации психолога, по подавлению панической атаки.