Ничем в этом вопросе не помогла и Екатерина Александровна — мать Алексея. Убитая горем женщина вообще не понимала, какое значение имеют эти права, когда ее Лешеньки нет в живых.
И вот оставался отец — Анатолий Петрович Гринкевич. Допрос его протекал тяжело. Туйчиеву казалось, что Гринкевич просто не слышит задаваемых ему вопросов, взгляд его иногда становился отсутствующим, он словно задумывался о чем-то далеком, поразившем и подчинившем себе. Он часто переспрашивал Арслана, повторял последние слова следователя, пытаясь вникнуть в их смысл, и за весь допрос так ни разу и не посмотрел прямо в глаза.
— Как сын получил права? — опять переспросил Гринкевич. — Учился и получил.
— Где учился?
Воцарилось молчание, наконец Гринкевич, повторив вопрос, ответил, глядя куда-то поверх головы Туйчиева:
— Не знаю точно. Скорее всего в какой-то автошколе.
— В какой же?
— Не могу сказать, — замялся Гринкевич.
— Анатолий Петрович, приобретая машину, вы имели в виду, что управлять ею будет сын? Или у вас имелись права?
— У меня нет прав. Конечно, машина предназначалась для Леши. Он так хотел... — Гринкевич опустил голову.
— В таком случае вы должны были подумать о правах. Насколько мне известно, устройство в автошколу сопряжено с определенными трудностями... Вы, разумеется, интересовались этим?
— Да, то есть вскользь... — волнение Гринкевича не прошло мимо внимания Арслана.
— Поясните, пожалуйста, что значит — вскользь.
— Что значит — вскользь? — пытаясь скрыть растерянность, перепросил Гринкевич. — Просто спросил кого-то из сослуживцев, имеющих машину.
— У кого конкретно вы, надо полагать, — не помните? — усмехнулся Арслан. — А знали ли вы, что обучение в автошколе платное?
— Да, да, — рассеянно ответил Гринкевич, и опять на его лице появилось отсутствующее выражение.
— Как же был решен финансовый вопрос? Вы дали сыну деньги? Сколько?
— Да... Вообще, — нет. Леша сказал, что он сам заплатит, у него есть накопления. Он из зарплаты всегда оставлял себе сколько-нибудь денег, а остальное отдавал матери.
— Сколько же он заплатил?
— Не знаю, — растерянно произнес Гринкевич.
— Кстати, Анатолий Петрович, не смогли бы вы объяснить, что за деньги имелись у сына в момент гибели?
— Деньги? Какие деньги?.. Ах, да, конечно... Ничего не могу сказать по этому поводу, — произнес он.
— Между прочим, сумма приличная — пятьсот рублей и в банковской упаковке. Это его накопления?
Гринкевич словно не слышал Туйчиева, он низко опустил голову, закрыв лицо руками, плечи его начали вздрагивать от сдерживаемых рыданий, и он беспрестанно отрывочно повторял:
— Я виноват... Я во всем виноват...
Когда он наконец успокоился, Арслан попытался выяснить, в чем заключается его вина, но — безуспешно. Сильное волнение, охватившее Гринкевича, полностью подчинило его волю, и он, снова всхлипывая, твердил одно и то же: «Я виноват... Своими руками...»
Что-либо выяснить еще не представлялось возможным, и Арслан решил прекратить допрос.
— Что дальше? — обратился Туйчиев к Соснину, присутствовавшему на допросе.
— Дальше, как обычно, начнем сначала, — Николай встал, подошел к кондиционеру и повернул рычажок на «сильно». — Жара дьявольская, — он подставил лицо под холодные струи воздуха и без всякого перехода сказал: — Если хочешь знать мое мнение, то подделкой занимался сам Гринкевич.
— Вот как! Какой же из двоих?
— Отец, — твердо ответил Николай и, видя недоумение Арслана, добавил: — Сейчас объясню. Видишь ли, — после небольшой паузы продолжал Соснин, — я в свою очередь тоже интересовался ближайшим окружением Алексея и, разумеется, его семьей. Так вот, Гринкевич-старший — прекрасный художник и долгое время работал в штемпельно-гравировальной мастерской. Рассказывают, что лет пять тому назад он на спор нарисовал облигацию, да так здорово, что не сразу отличишь от подлинника. Объективности ради надо сказать, что, выиграв пари, он тут же в присутствии всей компании порвал на мельчайшие кусочки свое творение. Но здесь, на мой взгляд, примечателен сам факт его умения и, если хочешь, прежнее место работы. Добавь к этому поведение на допросе: самобичевание, чувство вины, растерянность. Думаю, совсем не случайно он все время твердил о своей вине.
— Но это могло относиться к приобретению машины, — перебил Арслан.
— Не скажи. Тут явно другой подтекст. К тому же ничего вразумительного он не мог сказать об этих правах, да и деньги, обнаруженные у Алексея...
— По-твоему, их дал отец? Зачем?
— Не знаю, но вспомни его реакцию на вопрос о деньгах. Короче говоря, считаю, нам следует активно приступить к разработке этой версии.
— Не могу с тобой согласиться, — Арслан прошелся по кабинету. — Это, если хочешь, противоестественно. Да и доказательств — никаких, больше эмоций. Я знаю: ты — мастак выдвигать самые безумные версии, но эта — вообще ни в какие ворота не лезет, эта — сверхбезумная.
— Значит, и сверхгениальная, — парировал Николай. — И вообще, почему ты считаешь, что она не имеет права на существование?
— Ладно, — сдался Арслан, — пусть существует, но я все равно ее не приемлю. Мне кажется, Гринкевич просто о чем-то умалчивает, а причины не ясны пока. Пока. Понимаешь? Будем искать пути раскрытия.
«Конечно, — подумал Арслан после ухода Соснина, — у Николая есть интуиция, которая позволяет ему делать очень точные и практически всегда оправдывающиеся предположения. Порой он и сам не мог объяснить, почему у него сложилось такое мнение, но в итоге оно оказывалось правильным. Так было не раз. Хотя сейчас он наверняка ошибается. Что ж, включим и его версию в общий план расследования. В конце концов доберемся до истины».
Внимательно изучив права, принесенные Сосниным, Арслан понял: они из такой же самой искомой серии. Отложив их в сторону, он посмотрел на Николая.
— Насколько я понял, ваш взгляд, товарищ майор, означает заинтересованность, — раскуривая сигарету, сказал Соснин, после чего, несколько раз пустив дым колечками, продолжал: — Вам, конечно, не терпится узнать, кто такой... — с этими словами он раскрыл права и прочел: — Галимов Ильдар Гайсович. Спешу, спешу удовлетворить ваше любопытство. Итак, упомянутый гражданин Галимов, управляя автомашиной ВАЗ 21011, госномер Е 38-08, сбил старушку Воинову Серафиму Карповну и сам же доставил ее в тяжелом состоянии в клиническую больницу № 4. В приемном отделении дежурный врач, как того требует инструкция, забрала у него права и позвонила в дежурную часть ГАИ, а медсестра записала номер автомашины. Галимову было предложено подождать приезда дежурного наряда, однако под предлогом, что выйдет на улицу покурить, он сел в машину и уехал. — Николай взял из пепельницы сигарету, несколько раз затянулся и продолжил: — Спустя полтора часа в дежурную часть ГАИ позвонила женщина, представившаяся Павлюченко Галиной Георгиевной — жена Галимова — и сделала заявление об угоне принадлежащей их семье автомашины ВАЗ 21011 госномер Е 38-08 ТН.
— Стало быть, наезд совершил не Галимов, а угонщик. Где же хозяин машины? Нам, как ты понимаешь, он сам нужен, — перебил Арслан.
— Прекрасно понимаю, но не торопись. Как это поется: «Все еще впереди». Так вот, машину задержали, но, — Николай сделал паузу, докурил сигарету, хитро ухмыльнулся и, подчеркивая каждое слово, произнес: — Он в отпуск уехал, хозяин-то...
— Куда? — быстро спросил Арслан.
— Увы! Жена не знает.
— То есть как это, жена не знает? — Он сделал ударение на слове «жена».
— Не знает, — вздохнул Соснин. — Но я же тебе сказал: все еще впереди. Так вот. Машину задержали вечером того же дня. Управлял ею некто Спиридонов, между прочим, весьма респектабельный мужчина. Как он возмущался! И, кстати, не без оснований. Как, говорил он, я могу быть угонщиком, когда это — моя собственная машина и потрясал техпаспортом, И что ты думаешь? — Николай хитро прищурился. — Сверили номер двигателя, шасси по техпаспорту. Машина действительно его.
