Максим вздохнул. Участковый поморщился, затем вошел в комнату, потом достал простенький, но оснащенный камерой телефон… В общем, котенок получил исполнение мечты по полной и к тому же новый дом. Участковый — дополнительный заработок в виде выкладывания в сети «красавчика», а бабка Нюра — щелчок по самолюбию, способный (Максим сильно надеялся на это) привести ее в адекватное состояние хотя бы на пару-тройку месяцев.

Викинг вышел из комнаты родителей, когда незваные гости удалились. Кот лучился довольством и мечтательностью в оранжевых глазищах, вежливо распрощался и был таков. Максим очень надеялся, что направился он домой к хозяйке. Да и не нашел бы кастрированный домашний кот на улице ни занятий, ни приключений.

А вечером позвонила Катя…

***

— Мне сильно не нравится эта идея, Макс.

Фил сидел на столе и охаживал себя хвостом по бокам. У Максима не имелось ни сил, ни желания его сгонять, к тому же так они находились приблизительно на одном уровне: беседовать было удобнее.

— Какая именно? Встретиться с девушкой? — он фыркнул. — И да, я помню, о чем ты рассказал: способности проснулись, когда я повстречался со своим врагом и… не потерпел поражение. М…да.

Подумалось, на эту роль одинаково могли бы подойти и Катя, и Гуля. От обеих он ушел, словно тот самый сказочный колобок:

— И от дедушки, и от бабушки, и от Катьки, и от Гульки, и от Витьки да компашки… у-бе-жал.

Теперь громко фыркнул Фил.

— Однако это не означает, будто я намерен продолжать в этом же духе, — предупредил Максим.

Фил тяжело вздохнул.

— Вообще-то, так себе выигрыш, — заметил Максим. — С точки зрения любого половозрелого парня и, я полагаю, даже кота.

— У мироздания своя точка зрения, — проронил Фил.

— А то! Вот только в монахи я не хочу. И не собираюсь становиться затворником даже ради котиков, колеса перерождений, прочей хрени и всего мироздания!

— Но меня гораздо сильнее беспокоит то, что ты не осознаешь себя до сих пор, — словно не услышав, проговорил Фил нарочито спокойным тоном.

— А если осознаю?

— «Либо», а не «если», — поправил Фил: — Либо осознаешь, либо проиграешь.

— Либо-либо, — откликнулся Максим. — Слушай, Фил, а давай я исполню твое желание, пока не поздно. А то мало ли?..

Фил зашипел: глухо, по-змеиному. Максима словно студеной водой окатило, и ведь он понимал, что перед ним кот, а вовсе не змей.

— Вот когда вернешься, тогда и исполнишь, — вернув звукам осмысленность слов, сообщил Фил.

На том и порешили.

…Троллейбус угодил в колдобину. Закаленное оконное стекло, к которому Максим недальновидно прислонился, сильно дало ему по лбу, заставив проснуться. Некоторое время он задумчиво оглядывал салон, в котором кроме него ехала девчонка в розовых наушниках с треугольниками, закрепленными на ободке (должно быть, символизировали кошачьи уши), старикан с тростью и…

— Гуля! — Максим сам не ожидал, что настолько обрадуется.

…Кафе — это прекрасно. Кафе — это почти невинно да к тому же и безопасно. Разве кафе — место для битв вселенского масштаба, даже если на кону стоит кошачье счастье? Он рассчитывал снова разыграть уже однажды выигравшую комбинацию. Он ожидал Катю в обществе Гули, но в двери вошел совершенно другой человек.

Витя выглядел немного иначе, нежели в их последнюю встречу. Впрочем, Максим, вероятно, тоже изменился. Мозг бомбардировали сотни вопросов от «в чем же именно друг проиграл тогда, неужели в том, что пришлось вернуться одному?» до «интересно, какие у него могут быть способности?». И, кажется, Витя снова собрался подставить Катю, но это уже не имело ни малейшего значения.

Гуля переплела их пальцы. Раньше Максим непременно возмутился бы слишком красноречивому жесту, но сейчас было не до него. Вернее, стало. Поскольку исчезло невеликое подвальное помещение метров в тридцать, притух свет, растворились в темноте столики с сидящими за ними посетителями, их заменили черные стволы замершего леса и звезды, смотрящие отнюдь не с потолка.

Ухнула сова, предчувствуя приближение рассвета. Алые языки костра попытались облизать далекий небосклон, но лишь рассыпались искрами. Шаман затянулся дымом, выпустив изо рта пару сизых колец. Максим же именно Максимом сейчас не являлся, но все равно оставался собой.

— Я рад: твой приход в этот мир выпал на мой век, — шаман не говорил, как обычный человек, он лишь курил и пускал дым, но слова все равно звучали над миром, ничем не нарушая царящей в нем тишины. — Я хочу помочь тебе.

— Следи за своими желаниями, старик, — и ответ тоже не нарушил спокойствия ночи. Лишь вскрикнула потревоженная птица да за Уральским хребтом каркнул ворон.

Ворон — еще хуже, чем Лиса.

— Ворон тоже станет мешать, поскольку искренне полагает, будто душам нельзя помогать: свой путь каждый может и должен пройти самостоятельно. — Шаман не смотрел на небо, а потому не видел насколько ярко воссияли звезды, складываясь в два силуэта. И наплевать им на людскую фантазию и давно получившие имена созвездия, чуждые и этой культуре, и безвозвратно поменявшемуся человечеству.

Какое дело космическому духу, Звездному коту, до какой-то там якобы божественной семьи, члены которой вели себя омерзительнее самых отвратительных дряней человеческого рода? По сути, то же, что и Лисе с Вороном: знать не хотят и ведать не ведают. Всех этих зевсов, юпитеров, аресов, как и иных афродит — нет. Нет торов, одинов и фрей. Как нет и прочих божеств, завистливых настолько, что предпочли единолично доить паству, ни с кем не делясь поклонниками, объявляя злом всех, кто против такого положения вещей. Горе тем людям, кто в них верует, поскольку ничего хорошего от этого не будет, а вот крови прольется много. И, в зависимости от силы заблуждений, дольше на несколько оборотов Колеса задержатся души на этой планете и в не самом лучшем из миров.

— Я и не спорю с Вороном. Я лишь нахожу неправильность и скучность подобного подхода. Чудо всегда должно быть.

— Именно потому я и хочу помочь тебе.

Костер полыхнул снова. Над востоком уже алело, но в сердце места силы, скрытом деревьями все еще стояла ночь. Кроны укроют их от утра на несколько мгновений дольше, чем требуется для завершения разговора.

Туман по-прежнему висел низинами, и тишина все гуще… пока не хрустнули сухие ветки под легкими шагами.

— Я тоже помогу тебе! — выкрикнула…

Девочка трех, от силы четырех лет. Определить возраст сложно, как и рассмотреть в подробностях. Тишина потрескалась, раскололась, осыпалась к ее ногам миллиардами осколков. Нахмурился шаман, не готовый расстаться с внучкой так рано.

Не расстанется.

Если бы не тревожился столь сильно, сам увидел, но не отвечать же духу прямо. Хватит и простого:

— Обязательно, котенок.

***

Когда Максим пришел в себя, а произошло это быстро — между двумя взмахами ресниц — Вити в кафе уже не было. Исчез? Улетел?..

Кто ж разберет этих птиц?

А кто поймет лис? — правда этот вопрос пришлось приберечь минут на пять, когда вбежавшая в кафе Катя залепила ему громкую пощечину, с жаром глянула на присмиревшую Гулю и унеслась за дверь, цокая каблучками.

— Два — ноль, — прокомментировал Максим, проводив ее взглядом.

Гуля пожала плечами. Симпатичная. И почему он не замечал этого раньше? И вот подумалось: Максиму ничего не мешает снова напроситься на манты, а Звездному коту теперь можно вообще все. И заветное желание Фила он, оказывается, давно исполнил. Да и придется его теперь переименовывать, благо, быть созвучным с «клоуном из ящика» коту не нравилось, даже если предполагался философ, а не «нечто в перьях». Шаман — всяко лучше и отражает суть.

«Интересно, а она сама-то помнит о своей эскападе в трех-четырехлетнем возрасте?» — подумал Максим, заглянул в хитрые карие глаза и хмыкнул.

— А пойдем, я тебя кое-с-кем познакомлю, — предложил он и про себя добавил: «Котенок».