— Макс, остынь.

— Вить, ты можешь объяснить, что это такое было вА-ап-Ще…ик? — на Максима напала неконтролируемая икота, потому пришлось задержать дыхание и для пущего эффекта схватиться за нос. Вроде, помогло.

Витя отвечать не спешил, присосавшись к своей бутылке. «Балтика 9» — тот еще ерш, но, когда больше ничего нет, сойдет. Все равно чего-нибудь получше умыкнуть не успели.

Готовь Максим свой «побег» заранее, непременно рассчитал, чего из горячительных напитков хватать и уносить, но в том-то и дело, что покидать сабантуй так скоро не планировал. Он был настолько же взвинчен и возмущен, сколько и удивлен отвратительной сценой, устроенной Гулькой. Ее претензиями, высказанными во всеуслышание, тоже.

— Я всего раз! Один единственный, разбери его нелегкая, раз! Помог этой узбек-казачке тяжелые сумки до дверей общаги донести. Все! — продолжил высказывать Максим. — Или в ее Устьмухожорске подобное сродни предложению руки и сердца?!

Понятно, что орать на Витю, было не только бесполезно, но и некрасиво. Он ведь показал себя самым настоящим другом: споро оделся, не забыв снять в вешалки и куртку Максима, а то тот по майским заморозкам да ночью в одной рубашке околел бы, пока добрался до дому; прихватил с собой пакет, нагруженный этой несчастной «Балтикой»; теперь вот выслушивал.

— Не в Устьмухожорске, а в Дархинтуе, — поправил Витя.

— Еще лучше, — фыркнул Максим, для которого сейчас, да еще и под градусом, название звучало столь же забавно, сколь и неприлично. — Зато я теперь знаю, как, если что, ее послать: да пошла ты в Дархинтуй! А? Звучит?.. — и он тоже отхлебнул официально выпускаемого ерша, после чего гудение в висках сменилось приятным перезвоном.

— И ни к Казахстану, ни к Узбекистану, ни, тем более, к казакам этот населенный пункт отношения не имеет, — решил просветить его Витя.

— А к чему?

— Бурятия.

Максим со всей дури ударил себя ладонью по лбу. Хотел просто изобразить фейспалм, а шлепок вышел громкий и смачный. Пальцы наверняка отпечатались на коже.

— А ты-то откуда знаешь?

Витя пожал плечом и сознался:

— Сама рассказала. Мы ведь вместе лабораторку по спектральному анализу делаем, разговорились. И зря ты, нормальная девчонка.

— Ага, — покивал Максим. — Только дикая.

— А ты правда ей только чемодан до двери общаги донес?

— В том-то и дело! — ярость улеглась. Подумалось даже, что мог бы и не реагировать так бурно. — Самое ведь обидное: ничего между нами не было. Пару раз она в гости звала: мантами угощала. Они, кстати, у нее обалденные. Я с нею конспектами делился. Но на том и все. Поклянусь, чем хочешь.

— Да мне, вообще-то, ни к чему, — буркнул Витя.

Самое отвратительное, что и с Катькой Самсоновой, с которой Гуля застала Максима и подняла вой на всю общагу, у того тоже ничего не было. Но могло случиться! Поскольку просто так, сидя в большой компании, девушка парня на лестничную клетку курить не зовет, она во всеуслышание спрашивает: «А не хочет ли кто подышать свежим воздухом?» К тому же Максим не курил, и многие знали об этом. Значит, Катька хотела остаться наедине. Ее «Попался!», пророненное на общем балконе; то, как она шагнула и притиснула его к стене; малиновое дыхание на губах — могло означать лишь одно. И Максим этого «одного» в ту минуту хотел сильнее всего на свете! Но явилась Гуля: с работы, на которую устроилась в свободные от учебы часы. Никто не звал ее на вечеринку, мимо проходила и… не прошла.

Сцену ему закатила знатную. В духе латиноамериканских мыльных опер, некогда крученных-перекрученных по советскому, а потом и российскому телевидению, а потому напрочь отбивших мозги старшему поколению мамаш-бабушек. Ну а те, в свою очередь, видно, отбили мозги уже дочерям и внучкам. А может, в том богами забытом уголке, откуда приехала Гуля, эту дрянь крутили до сих пор. Либо у них действительно порядки такие: если он ей доброе слово, она ему пельмень в рот, то сразу объявляются если не мужем и женой, то женихом и невестой. Что-то там, в том оре, про шамана слышалось точно, но Максим не дослушал. Катька куда-то ушмыгнула, будто и не было ее. Гуля не собиралась утихать. А он, рявкнув «ДУРА!», растолкал, высыпавших на лестничную площадку ротозеев, быстро переобулся, схватил бутылку пива и сбежал на улицу. Витя уже после нагнал его с курткой.

— Будем! — Максим отсалютовал другу бутылкой, тот ответил похожим жестом.

Допили молча, впрочем, говорить расхотелось совсем.

Со стороны дороги, по которой время от времени кто-то да проходил, их защищала разросшаяся и уже почти зацветшая черемуха, от возможных взглядов водителей патрульных автомобилей — стена кустов. Удобное место: вроде и вблизи от цивилизации, а никто не обнаружит, если знать не будет, где искать. Само собой, предприимчивые студенты притащили сюда пару скамеек, умыкнутых от родной общаги.

— Я, кажется, студенческий забыл на вахте, — проверив внутренний карман, расстроился Максим.

— Держи, — Витя протянул ему корочку.

— Спасибо.

Все же сегодня Витя был идеальным другом.

«И с чего бы? Закон равновесия в действии? Не повезло на любовном фронте, подфартило с приятелем? — подумал Максим и мысленно махнул рукой. — Еще бы денег кто подкинул».

— Может, обратно пойдем? — предложил Витя.

— Ну нет… — помотал головой Максим. — Хватит с меня на сегодня.

Показалось, или во взгляде Вити промелькнуло удивление? Да и сами глаза как-то странно блеснули.

«Чего только не привидится в неверном свете», — подумал Максим и сказал: — Домой почапаю, благо, я один в квартире, родоки еще неделю назад свинтили на дачу и до осени не появятся, тьфу-тьфу-тьфу, как бы не сглазить.

— Везет, — позавидовал Витя, протянув руку. Максим ее с удовольствием пожал. — Я тогда вернусь. Время пока детское.

— Бывай!

…И все-таки смешивать горячительные напитки нельзя — Максим и так это знал, чай немаленький. Просто выбора у него не было, да и подобного эффекта не ожидал. Где это видано, чтобы нормального физически развитого парня двадцати одного года от роду, без особо вредных привычек, хронических заболеваний и прочих неприятных зараз и патологий начало штормить от пяти бокалов простенького, даже не крепленного винца (вечеринка только вступала в силу), запитых двумя бутылками пива (пусть и ершистой девяткой)?

— Жесть какая-то… — пробормотал Максим, по широкой дуге огибая мусорный бак и заворачивая в сторону своего дома.

Хорошо, ему не пришлось пользоваться общественным транспортом: непременно прицепилась бы какая-нибудь лярва с «молодой человек, да как вы смеете-можете-не постыдились мне на глаза показаться», а то и менты нарисовались. А вызволять его из обезьянника оказалось бы некому: родители на даче (и слава мирозданию!), о Гуле даже вспоминать не хотелось, а Витю — напрягать. Выцепить же кого-нибудь другого казалось невыполнимой задачей: приятели и приятельницы гуляли на вечеринке и, вполне возможно, находились уже в намного худшем состоянии.

А потом он услышал матперемат. Только не привычный, обычный и забористый. Таким никого, в общем-то, не удивишь: всем время от времени молотки по пальцам прилетают. А чуть ли не литературный. Речь лилась красиво, не притормаживая на междометиях и предлогах. Некто высоко-духовно поносил и грязный двор, и живущих в коробках с окнами двуногих, и весь этот несуразный век в целом. Произносимой слегка порыкивающим мягким баритоном руганью впору было заслушаться. Максим и заслушался.

Отличие мастера от дилетанта ведь сразу видно… кхм… то есть слышно. В арку, из которой доносился мат, свет фонарей не залетал, там темень стояла, хоть глаз выколи. В общем, отличить мастера от дилетанта легко: дилетант неумел и косноязычен, мастер философствует. Декорации и те не подкачали: латунным диском зависла где-то позади полная луна и десяток крупных звезд, пробившихся сквозь городское освещение. Слегка подрагивала в палисадниках листва; окна квартир на первом и втором этажах не мешали ночи вступать в свои права. Максим вдохнул пряно-сладкий аромат чего-то цветущего и шагнул под арку, словно прыгнул в омут.