– Вась.

– Что?

– Я никак не собираюсь её решать. Ты не поняла – я не кризисный менеджер, не политик и не революционер. Я не решаю проблемы. Хотя бы потому, что быстрые решения не работают, а на те, которые работают, уходят годы. Я корректор. Я изымаю фокус коллапса, чтобы у людей появилось время. Это их мир, кому, как не им, разбираться? Может быть, их решение не будет оптимальным или не понравится нам, но это уже будет не наше дело. Наше – моё – дело – устранить космологический фактор, Спасительницу. Политические, экономические и социальные меня не касаются.

– А если они, например, решат убить всех черноглазых? Это всё равно не наше дело?

– Да. Люди постоянно убивают друг друга. Очень грустно, но это естественный ход вещей. Даже самый кровавый геноцид не вызывает коллапса среза, и после него остаются хотя бы те, кто его устроил.

– Мне это не нравится.

– Мультиверсум не должен кому-то нравиться. Он вообще никому ничего не должен. Я дам этому миру шанс. Может быть, они воспользуются им для плохого решения, может быть – для хорошего. Но если не предотвратить коллапс, решать будет некому. Бен прав – уже завтра может начаться эпидемия из-за того, что на улицах по пояс мусора, а водоочистные сооружения некому обслуживать. Или взорвётся реактор энергостанции, за пульт которого встанут недостаточно компетентные инженеры. Да что угодно может случиться. Но фокусом коллапса является один человек. Его надо забрать отсюда, потому что он погубит мир и погибнет сам.

– Я поняла тебя. Мне это по-прежнему очень не нравится, но я поняла.

– Работа корректора стала выглядеть менее романтично? – грустно улыбнулся Данька.

– Или я стала менее романтичной. Немножко.

– Я слышал, это называется «взрослеть».

***

– Как ты себя чувствуешь? – деловито спросил Даньку вернувшийся Бен.

– Мне получше. Немного тошнит, голова кружится.

– Идти сможешь? Если я принесу тебя на плече, эффект будет не тот. На тебя хотят посмотреть серьёзные люди с серьёзными интересами, хотелось бы избежать впечатления, что я тебя на помойке нашёл.

– Я справлюсь, – твёрдо сказал Данька.

Он встал, опираясь на стол, покачнулся, помотал головой, утвердился на ногах.

– Пошли!

«Серьёзных людей» оказалось двое. Они ждали Даньку в кабинете в административной части клуба. Пока шли по коридору, парень опирался на плечо Василисы, но перед дверью отпустил его, выпрямился и решительно шагнул внутрь.

Мужчина и женщина возраста «сильно за сорок». Он – хорошо и дорого одетый, в официальном костюме с жилеткой и галстуком. Седые волосы уложены в идеальную причёску, бородка клинышком. Она – в причудливом наряде со множеством украшений, волосы выкрашены клиньями разных цветов, как у подростка, растрёпаны и торчат в разные стороны. Яркий макияж с блёстками смотрится как сценический – как будто на него надо смотреть издали. Вблизи поражает чрезмерностью. На худой морщинистой шее множество амулетов, десятки разномастных браслетов на руках.

«Она похожа на глойти какого-нибудь табора, – подумала Василиса. – Только глаза не такие. Злые и трезвые».

– Итак, молодой человек, вы ищете встречи со Спасительницей, – сказал мужчина. – С чего вы взяли, что непременно должны её увидеть.

– Вот с чего, – Данька поднял на лоб очки.

– Хм… Выглядит интересно, – кивнул тот. – Амелия! Что скажете?

Женщина встала, подошла к Даньке и уставилась ему в глаза. Он встретил её взгляд спокойно, хотя Васька видела, что ему все ещё тяжело держаться на ногах.

Амелия сделала несколько странных жестов руками, браслеты звякнули. Обошла парня и сделала несколько не менее странных жестов у его затылка. Данька поморщился.

– Моя сила и моё видение показывают… – начала она, но Даниил её перебил:

– Нет у вас никакой силы и никакого видения. Вы просто машете руками.

– Да как он смеет! – женщина отскочила как ошпаренная. – Да я…

– Бен, вы не могли бы нас оставить? – сказал мужчина. – И девочку заберите.

– Я никуда не уйду, – сказала Василиса.

– Она никуда не уйдёт, – подтвердил Данька.

Бен вздохнул, посмотрел на ребят с сожалением, но всё же вышел в коридор и закрыл за собой дверь.

– Может, у него линзы! Или он операцию сделал! Да мало ли у кого могут быть глаза синие! – возмущалась женщина. – Я потомственная ведунья!

– Замолчи, Амелия, – бросил раздражённо мужчина.

Она замолкла и недовольно уселась на место, прожигая Даньку злым взглядом.

– Ну что же, – сказал мужчина, – допустим, ты действительно ей чем-то сродни. И что? Почему мы должны принимать тебя во внимание?

– Вы уже приняли меня во внимание, – уверенно ответил парень. – Ведь вы здесь. Вы не выглядите человеком, который может проигнорировать непонятную фигуру на доске. Вдруг это тайный ферзь?

– Откуда вы знаете, что я шахматист?

– Не в карты же вам играть.

– Умный мальчик.

– Он оскорбил меня, Роланд! – обиделась женщина. – Сказал, что я самозванка!

– Мы оба знаем, что он прав, Амелия.

– Но Спасительница признала меня…

– Я её попросил. Нужен человек, который вещает от её лица, потому что она ребёнок. Я попросил, она тебя публично благословила, теперь ты тоже почти Избранная Искупителем. Сойдёшь за знамя сопротивления, если что.

– То есть, ты тоже считаешь, что я мошенница? – в голосе женщины слышатся надрыв и слёзы, но глаза сухие, а взгляд жёсткий.

– Я знаю, что ты мошенница, – отмахнулся Роланд. – Мне плевать, я бизнесмен и работаю с тем, что есть. Главное, что остальные тебе верят.

– Итак, – обратился он к Даньке, – ты правильно понял, что я не могу тебя проигнорировать. Хотя бы потому, что тебя может не проигнорировать кто-нибудь другой, а нам совершенно ни к чему альтернативный центр силы.

Парень молча кивнул. Мужчина сделал паузу, видимо ожидая комментариев, но, не дождавшись, продолжил сам:

– Однако, раз ты такой умный мальчик, я хотел бы услышать твою версию: почему мне не следует устранить эту новую подозрительную фигуру на доске, пока она не сломала мне всю партию?

– Потому, что ваша позиция, которая вам сейчас кажется беспроигрышной, ведёт не к мату соперника, а к перевороту доски.

– С чего вы это взяли, юноша?

– Не имеет значения, какой вы гроссмейстер, если фигуры расставлены на столе рулетки.

– Красивый образ, – кивнул мужчина, – но этого мало для того, чтобы отказываться от игры. Слишком много в неё вложено.

– Я не предлагаю вам отказываться. Наоборот, я дам вам единственный шанс её продолжить.

– Утомительно разговаривать аллегориями, не находите? Может быть, перейдём к конкретике?

– Тогда я, с вашего разрешения присяду. У нас был тяжёлый день, – Данька сделал шаг к креслу, и Василисе пришлось поддержать его под локоть, чтобы он не упал. Парень почти рухнул в кресло, лицо его покрылось бисеринками пота, но голос остался твёрдым.

– Рискну предположить, что вы представитель бизнес-кругов, которым не нравится политика равнопредставленности, квотирование и прочие явления, негативно влияющие на рыночную ситуацию.

– Допустим. Продолжайте.

– Также предположу, что вас заботит не расовая справедливость, а изменение структуры рынка. Вытеснение старого, промышленного и сельскохозяйственного капитала, которым исторически владеют голубоглазые, в пользу бизнесменов из числа черноглазых, заработавших свои деньги на кино, музыке и спорте.

– У вас удивительно здравое видение для такого молодого человека. У них теперь много денег, но мы не допустим их к рычагам управления экономикой.

– И, не сумев вытеснить их экономически, вы обратились к политическим силам. Ведь политиков можно просто купить.

– Какой разумный юноша! Не ищете работу? У нас есть интересные вакансии с большими перспективами.

– Нет, спасибо. Думаю, что идея всеобщей забастовки также принадлежит не десятилетней девочке. Вы решили поднять ставки, верно?

– Время играет не в нашу пользу, – кивнул Роланд, – Сейчас новые нормы вызывают всеобщее возмущение, но дайте срок – и люди привыкнут. Люди ко всему привыкают.