Хас-Магомед, помня старую привычку, принялся охотиться в родных горах. Часто он брал с собой на охоту и брата-близнеца Мансура, учил его разнообразным премудростям, которые постиг в лесной жизни. Мансур стал собраннее, увереннее и внимательнее за эти годы. Будучи когда-то неразлучны, они быстро восстановили прежнюю связь и доверие между собой.

Однажды, забредя совсем глубоко в чащу, они сделали стоянку у реки и решили задержаться там, порыбачить. Из наловленной рыбы они варили уху на костре, находясь в том настроении, когда всё казалось прозрачным, одухотворённым, когда на сердце было чисто, легко и не было иного желания, кроме как желания думать. Они пришли к такому взаимопониманию к тому времени, что могли долго молчать друг с другом и никого из них это не стесняло. Напротив, в такой тишине ещё больше крепла братская дружба.

– Отец говорит, что мне пора жениться, – вдруг нарушил тишину Хас-Магомед.

– Женись, – хохотнул Мансур. – Есть кто-то на примете?

Хас-Магомед долго не отвечал, а потом стал тихо и заунывно напевать песню о девушке, которая встретилась юному воину у реки, покорила его сердце, затем исчезла из его жизни. Он странствовал и ни на минуту не забывал о ней, поминал её в каждой молитве и просил у всемогущего Аллаха, чтобы она была счастлива и чтобы однажды они вновь встретились. Песня кончилась так же внезапно, как и началась.

– Её зовут Айшат, – объяснил Хас-Магомед. – Я сочинил эту песню для неё.

– Так почему же поёшь мне, а не ей? – полюбопытствовал брат.

Хас-Магомед задумался и решил, что Мансур прав. Пришла пора спеть эту песню Айшат.

– Инша’Аллах! – резко воскликнул Хас-Магомед, сорвался со своего места, встал во весь рост, накинул бурку, вскочил на своего чёрного кабардинца и помчался в направлении, известном лишь ему. Мансур остался доедать уху у костра в одиночестве и смятении.

Хас-Магомед заехал домой, тепло простился с отцом и матерью, сообщив, что его зовут срочные дела, и скрылся из виду, несясь вдаль. Родители не знали, что и думать в тот вечер.

– Опять ушёл, – печально проговорила Зезаг, глядя вслед сыну, страшась, что предстоит прождать ещё шесть лет до следующей встречи с ним.

– Он скоро вернётся, – обнял её Асхаб. – Я чувствую, что нам больше не следует бояться за него.

– Я всегда буду бояться. И ждать, – ответила жена.

– Знаю, – вздохнул Асхаб.

Всю ночь скакал Хас-Магомед, спеша поспеть к утру. На рассвете он уже был в Наурлое. Нашёл саклю старого чабана Заура и прилёг в тени у дерева, дав отдых и верному коню.

Уже распевались птицы. Солнце начинало припекать. Прошёл примерно час, и случилось то, чего Хас-Магомед так томительно ждал – показалась хрупкая фигура Айшат вдали. У Хас-Магомеда всё упало внутри, сердце замерло, ноги подкосились от волнения. Девушка вышла на двор с кувшином. Ребяческий страх на секунду овладел им, но юноша сумел смирить его, вспомнив о том, что не боялся отправляться в самые опасные набеги, а значит, ему не следовало бояться встречи с девушкой. Ему стало и смешно, и стыдно.

Не дожидаясь, пока Айшат выйдет за ограду, Хас-Магомед опередил её и уже пробрался окольными путями к наурлоевскому роднику, укрытому тихой рощей. Когда она приблизилась, юноша решил – сейчас или никогда, всё или ничего, и вместо долгих размышлений и тяжёлых вздохов тотчас ринулся навстречу ей. Через мгновение он уже стоял подле неё. Она успела к тому времени набрать воды. А когда собиралась назад, обернулась и увидела Хас-Магомеда. Она чуть не выронила от испуга полный кувшин. Он стоял, не сводя с неё горящих глаз.

– Кто ты? – отшатнулась Айшат и побледнела, ибо не ожидала встретить у родника кого-либо, тем более молодого человека столь грозного вида.

– Я Хас-Магомед, – напомнил ей юноша, значительно изменившийся за шесть лет. – Ты не узнаёшь меня?

– Ты… ты вернулся? – едва вымолвила девушка, чувствуя, что земля уходит у неё из-под ног.

– Я дал слово, что вернусь, и я здесь. Из-за тебя.

– Ты приехал за мной? После стольких лет ты не забыл меня?

– Ты спасла меня, Айшат, исцелила. Я никогда не забывал о тебе. Я приехал не красть тебя, а просить твоей руки. Из уважения к тебе и к твоему благородному отцу я не сделаю ничего, что противоречило бы нашим древним адатам11. Скажи мне, согласна ли ты стать моей?

Айшат стояла в растерянности, не зная, что ответить и в то же время изучая новый облик когда-то спасённого ею мальчика. Это был уже не тот мальчик. Это был настоящий волк, порывистый и решительный, грозный и прекрасный.

– Клянусь Аллахом, – вновь заговорил Хас-Магомед, – я никогда не причиню тебе зла. Моя семья зажиточна, мой отец, как и твой – благородный и твёрдый человек. Я и сам не беден, я могу очень многое, но дело даже не в деньгах. Если ты согласишься, то я сделаю всё, чтобы осчастливить тебя и чтобы твоя семья забыла о всякой нужде. Если тебя терзает хотя бы тень сомнения, если ты не чувствуешь ко мне того же, что годы назад, то я сейчас же уеду и больше не побеспокою тебя. Лишь дай мне ответ. Сейчас.

– Я тоже не забыла тебя, Хас-Магомед, и знала, что этот день наступит. Я выйду за тебя.

Её ответ окрылил Хас-Магомеда, вдохнул в его грудь новую жизнь. Он немедля простился с Айшат и отправился обратно в Хаккой, дабы сообщить семье о своём решении и согласии возлюбленной.

Прибыв в родной аул, Хас-Магомед застал в доме свою любимую сестру Аймани. Она приехала тогда со своим мужем Джамбулатом навестить семью.

– Где ты был, брат? – спросила она его.

– О, Аймани, – радостно вздохнул Хас-Магомед. – Как я рад видеть тебя! Как же хорошо, что я застал дома именно тебя!

– Почему же? – недоумённо улыбнулась сестра.

– А потому, милая Аймани, что мне потребуется твоя помощь. Я вскоре женюсь и хочу, чтобы ты сказала об этом матери.

– Женишься? Так скоро?

– Да, сестра, женюсь. Сам я, как ты понимаешь, не могу сказать родителям прямо, это противоречило бы всем обычаям. Передай матери, а она пусть скажет отцу.

– Я сделаю, как ты просишь, – согласилась Аймани, радуясь возможности помочь брату. – Но кто она, твоя избранница?

– Она – та, что вытащила меня из лап смерти. Благодаря ей я стою сейчас перед тобой. Не говори никому, кроме матери! Даже Джамбулату!

– Пусть он и муж мне, а сплетничать я с ним не собираюсь! – засмеялась Аймани.

На следующий день, когда Аймани осталась наедине с Зезаг, то шёпотом поведала матери о намерении Хас-Магомеда жениться на дочери чабана из Наурлоя. Мать передала эту весть отцу.

– Жениться на дочери бедного чабана из Наурлоя? – округлились глаза Асхаба. – Какой странный выбор. Чем же этот союз полезен ему?

– Её зовут Айшат, это ей мы должны быть благодарны за то, что наш сын вернулся домой живым, – объясняла Зезаг. – Вот и вся польза.

– А её отец, чабан… как, говоришь, его зовут? – спросил Асхаб, разглаживая окладистую седую бороду.

– Кажется, его зовут Заур, он сын Турпала, – промолвила жена. – Семья у них небольшая: он, три сына и дочь. Матери их давно нет на свете, сам он человек уже в летах.

– Тогда я понимаю, о ком идёт речь. Лично с ним не знаком, но я знал его младшего брата Асланбека, мы вместе сдерживали натиск русских, когда те наступали на Ведене. Немало дней провели с ним под пулями, не раз делили хлеб. Имам Шамиль его очень ценил. Судя по рассказам Асланбека, могу отметить, что Заур – очень добрый человек. Что ж, значит, если на то воля всемогущего Аллаха…

По старому обычаю Хас-Магомед в это время старался избегать встреч со старшими мужчинами своего рода. Он охотился в лесах вместе с Мансуром, коротал дни до тех пор, пока семьи не познакомятся друг с другом и пока отцы семейств не дадут свои благословения на женитьбу.

В отсутствие Хас-Магомеда и Мансура Асхаб собрал в доме Зелимхана, Салмана и зятя Джамбулата, мужа Аймани.

– Поезжайте в Наурлой, в дом чабана Заура. Познакомьтесь с его семьёй, передайте от нас наилучшие пожелания, узнайте, как они живут. Постарайтесь узнать о невесте побольше, только не переусердствуйте, держите себя достойно, – отчеканил Асхаб, подчёркивая каждое важное слово.