— Ну, что скажешь, старина?
— Этих эсэсовцев надо убивать, как бешеных собак! — тихо произнес потрясенный до глубины души Эрик.
В лесу нашли незамерзший родник, напились. Худ вдруг стал раздеваться.
— Ты что, — спросил американца Виктор, — сбрендил?
— Все тело чешется. — Эрик быстро разделся до пояса. — Никогда так долго не был я без ванны. — Он намочил носовой платок и стал, дрожа и постанывая от холода, тереть им грудь, руки, спину. — У нас такая баня называется баней шлюхи.
— Теперь и мне можно, — решительно объявил Виктор, когда Эрик оделся. — А ты посторожи.
Он, скинув всю одежду, крякнул и стал натираться снегом. Американец смотрел на него круглыми от изумления глазами.
— А это — партизанская баня, — Кремлев старался не слишком громко стучать зубами. Признаться, ему давно не приходилось обтираться снегом, но нельзя же было ударить в грязь лицом перед иностранцем, особенно союзником. Потом, одевшись, он быстро пошел вперед, чтобы согреться.
Арденнский лес был разделен на квадраты, каждая сторона которого равнялась километру. Опасаясь засад, они перебирались ползком через просеки — один прикрывал, другой полз. На просеках не было никаких признаков присутствия человека. Зато много было звериных и птичьих следов.
«Вот бы бесшумку сюда», — не раз вспоминал Виктор патроны с зелеными носами партизанской винтовки-бесшумки, которая позволяла им почти без звука снимать немецких часовых.
Вечером американские самолеты навесили над лесом огромные люстры светящих авиационных бомб. Калейдоскопически мельтешили тени деревьев, земля тряслась от взрывов. С сосен и елей падали тонны снега. По шоссе тянулись бесконечные колонны машин с выключенными фарами. Когда гасли осветительные ракеты, в лесу становилось темно и тихо, как в могиле. Но вскоре опять в поднебесье зажигались «рождественские елки», и снова рвались бомбы в лесу, и снова кружились в кошмарном хороводе тени Арденнского леса.
Взяв компас и трофейную карту, Виктор сориентировался при свете ракет: американцы бомбили за лесом деревню Буллинген, города Мальмеди, Ставелот, Аахен.
Виктор и Эрик несколько раз за ночь создавали панику на шоссе, обстреливая сверху, с холмов ползущую колонну. Перепуганные интенданты палили куда попало в темноту, а Виктор и Эрик, перейдя на новое место, снова открывали огонь по ветровым и боковым стеклам автомашин, по бензобакам, моторам. На одном повороте краутам пришлось тушить пожар, а затем убирать с помощью лебедки обугленные останки тяжелого грузового бюссинга. В другом месте «тигр» сметал с дороги намертво сцепленные в потемках грузовики с мостовым оборудованием.
Фельдмаршал Модель совещался с генералом Хассо фон Мантейфелем.
Ум у Моделя был аналитический, холодный, чуждый восторгам и прочим эмоциям. Взвесив все и вся, он разуверился в успехе плана Гитлера. Начать наступление немцы смогли. Но удастся ли им устроить противнику новый Дюнкерк? В это не верит Рундштедт. Старик устал и ни во что не верит. Ему под семьдесят, он называет «мальчиками-маршалами» Роммеля и Моделя, которым по 54. Роммель мертв. А он, Модель, тоже устал. Восточный фронт кого хочешь вымотает. Зато опыт этого фронта дает ему огромное преимущество над Эйзенхауэром, Монтгомери, Брэдли, Паттоном…
План фюрера был, может быть, гениален, если бы фюрер дал ему, Моделю, достаточно сил для его выполнения. Но сил этих нет и в помине. Их перемололи русские на Востоке. Их не заменишь пылом, рвением, энергией, жаждой славы. Значит, всех их ждут поражение и позор. Все идет прахом.
С каменным выражением лица слушал он бодрого, увлекающегося Мантейфеля. Барон еще год назад командовал дивизией, а теперь его армия тщится взять Брюссель!
— Фюрер прав! — говорил Мантейфель. — Это наш единственный шанс. Нокаутируем дядю Сэма и Джона Булля и тогда займемся на Востоке дядей Джо! Да, маловато у нас силенок. Давид против трех Голиафов! Фланги уязвимы, плохо с боеприпасами и горючим. Но ами мы крепко дали! Как они драпали! И сегодня мои люди захватили в плен группу воздушных десантников из восемьдесят второй дивизии генерала Гэйвина. — Мантейфель тяжело вздохнул: — Если бы только не их полное превосходство в воздухе. Мощные резервы в Англии и во Франции. А мы выскребываем донышко бочки. До Брюсселя я так же не дойду, как Дитрих до Антверпена. Четыре года в русской мясорубке. Но мы еще можем отсечь аахенский выступ!
— Даже наш план-минимум, — бесстрастно возразил Модель, пожевав бледные, тонкие губы, — обескровит нас. Надо было беречь силы для активной обороны, для защиты рейха на линии Зигфрида за Рейном…
— У меня с Дитрихом всего было восемьсот танков в начале наступления. Англо-американцы кричат, что у нас здесь больше танков, чем было на Курской дуге. Это пропаганда. Но почему-то ей верит наше верховное командование, хотя отлично осведомлено о наших действительных силах. Странный самообман, какой-то самогипноз. Нас уверяли, что горючего будет вдоволь — где оно, это горючее?
Модель молчал. Конечно, фанатизма еще много в войсках, это верно, да солдат пошел совсем не тот. Настоящие солдаты легли под Москвой, Сталинградом, Курском, Минском, чуть не на каждом километре необъятных русских просторов. Этого не понимает фюрер и не понимают его ближайшие советники, которые никогда не нюхали пороху: Кейтель, Йодль, Варлимонт.
— Я так и не получил обещанные резервы, — с раздражением заявил Мантейфель.
— Их никто из нас не получил, — пожал плечами Модель, — их пережевывает Восточный фронт.
— Мой сорок седьмой танковый корпус не имеет и трети положенных ему танков. Мне нечем прикрыть Бастонь. А Дитриху отдали почти тысячу парашютистов-десантников генерала Штудента… Лучшие части Штудента фюрер превратил в пехоту и заткнул ими опасные бреши все на том же русском фронте. Что касается группы подполковника фон дер Хейдте, переданной Дитриху, то ее выбросили не на рассвете, как просил Хейдте, а ночью, причем только треть транспортных самолетов вышла на правильную цель на перекрестке дорог Мальмеди — Ойпен — Вервье, где группа должна была выставить заслон против подброски пополнений американским войскам в Арденнах. Ночной прыжок дорого обошелся Хейдте. Падали в лес, при сильном ветре. Многие разбились насмерть или покалечились. Командиру удалось собрать всего человек триста — триста пятьдесят. Средний возраст парашютистов семнадцать с половиной лет. На перекресток он, Хейдте, так и не смог выйти.
Этот десант был лебединой песней парашютной армии генерала Штудента. Сначала закатилась звезда Геринга и его Люфтваффе, теперь — Штудента и его молодцов, которые могли достать дьявола из ада. В Бельгии они начали, в Бельгии и кончают…
— На дорогах грязь со снегом, — продолжал Мантейфель, — машины вязнут, а завтра мы опять окажемся наковальней под молотом их авиации…
Начал барон за здравие, а кончает за упокой. Этот скоро устанет. Бастонь ему вряд ли взять. Скорее позволит ами деблокировать окруженных там сородичей. А как только фортуна повернется к нему задом, то же сделает и фюрер.
— Если генерал-фельдмаршал не может мне ничем помочь, — вставая, тихо произнес Мантейфель, — мне придется обратиться к фюреру.
— Вы вольны это сделать. — «Он тебе поможет, держи карман шире».
Часов в одиннадцать вечера фельдмаршал Модель связался по рации с Гитлером в «Орлином гнезде». Он собирался твердо заявить, что наступление не увенчается успехом, да язык не повернулся. Он просил фюрера срочно прислать пополнение, чтобы развить успех, достигнутый под его руководством. Фюрер настаивал на захвате Бастони любой ценой, умалчивая о резервах, которых не было.
Зепп Дитрих безутешно сидел в подвале и прислушивался к взрывам огромных американских фугасов.
Карл Маркс сказал, что история повторяется дважды: сначала это трагедия, затем — фарс. Так было и с первым и вторым наступлениями вермахта в Арденнах.
Гитлер не хотел видеть, что его последняя карта бита. В своей западной ставке «Адлерхорст» — «Орлиное гнездо», расположенной в конце заброшенной с виду долины в одном-двух километрах от замка Цигенберг близ Бад-Наугейма, «первый солдат рейха» чувствовал себя теперь почти так же тревожно, как и в «Волчьем логове» — главной ставке, где его чуть не убил граф фон Штауффенберг. Но он прятал растущую тревогу за фасадом наигранного оптимизма. Фарс продолжался: Гитлер торжествовал иллюзорную победу в Арденнах вместе с вездесущим
