Из другого кармана торговец извлек нож с коротким лезвием и начал соскребать коричневое покрытие. Потом он осторожно потянул за пробку, которая выскочила с громким хлопком. В воздухе разлился запах столь чистый, ясный и сияющий, что его, казалось, можно было увидеть. Это было так, словно в этой бутылке хранилась некая эссенция лета, запах которой распространился теперь в помещении, напоминая о зелени лугов, солнечном свете над полями и согревающем тепле винограда.
- Выпьем в честь Отца, - произнес Кимберон, когда купец поднес ему бокал.
- ...И в честь Матери, - продолжила домоправительница, когда золотистый напиток наполнил ее бокал.
- Во веки веков. Аминь, - завершил Кройхауф молитву, наполняя третий.
Они пили молча, и мир наполнял их сердца.
- Что это? - спросил Кимберон.
- Летнее вино, - объяснил купец. - С южных склонов в нижнем течении Эльдера. И больше никогда не говорите, что вино из Эльдерланда пить невозможно.
- Но тут, конечно, не один виноград? - рискнул предположить Кимберон.
- Добавлено еще несколько приятных травок, - определила госпожа Мета, - срезанных обязательно в полнолуние, когда они наделены большой силой.
- Этого я не знаю, - ответил Кройхауф, - но скажу вам, что, если б я имел только хотя бы одну большую бочку этого вина, какую торговлю я мог бы развернуть! Скажем, по шиллингу за пинту... или даже по два...
- Мне кажется, есть вещи, которые не продаются...
- Верно, верно, - вздохнул торговец, - и эта бутылка была так хорошо спрятана, что даже мародеры-больги ее не нашли. Зато теперь этот напиток должен на нас хорошо подействовать. - Он похлопал себя по толстому животу и сделал глоток.
- Марти, - обратился к нему Ким с тихим смешком, употребляя ненавистное торговцу уменьшительное имя, - у меня есть подозрение, что ты что-то от нас скрываешь.
Мартен Кройхауф поперхнулся и закашлялся.
- Но как ты... догадался? - тяжело дыша, спросил он, когда приступ кашля прошел.
- Ну, я не могу себе представить, что ты ходишь к избирателям только затем, чтобы осчастливливать их раритетами твоего винного погреба, высказал свое мнение Ким. - Насколько я тебя знаю, ты редко делаешь что-то, если не видишь в этом выгоды для себя. Итак, чем я обязан честью твоего визита? Говори прямо, не стесняйся!
Коммерсант слегка покраснел.
- Ну, - начал он неопределенно, - ты член Совета Эльдерланда, и я, возможно, вскоре тоже... и нам лучше... в память старых времен... сохранять добрососедские отношения... и... - Он повернулся: - Тут еще дело в письме.
- В письме? - Ким нахмурился. - Что еще за письмо?
- Ну... хм... не так давно, когда я был в Усть-Эльдере по поводу распределения продуктов питания, ты ведь знаешь, я, собственно, несколько озабочен тем, чтобы у всех была еда, - так вот тогда я подумал, что есть смысл нанести визит пастору. Кроме того, он ведь тоже член Совета и такой милый, скромный человек, умный и понятливый...
- Он не так хорошо о нем отзывался после первой встречи, господин Кимберон, - заметила госпожа Мета, которая отнюдь не простила торговца.
- Как так? - поднял брови Ким. - Я и не знал, что ты уже знаком с пастором.
Марту было явно неловко.
- Ах, я думал, что все это давно забыто.
Но домоправительница уже не могла сдержаться:
- Тогда отец Одильон был сапожником в Усть-Эльдере, и он поставил на место кума Кройхауфа, когда тот за кружкой пива в "Золотом плуге" плохо о вас отозвался, хотя и не знал вас совсем...
- Хватит! - сказал Ким с напускной строгостью, которая плохо ему далась, поскольку про себя он вовсю веселился, глядя, как изворачивается торговец. - Дайте куму Кройхауфу договорить. - Он потянулся за трубкой, в которой почти ничего не осталось, и выпустил дым. - И что же с этим визитом?
- Да то, что, когда мы с пастором... то есть с отцом Одильоном сидели за чашкой чая, пришел посыльный. И тогда я сказал, что мы с тобой хорошо знакомы, и предложил, что отвезу тебе это письмо сам.
Ким все еще ничего не понимал.
- Что еще за посыльный?
- Посланник императора. У него было одно письмо для пастора, другое для помещика Родериха и третье для хранителя Музея истории Эльдерланда, пояснил коммерсант.
- И где же это письмо?
- Да вот, оно у меня с собой. - Кройхауф принялся деловито возиться со своей курткой и последовательно вытащил из карманов на всеобщее обозрение следующие предметы: носовой платок с вышитой монограммой, золотые карманные часы, кошелек из оленьей кожи, стопку расписок, скрепленных серебряной скрепкой, и пятнистый кусок пергамента.
Ким не верил своим глазам.
- Что, это и есть послание императора?
- Да вы только посмотрите! - удивилась госпожа Мета. - На нем императорская печать!
Торжествующие нотки в ее голосе объяснялись радостью по поводу того, что завтра она расскажет обо всем этом на рынке.
Ким нерешительно крутил письмо в руках. На обратной стороне его тонким, каллиграфическим почерком было выведено: Ad Kimberonum Vitum B.A. Custodem [Кимберону Вайту, бакалавру искусств, хранителю (лат.)].
У Кима слезы выступили на глазах. Он вспомнил о другом письме, которое несколько месяцев назад держал в руках, тогда, в Гурике-на-Холмах, - о последнем послании магистра Адриона Лерха. Его любимого друга и наставника тогда уже не было в живых.
И внезапно Кима охватило то же чувство, что и в тот решающий час, когда они с Фабианом взяли судьбу фольков в свои руки и стали готовить их к последней решающей битве. Казалось, что остановившееся было колесо времени теперь снова набирает ход. История идет дальше, подумал он. Путь еще не закончен. Выступление в новый поход, новый день, шаг в неизвестное будущее.
Он перевернул письмо и невольно вспомнил печать магистра Адриона: жаворонок с пером в клюве. Здесь птица была более благородного происхождения - орел с распростертыми крыльями. Надпись, окружавшая его, содержала императорский титул: Fabians V Alexis Imp.R. [Фабиан V Алексис, император (лат.)]
У Кима возникло ужасное подозрение.
- Как давно у тебя это письмо?
- Н-ну... - Март Кройхауф втянул голову в плечи. - Когда я вернулся в Альдсвик, было так много работы дома и всяких дел... Я должен был заботиться обо всем и обо всех...
